– О чем думаешь? – спросил я.
– Об Энлиле, – сказала Гера. – Вернее, о том, как он живет. Хамлет над пропастью. Пафосно, конечно. Но все равно очень стильно. Это мало кто может себе позволить.
– Да, – сказал я, – и висишь не на жерди, а на кольце. Есть в этом что-то философическое…
К счастью, Гера не спросила меня о том, что в этом философического – я мог бы затрудниться с ответом. Она засмеялась – видимо, решила, что я пошутил.
Я вспомнил, что фотография Геры показалась мне похожей на картинку пользователя из «Живого Журнала». Может быть, я там ее и видел, и у нее есть свой аккаунт? У меня такой был – и даже имелось около полусотни френдов (с которыми я, естественно, не делился всеми подробностями своей жизни). Это была хорошая тема для разговора.
– Скажи, Гера, а я не мог видеть тебя на юзерпике в «Живом Журнале».
– Не мог, – сказала она. – Жопной жужжалки у меня нет.
Такого выражения я не слышал.
– А чего так строго?
– Это не строго, – сказала она. – Это трезво. Иегова ведь объяснял, почему люди заводят себе интернет-блоги.
– Я не помню такого, – ответил я. – А почему?
– Человеческий ум сегодня подвергается трем главным воздействиям. Это гламур, дискурс и так называемые новости. Когда человека долго кормят рекламой, экспертизой и событиями дня, у него возникает желание самому побыть брендом, экспертом и новостью. Вот для этого и существуют отхожие места духа, то есть интернет-блоги. Ведение блога – защитный рефлекс изувеченной психики, которую бесконечно рвет гламуром и дискурсом. Смеяться над этим нельзя. Но вампиру ползать по этой канализации унизительно.
– Это ты мне за «чмоки» под письмом? – спросил я. – Какая ты злопамятная…
– Нет, – сказала она, – что ты. Твое письмо мне понравилось. Особенно «иниф». Я тоже люблю делать такие открытия. Например, если напечатать на русской клавиатуре «self», получится «ыуда».
И она опять засмеялась. Я не понял, то ли она привела этот пример просто так, то ли это был намек на мое якобы гипертрофированное эго.
У нее была интересная манера смеяться: громко, но коротко, словно веселье прорывалось из нее наружу только на секунду, и клапан сразу закрывался – она, можно сказать, чихала смехом. А когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись продолговатые ямочки. Даже не просто ямочки, а две канавки.
– Вообще-то, – сообщил я, – я в свой жэжэ почти ничего не пишу. Просто я не читаю газет и не смотрю телевизор. Я там узнаю новости. В жэжэ всегда можно выяснить, что думают профессионалы – у любого эксперта сейчас есть свой блог.
– Читать вместо газет блоги экспертов, – ответила Гера, – это все равно что не есть мяса, а вместо него питаться экскрементами мясников.
Я откашлялся.
– Интересно, где ты этого набралась?
– Я не набралась. Я сама так думаю.
– В «Живом Журнале», – сказал я, – после такой фразы полагалось бы поставить смайлик.
– А смайлик – это визуальный дезодорант. Его обычно ставят, когда юзеру кажется, что от него плохо пахнет. И он хочет гарантированно пахнуть хорошо.
Мне вдруг захотелось отойти в сторону и проверить, не пахнет ли от меня потом. До конца бульвара мы дошли в тишине.
За это время я успел разозлиться. Но достойного ответа не приходило в голову. Вдохновение посетило меня, когда я поглядел на памятник Тимирязеву.
– Да, – сказал я, – с дискурсом у тебя порядок. Но вот с гламуром… Или это я отстал? Сейчас что, такая мода – одеваться под Тома Сойера?
– Что значит – под Тома Сойера?
Я посмотрел на ее стираную черную футболку. Потом на ее темные штаны – когда-то они тоже, видимо, были черными. Потом на ее кроссовки.
– Так, как будто собираешься красить забор.
Это, конечно, был удар ниже пояса – девушкам такого не говорят. Во всяком случае, я искренне надеялся, что это удар ниже пояса.
– Ты считаешь, я плохо одета? – спросила она.
– Ну почему плохо. Рабочая одежда – это нормально. Тебе даже идет. Просто в современной городской стилистике…
– Подожди-ка, – сказала она, – ты действительно думаешь, что это на мне рабочая одежда? А не на тебе?
Мой пиджак был разорван и в нескольких местах испачкан сажей, но и в таком виде я был уверен в безупречности своего наряда. Вся комбинация – пиджак, брюки, рубашка и туфли – была куплена мной в «LovemarX». Я полностью позаимствовал ее с манекена, выставленного в торговом зале – кроме носков, которые купил отдельно. Приобретая готовые комплекты с манекенов, я научился маскировать свою гламурную несостоятельность. Метод работал: Бальдр лично одобрил этот наряд, сказав, что я одет как гренландский пидор во время течки.
– Скажем так, – ответил я, – для работы в огороде я бы оделся по-другому. Одежда – это все-таки ритуал, а ритуалы надо уважать. Это демонстрация статуса. Каждый должен одеваться в соответствии со своим положением в обществе. Таков социальный кодекс. Мне кажется, вампир – это очень высокий статус. Не просто очень высокий, а самый высокий. И наша одежда должна ему соответствовать.
– А как одежда отражает социальный статус?
Пора было показать, что я тоже владею дискурсом.
– Вообще-то во все эпохи действует один и тот же простой принцип, – сказал я, – который называется «industrial exemption». Одежда демонстрирует, что человек освобожден от тяжелого физического труда. Например, длинные рукава, спадающие ниже пальцев. Типа «Lady Greensleeves» – знаешь песню?
Она кивнула.
– Понятно, – продолжал я, – что дама, которая носит такую одежду, не будет мыть кастрюли или кормить свиней. Сюда же относятся кружева, которые окружают кисти рук, нежнейшая обувь на каблуке или с загнутым носом, различные подчеркнуто нефункциональные детали костюма – панталоны буфф, гульфики, всякие излишества. Ну а сегодня это просто, э-э-э… дорогая одежда, подобранная со вкусом. Такая, по которой видно, что человек не занимается окраской заборов.
– С теорией правильно, – сказала Гера. – Ошибка с практикой. Твоя офисная униформа вовсе не показывает, что ты освобожден от унизительного труда по окраске заборов. Наоборот. Она сообщает окружающим, что в десять утра ты должен прибыть в контору, представить себе ведро краски и до семи вечера красить воображаемый забор внутри своей головы. С коротким перерывом на обед. И твой старший менеджер должен быть доволен ходом работы, о котором он будет судить по выражению оптимизма на твоем лице и румянцу на щеках…
– Почему обязательно… – начал я.
– Какой ужас! – перебила она. – И это говорит вампир? Рама, ты одет как клерк перед интервью с нанимателем. У тебя такой вид, словно в твоем внутреннем кармане лежит сложенный вчетверо листок с краткой автобиографией и ты не решаешься взять его в руки, чтобы перечитать, потому что твои ладони потеют от ответственности, и ты боишься, что буквы расплывутся. И ты делаешь замечания мне? Да еще в день, когда я ради торжественного случая специально надела нашу национальную одежду?
– Какую национальную одежду? – спросил я оторопело.
– Национальная одежда вампиров – черный цвет. А стиль «industrial exemption» в двадцать первом веке – это когда тебя не волнует, что о твоем пиджаке подумает капитан галеры, где ты прикован к веслу. Все остальное – это рабочая одежда. Даже если ты носишь «Ролекс». Кстати сказать, особенно если ты носишь «Ролекс».
У меня на руке действительно был «Ролекс» – неброский, но настоящий. Он вдруг показался мне невыносимо тяжелым, и я втянул кисть в рукав. Я чувствовал себя так, словно меня спустили в бочке по Ниагарскому водопаду.
Мы перешли Новый Арбат. Гера остановилась перед витриной, внимательно себя оглядела, вынула из кармана патрончик с ярко-алой помадой и подвела ей губы. После этой процедуры она стала напоминать девушку-вампира из комиксов.
– Красиво, – сказал я заискивающе.
– Спасибо.
Она спрятала помаду в карман.
– Скажи, а ты веришь, что вампиры вывели человека? – спросил я.
Она пожала плечами.
– А почему нет. Ведь люди вывели свинью. И корову.
– Но это разные вещи, – сказал я. – Люди ведь не просто скот. Они создали потрясающую культуру и цивилизацию. Мне трудно поверить, что все это появилось только для того, чтобы вампиры могли без проблем обеспечивать себя пищей. Посмотри по сторонам…
Гера отреагировала буквально. Остановившись, она с комичным вниманием оглядела все вокруг: кусок Нового Арбата, кинотеатр Художественного фильма, Министерство обороны и станцию метро «Арбатская», похожую на степной монгольский мавзолей.
– Посмотри сам, – сказала она и указала на рекламный щит впереди. На щите была реклама унитаза – огромные цифры «9999 рублей», и подпись: «Эльдорадо – территория низких цен».
– Я бы им предложил такой слоган: «Золото Фрейда», – сказал я. – Нет, лучше боевик такой снять…
Унитаз вдруг пришел в движение и распался на вертикальные полосы. Я понял, что щит состоит из треугольных планок. Когда они повернулись, появилась другая реклама – телефонного тарифа. Она была выдержана в жизнерадостных желтых и синих красках: «$10 не лишние! Подключись и получи 10 долларов!» Прошла еще пара секунд, планки снова развернулись, и появилось последнее изображение – строгая черная надпись на белом фоне: