чтобы повышалась наша трудовая и в особенности промышленная инициатива, и без развития, усовершенствования и расширения нашей промышленности мы обойтись не можем, для этого не нужно смотреть на капитал и на его организацию как на врага, нужно, наоборот, смотреть на него как на то необходимое, неизбежное, единственное условие, которое вместе с природными богатствами и трудолюбием населения поможет развиваться нашей производительности».
Не следует, конечно, заключать из этих слов, что я был врагом казенного хозяйства. Я считал лишь, что государство не должно быть монополистом и что рядом с ведением казенного хозяйства, в некоторых специальных областях должна быть всячески поощряема частная инициатива. Политику эту я, между прочим, энергично и последовательно проводил в области железнодорожного хозяйства.
«Не казенное хозяйство дурно, потому что оно казенное, — говорил я в Государственной думе в общих прениях по бюджету на 1909 год, — и казенное хозяйство при известных условиях и известном сочетании условий может быть хозяйством хорошим. Казенное хозяйство во многих отношениях зависит от частного хозяйства, и казна, как хозяин и распорядитель, действует через тех же людей, и в ее распоряжении тот же народ, те же элементы, которые трудятся и на ниве свободного народного труда. Поэтому нужно желать, чтобы народное хозяйство упорядочивалось параллельно с упорядочением казенного хозяйства».
Моей постоянной заботой было, следовательно, избегать повышения налоговой тяжести населения и покрывать рост государственных расходов во время войны и внутренней смуты кредитными операциями, а затем, по восстановлении экономических сил страны, естественным ростом доходов. «За все время войны что сделано было правительством? — спрашивал я в речи, произнесенной в Государственной думе 27 ноября 1907 года. — Какие мы налоги подняли? Почти никаких. Мы увеличили ставку табачного акциза, мы взяли небольшой доход в виде налога с должностных лиц, увеличили нефтяной доход и затем увеличили в пределах административных полномочий цену на вино. Мы вынесли всю войну и всю революцию, не вводя новых налогов. Это ли не пункт программы?»
Что же касается до последующего периода с 1908 по 1913 г., то размер обложения на душу населения (налоги прямые и косвенные, пошлины и казенная продажа вина) повысился с 1908 по 1912 г. всего с 10 р. 31 коп. до 10 р. 84 к., а общее повышение дохода от введения новых налогов и повышения старых не превысило в бюджете 1913 г. по сравнению с бюджетом 1908 г. 75 миллионов рублей.
Рост государственных потребностей делал, однако, в будущем неизбежным использование в большей мере налоговых источников, но я постоянно повторял в законодательных палатах, что повышение доходов от налогов надлежит, в первую очередь, искать в увеличении налогового бремени более состоятельных классов населения. Реформа прямого обложения и введения во время войны в 1916 году подоходного налога всецело подготовлены были под моим руководством в то время, когда я находился во главе финансового ведомства. В проведении его в Государственном совете я принял, уже после моей отставки, деятельное участие.
Как я сказал уже, не все пункты моей финансовой и экономической программы могли быть в равной степени осуществляемы в различные периоды моего управления финансами России.
В этом отношении следует разделить десятилетие 1904–1913 гг. на два резко один от другого отличающихся периода: на период с 1904 по середину 1907 года и на период с середины 1907 по начало 1914 года.
Первый из этих двух периодов занят был сначала Русско-японской войной, а затем революционным движением 1905–1906 годов. В эту пору нельзя было думать о какой-либо созидательной политике, об укреплении и исправлении финансового положения страны или о развитии ее производительных сил и о накоплении народного богатства. Нужно было стремиться к тому, чтобы не разрушить то, что было создано раньше с величайшим трудом и напряжением и без чего не было бы возможности устранить в свое время последствия войны и смуты, если бы оно не было сохранено.
Характер деятельности русского правительства за этот первый период уже изложен мною в общих чертах в связи с началом войны, и я напомню только, что все мои усилия были направлены на то, чтобы сохранить наше денежное обращение нетронутым и уберечь его от потрясений военной невзгоды.
Рядом с этим нужно было находить средства на ведение войны и покрывать большие, даже очень большие расходы, связанные с нею, не напрягая налогового бремени, делая войну как можно менее заметною для населения, в особенности потому, что общее убеждение говорило все время за то, что война не может затянуться на слишком продолжительное время и ее конечный исход будет бесспорно благоприятен для России.
Затем, когда следом за окончанием войны, и притом крайне неблагоприятным для нас, подошло революционное движение и грозило подорвать нашу финансовую устойчивость больше, нежели затронула ее война, когда внутренние явления породили печальные события, которых не знали полтора года войны, и грозили просто разрушить все то, что с таким трудом было сохранено за время войны, — на долю русского финансового управления выпала задача, незаметная для постороннего наблюдателя, но неизмеримо более трудная, нежели та, которая выпала на его долю за время вооруженного столкновения с внешним врагом.
Нужно было бороться против взрыва нашей финансовой устойчивости изнутри страны и — еще, пожалуй, более трудная забота — искать и найти средства на ликвидацию войны, на подготовку исправления того, что сделала революция, чтобы встретить период умиротворения с исправленными финансами, подготовить созидательную работу по развитию производительных сил и приступить к ней, как только позволят внутренние обстоятельства.
Этой заботе мною посвящено также немалое количество страниц в изложении моих воспоминаний за 1905, 1906 и первую половину 1907 года, и повторять те же мысли здесь нет ни основания, ни надобности. Я скажу только, что период существования Первой и Второй Государственной дум, с апреля 1906 по июнь 1907 года, ничем не отличался, в смысле напряженности борьбы за охранение нашей финансовой устойчивости, от периода революционного движения 1905 года.
То же ослабление в поступлении доходов, то же извлечение средств из сберегательных касс, тот же подрыв в мировом общественном мнении русского государственного кредита, а следовательно, и те же приемы в борьбе с этими явлениями, сводившиеся к охранению устойчивости нашего внутреннего финансового аппарата, который и за это время показал только лишний раз, что наша налоговая система была совершенно здоровая по ее существу и выдержала
