ненавижу! 
Из круга
 Этих пошлых понятий, неумных жестоких обид
 Мне, похоже, не вырваться, мне влепили клеймо
 иноверца.
 Этот желтый торшер в твоей спальне
 Моей кожей оббит.
 От обид не сберег оберег обожженного сердца.
  …Говорил мне мой друг – неприкаянный циник и фат:
 – Ты – романтик, ты кончай это грязное дело,
 И прими за понятный и значащий факт,
 Что любая проблема упирается в бренное тело.
 Ну, а ты упираешься…
 Плюнь, позабудь, разотри,
 Забеги в дом свиданий, найди поскорее замену!
   Я не против. Он – прав.
 Но что-то сломалось внутри.
   Как актер, позабывший внезапно дорогу на сцену,
 Позабывший слова, проваливший паршивую роль,
 Нахожусь, между Сциллой застряв и Харибдой,
 Я давно уже – голый, гонимый король,
 Чья, увы, венценосная харя не дружит с харизмой.
   От судьбы не уйдешь, на тебя надвигается ночь,
 Фонари закачались,
 Как пьяные злые подростки.
 Ненавижу тебя!
 Будь ты проклята, беглая, прочь!
 Как в шекспировой драме, ты рухнешь, крича, на
 подмостки.
   И тогда инвалид, недовесок, моральный урод,
 Обернусь я на крик —
 Так, что боль искорежит мне шею,
 Немота перекроет воспаленный запекшийся рот,
 И сказать о любви я уже не смогу. Не сумею.
    2
    Я сам себе судья и сам себе палач,
 Я сам себя распял на древе этой жизни.
 Ликуйте, господа! Ведь мне не нужен плач,
 Смотрите на меня без всякой укоризны.
   Умельцы-силачи, глотайте калачи
 И плюйте мне в лицо остатками обеда…
 Я сам себе палач.
 Вы – тоже палачи,
 Пусть будет общей пиррова победа!
   Я – ваш, друзья!
 От первого гвоздя
 И до последнего.
 Я сам – исчадье ада.
 Что кровь? – Вода! Испейте, уходя
 Не знавшие ни мора и ни глада.
   Испейте, сытые, умелые в любви,
 Погрязшие в морали, как в болоте…
 Скорей, скорей сюда
 Скорей, к моей крови,
 К дымящейся, развороченной плоти,
   Сюда, скорей, из глубины зеркал,
 Вы – приживалки, шлюхи и альфонсы!
   …Как страшно свет
 В пустых глазах мерцал,
 Как яростно и зло палило солнце,
 Когда ко мне,
 Сквозь оголтелый люд,
 Шла женщина, печали не скрывая,
 Чтобы сказать мне тихо: «Не люблю…»
 Любимая, хорошая, родная!
   Я сам себе палач
 И сам себе судья
 Я сам себе истец, и сам себе ответчик
 Известен приговор.
 Два слова – «Не судьба!».
 И ты – не человек, а просто… человечек…
     Сон обрывается…
   Снится мне: я свеж и молод…
 Я. Полонский
    …Ты говоришь:
 „Послушай, милый, зай,
 Я так люблю тебя, но нам не суждено…“
 …Сон обрывается.
 Прошу: не исчезай,
 Поговори со мной, возлюбленная…
 Но
   Сон обрывается,
 За ним – глухой обрыв,
 Паучья глухота,
 Тревожный полумрак.
 Я вижу сам себя:
 И, голову обрив,
 Я в трауре сижу.
 Ползучий, словно рак,
   Откуда ни возьмись,
 Вползает в сердце смрад,
 Касается своей уверенной клешнёй…
 Сон обрывается.
 Я сам себе не рад.
 Любимая, ты где?
 Поговори со мной.
   Звонят колокола:
 Их погребальный звон
 Игрушкой на ветвях серебряной висит.
 Сон обрывается.
 Любовь уходит вон:
 Ее – да и тебя —
 Ничто не воскресит…
     Она говорит…
    – Такая, – говорит, – ваша нация…
 Поворачивается и уходит.
 А мне кажется, что это – галлюцинация,
 И время обиды уходит,
   Как соль в воде стремглав растворяется,
 Себя растворив без остатка.
 А она кричит, негодует, разоряется —
 Неженка, ведьма, касатка.
   – А я, – говорит, – тебя ненавижу,
 И чувство наше давно стало золой.
 Вдруг я вздрагиваю, как от удара, и вижу
 Взгляд ненавидящий, дикий, злой.
   А что потом, не помню, не ведаю,
 И лечу, как будто в пропасть, с обрыва,
 И сам себе, словно пророк, проповедую
 О жизни на линии обрыва…
     За твою малиновую ласку
   Я скажу «села» начальнику евреев
 За его малиновую ласку…
 О. Мандельштам, „Канцона“
    …Мне твоя малиновая ласка,
 Словно меч, приставленный к гортани,
 Словно мяч, привидевшийся Тане
 В страшном сне: там катится коляска
   Вместе с Таней, падающей в воду,
 С мячиком, который в речке тонет,
 С птицей, что на мокрой ветке стонет,
 С волком, проклинающим погоду —
   Мячик, Таня, речка, звери, птицы —
 В пестрой круговерти всё смешалось,
 Сна разбушевавшаяся шалость,
 В чьих руках мелькающие спицы? —
   Три старухи – сморщенные парки, —
 Вяжут всевозможные узоры
 И роняют сумрачные взоры,
 Словно листья в нашем старом парке,
   Где затеяли шальную пляску
 Заросли ликующих акаций…
 …И воздвигли арку прокураций
 За твою малиновую ласку…
     Ты
   …Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман…
 Н. Гумилев
    Я в твою судьбу вошел, как случайный гость:
 Побывал, погостил и ушел, исчез в никуда.
 Ничего не осталось во мне. Даже злость
 Испарилась внезапно, как в пустыне горячей – вода.
   То ли я оказался не тот, то ли – ты,
 То ли мы оказались чужими в странной игре,
 Где один шаг до зияющей пустоты;
 Вот такая игра, где любовь – это радость и грех.