У ТЕЛЕФОНА-АВТОМАТА
Возле гагринского пыльного сквера,возле гипсового старца-пионера,в автомате: «Приезжай, ты слышишь, Вера?»телефон целуя — странная манера! —этот пьяный гражданин кричал, хрипя.
Брел я ночью и шептал у поворота,заглядевшись на рубины самолета:«Пусть ко мне приедет вера во что-то,пусть ко мне приедет вера в кого-то,пусть ко мне приедет вера в себя».
Октябрь 1972 Гагра
О, ТОЛЬКО БЫ НЕ ПРИВЫКНУТЬ
О, только бы не привыкнутьк Господнему чуду глази в тысячный раз приникнутьк губам, словно в первый раз!
Привычка со скукой на морде,со спичкою в дуплах зубов,как пресное море — не море,привычка — уже не любовь.
Пусть лучше не вместе, а порознь,но только не задави,привычки товарный поезд,живого ребенка любви!
Октябрь 1972 Гагра
«Жизнь, ты бьешь меня под вздох…»
Жизнь, ты бьешь меня под вздох,а не уложить.Я до девяноста трехсобираюсь жить.
Через сорок три годка —потерпи, казак! —вряд ли станет жизнь сладка,но кисла не так.
Будет сорок семь тебе,мой наследник Петр,ну а батька в сединевсе же будет бодр.
Будет он врагов бесить,будет пить до днаи на девочек коситьглазом скакуна.
Будет много кой-чегочерез столько лет.Результатец — кто кого —будет не секрет.
Встретят улицы и рюобщую зарю.Я в Мытищах закурю,в Чили докурю.
Телевизор понесутпод колоколана всемирный Страшный судза его дела.
Уничтожат люди рак,бомбу, телефон.Правда, выживет дурак,но не так силен.
Зажужжат шкивы, ремни.Полный оборот —и машина времениПушкина вернет.
1972
«Бессердечность к себе — это тоже увечность…»
Бессердечность к себе —это тоже увечность.Не пора ли тебе отдохнуть?Прояви наконец сам к себе человечность —сам с собою побудь.Успокойся. В хорошие книжки заройся.Не стремись никому ничего доказать.А того, что тебя позабудут, не бойся.Все немедля сказать — как себя наказать.Успокойся на том, чтобы мудрая тень Карадага,пережившая столькие времена,твои долгие ночи с тобой короталаи Волошина мягкую тень привела.Если рваться куда-то всю жизнь, можно стать полоумным.Ты позволь тишине провести не спеша по твоим волосам.Пусть предстанут в простом освещении лунномреволюции, войны, искусство, ты сам.И прекрасна усталость, похожая на умиранье, —потому что от подлинной смерти она далека,и прекрасно пустое бумагомаранье —потому что еще не застыла навеки рука.Горе тоже прекрасно, когда не последнее горе,и прекрасно, что ты не для пошлого счастья рожден,и прекрасно какое-то полусоленое море,разбавленное дождем…Есть в желаньях опасность смертельного пережеланья.Хорошо ничего не желать, хоть на время спешить отложив.И тоска хороша — это все-таки переживанье.Одиночество — чудо. Оно означает — ты жив.
1972 Коктебель
«Я не играю в демократа…»
Я не играю в демократа,когда от Родины вдаливсей шкурой чувствую как браталюбого нищего земли.
Я не играю в гуманиста,когда у драного плетняпод переборы гармонистакрестьянской песней ранен я.
Я не играю в либерала,когда хочу, чтобы сперважизнь у людей не отбиралаих небольшие, но права.
Я не играю в патриота,когда под волчье улюлюхриплю в тайге в тисках болота:«Россия, я тебя люблю».
Я не играю в гражданиназемного шара, если мнетак жаль тебя, парижский рынок,с Арбатом старым наравне.
И ни в кого я не играю,ни у кого не в кабале,или в избе, или в вигваме,на сцене или в кабаке.
Ни тем, ни этим не в угодуя каждый день бросаюсь в бойи умираю за свободу —свободу быть самим собой.
1972
«Непредставима жизнь без Пушкина…»
Непредставима жизнь без Пушкина.Она без Пушкина — вдова.Пока душа не обездушенаи Пушкин в ней — душа жива.
Что толку просто быть писателем?Он, скипетр перышка держа,был той державы основателем,чье имя — русская душа.
Не станьте роботами лживости,чтоб не исчезнули совсемчерты его мятежной живости, —пииты века ЭВМ.
Над всеми Павками Корчагинымии космонавтами париттот профиль с чудными курчавинкамии столько сердцу говорит.
Когда, устав от пошломордияи опостылевшей брехни,ты мертвый сам и пишешь мертвое,вздохни и Пушкина вдохни.
И звуки вновь нахлынут лирные…К тебе, сегодняшний пиит,с живой водою нехлорированной —с кувшином охтенка спешит…
Февраль 1973
«Бессодержательность — это трусость…»
Бессодержательность — это трусостьспину под грузом эпохи гнуть.Предпочитаю неловкость, грузность,но нагруженность хоть чем-нибудь.
Бессодержательность — это сытость.Стыдно подслащивать чью-то боль.Сахар на раны кричащие сыпать,может быть, даже больнее, чем соль.
Март 1973
СТАРЫЙ ДРУГ
В. Аксенову
Мне снится старый друг, который стал врагом,но снится не врагом, а тем же самым другом.Со мною нет его, но он теперь кругом,и голова идет от сновидений кругом.Мне снится старый друг, крик-исповедь у стенна лестнице такой, где черт сломает ногу,и ненависть его, но не ко мне, а к тем,кто были нам враги и будут, слава Богу.Мне снится старый друг, как первая любовь,которая вовек уже невозвратима.Мы ставили на риск, мы ставили на бой,и мы теперь враги — два бывших побратима.Мне снится старый друг, как снится плеск знаменсолдатам, что войну закончили убого.Я без него — не я, он без меня — не он,и если мы враги, уже не та эпоха.Мне снится старый друг. Он, как и я, дурак.Кто прав, кто виноват, я выяснять не стану.Что новые друзья? Уж лучше новый враг.Враг может новым быть, а друг — он только старый.
1973
СНЕГ В ТОКИО
