что именно Мамедов — инициатор назревающей потасовки. И в подтверждение его мыслей Измаил оттолкнул напирающего на соперника Бубликова и ткнул слегка Сашу в плечо.
— Я тебе уже, по-моему, говорил, чтоб ты не околачивался возле Ромалы, — прошипел он, надвигаясь, — а ты так и не понял.
Саша не опускал глаз. Он всё никак не мог взять в толк, почему тот так прицепился к его Ромале? Он сам однажды был свидетелем девчоночьей драки из-за смазливого ингуша. Сам Мамедов спокойно наблюдал, как Анька с Маринкой таскали друг дружку за косы. Потом, поаплодировав победившей, но весьма потрепанной Ане, развернулся и ушел.
На цыганочку он просто смотрел исподтишка и, если девочка ловила его взгляд, тут же отворачивался. Саша сам это видел. Конечно, Ромале он ничего не сказал ни про это, ни про то, что Мамедов уже вылавливал, как он говорил, «воздыхателя» и предлагал выбрать иной маршрут, который бы пролегал в километре от дома Малы.
— Я тебя предупреждал? — спросил Измаил Александра.
Тот подумал, что Мамедов специально распаляет себя разговором, и ухмыльнулся. И тогда ингуш ударил. Кулак метил в нос, но Саша успел увернуться, и жесткий удар пришелся в скулу. У него потемнело в глазах, паренек на пару секунд потерял ориентацию, и этого вполне хватило Измаилу, чтобы сбить соперника с ног. На земле сознание прояснилось, и мальчик начал отбиваться, но теперь наседали с трех сторон, не давая подняться.
Помощь пришла неожиданно. В угаре драки нападавшие не заметили подбежавшей к ним Ромалы. Увидев, что трое избивают ее друга, девочка не растерялась и обрушила на голову Измаила сумку со сменой обувью — к слову сказать, там были еще две книги, которые она выпросила в библиотеке. Тот, не ожидавший такого, схватился за голову и плюхнулся на землю. Его друзья растерялись на мгновенье, и этого вполне хватило Саше, чтоб подняться на ноги да двинуть, как следует, одному и второму. Тут драку заметили.
— Это еще что такое? — закричали из окна второго этажа.
— Валим! — заорал Бубликов и побежал, за ним бросился Рагозин.
Измаил посмотрел на Ромалу, потом на Сашу:
— Мы еще поговорим, — буркнул он и поспешил вслед за товарищами.
Саша схватил цыганочку за руку. Другой подхватил ее спасительную сумку, и они рванули от здания школы. Девочка успела заметь бегущих к месту драки учителей.
— Мы-то почему убегаем? — запротестовала она. — Те первые начали!
— Вот именно, начнут разбираться, что да почему? На фиг нужно! — проговорил мальчик, придерживая доску в заборе, чтоб Ромала смогла пролезть. Подруга ничего не сказала в ответ.
Они выскочили на улицу, и девочка остановилась.
— Надо колонку найти, — тихо сказала она, — тебе умыться нужно.
Поплутав по дворам, они нашли искомое. Платка ни у нее, ни у Саши не оказалось. И тогда Ромала безо всякого сожаления оторвала от своего накрахмаленного, еще утром такого белоснежного фартука оборку, намочила и стала прикладывать к припухшему лицу паренька. Тот смотрел на нее правым глазом — левый заплывал. Да уж, Измаил всю силу и злость вложил в удар, что там говорить! Саша молча терпел. Краем сознания он понимал, что Ромала не плачет и не показывает страха, пока занята делом. Стоит ей лишь сесть, как нахлынет осознание действительности и вот тогда ему придется ее долго успокаивать. Он и сейчас прекрасно видел, как дрожат маленькие ручки и побелели губы. И испугалась она, наверняка, сильно. За него испугалась. Да и он сам хорош — такой удар пропустить! Тоже мне защитник! А еще медведей да волков ждал, рыцарства какого-то хотел! Вон, какая она белая, просто как фартук до всей этой потасовки. Банты развязались, один она даже где-то потеряла, от этого выглядела нелепо. Оборванный край фартука щетинился белыми нитками. Туфли в грязи, и на левой ноге порвался нейлоновый чулок. В огромной дыре жалобно проглядывала оцарапанная коленка.
И вдруг Саше стало так стыдно, как не было даже тогда, когда его поймали в соседском огороде, где он воровал яблоки. Мать тогда плакала и говорила, неужто ему своих антоновок мало? А он стоял рядом, пылая малиновыми ушами — причем одно оттопыривалось сильней: именно за него приволок воришку домой Михаил Степанович, ветеран войны, хозяин тех самых украденных яблок. В тот день мальчик решил, что это худший день из прожитых в жизни…
И теперь вдруг такая злость на себя нахлынула на парня, что словами не передать. Он поднялся с лавки, которую здесь поставили сердобольные люди для бабушек. Ромала глянула на Сашу снизу-вверх.
— Прости меня, — сказал глухо мальчик, — это не ты, а я должен был тебя защищать.
Цыганочка смотрела в голубые, как небо, глаза друга. Губы у нее дрогнули, а из глаз часто-часто закапали слезы. Она ткнулась мокрым носом в плечо мальчика и беззвучно плакала, а Саша гладил по спине, успокаивал.
В тот день они разыграли целый спектакль, чтоб не попасться на глаза родным в таком экзотическом, как выразилась Ромала, виде. Саша залез в свою комнату через окно, быстро переоделся и вышел обратно через дверь, негодуя, как так мама не заметила, что он уже два часа как вернулся. Из дома он захватил темные очки отца, тот забыл их, когда приезжал в последний раз. Потом пареньку пришлось отвлекать Полину Яковлевну, пока Ромала кралась с задней калитки. И ведь нашел тему для разговора — что бы такое подарить Ромале на день рождения. И стоило ли говорить об этом в мае, когда до этого события нужно ждать десять месяцев! Как бы там ни было, Полина Яковлевна простояла у калитки нужных десять минут, пока из дома не выскочила переодетая и причесанная девочка.
Уже поздно вечером бабушка спросит внучку, зачем Саша нацепил солнцезащитные очки. На что та беззаботно ответит:
— Да просто попонтоваться захотелось. Думаю, через пару дней это желание у него пропадет.
И никто — ни мать, ни Полина Яковлевна — не узнает правды о случившемся в тот злополучный день.
А через четыре дня Ромала с бабушкой уехали в Сочи. Девочка обещала привезти другу ракушек и горсть песка с побережья. Саша вздыхал и лишь кивал в ответ. Но когда цыганочка вернулась в город, тетя Галя сказала, что Сашу с его сестрой Леной забрала двоюродная бабушка, которая жила в Одессе, и что они вернутся лишь в конце августа. Потекли дни ожидания. И хоть сама
