Колумб (в отчаянии). Ну почему вы не хотите понять разницы? И при чем тут Соломон? Я не толкователь писания.
Инквизитор. Так почему же ты не донес обо всем, известном тебе?
Колумб в сердцах машет рукой и отворачивается.
Хуана. Да он если бы и захотел, все равно не смог бы: этот кабан, хозяин кабачка, нас не выпускал.
Чернобородый. У них не хватит дров на всех, клянусь всеми ветрами. И зачем только я поторопился заплатить? Вот уж промашка, так промашка. И ведь больше не закажешь: и без вина шатает, как на палубе в шторм.
Инквизитор. Что это значит, кабатчик?
Хозяин. Господь свидетель, у меня этого и в мыслях не было. Просто он не платил мне денег…
Секретарь. Не платил денег. Записать, ваше преподобие?
Инквизитор. К чему? Это может лишь вызвать жалость к нему. Ну, Колон, вина твоя установлена неоспоримо, и никакие оправдания не будут приняты во внимание. Можешь ли ты найти что-нибудь, что послужило бы к смягчению твоей участи? Не хочешь ли назвать кого-то, кто склонял и уговаривал тебя сознательно утаить известные тебе земли от правителей наших и святой церкви, дабы тем уменьшить их могущество? В таком случае основная часть вины пала бы на этого человека – или людей, потому что их могло ведь быть и несколько, не правда ли?
Колумб молчит.
Погонщик. Да не будь дураком, скажи им что-нибудь. Не может быть, чтобы у тебя не нашлось пары-другой врагов или, на худой конец, приятелей.
Монах. Не смущайся, это все равно что на исповеди: покайся, и ощутишь облегчение.
Чернобородый. Сжечь тебя все равно сожгут, но в компании гореть будет веселее!
Колумб. Какой еще человек? Какие люди? По-вашему, я ворую мысли? Чушь. Вот спросите хотя бы ее.
Хуана. Он не врет, ваша милость. Все пришло ему в голову, только когда мы подошли к кабачку. Он схватил меня за руку…
Инквизитор (выведенный из терпения, берет со стола щипцы и схватывает ими руку Хуаны). Вот так?
Хуана. Ой!
Колумб порывается приблизиться к ней, но члены братства удерживают его. Мгновение царит тишина.
Инквизитор. Итак, слушай, Колон: ты утверждаешь, что являешься единственным, кто знает, где лежат эти земли?
Колумб. Если вдуматься…
Инквизитор. Так что ты один можешь указать путь туда?
Колумб. Чего проще. Если плыть на запад…
Инквизитор. Вот ты и поплывешь. Их величества, без сомнения, не откажутся предоставить тебе судно, людей и припасы, чтобы ты совершил плавание в известные тебе края и привез оттуда полные трюмы золота.
Колумб (ошеломленно). Вот так раз! В нормальную голову такое даже и прийти не сможет. Мне совершать плавание? Да я заболеваю морской болезнью от одного вида кораблей!
Инквизитор. Морская болезнь – всего лишь болезнь, от нее не умирают. Но как ты полагаешь, что приключится с человеком, если выяснится, что он отказался выполнить пропозицию их апостолических величеств – потому, например, что собирался разгласить известные ему сведения королю португальскому?
Колумб. Послушайте, это уж чересчур. Это уж… просто непорядочно, наконец: марать вашими подозрениями честного человека только потому, что он пишет стихи, – человека, у которого и в мыслях такого не было!
Инквизитор. Мы не всегда хорошо знаем, что творится в наших мыслях. Иногда человек и не подозревает, о чем на самом деле думает. Но если ему помочь в этом разобраться, подсказать, о чем он в действительности размышляет, то он очень скоро поймет – и сознается.
Колумб. Да черт меня побери – я хотел сказать, клянусь святой троицей…
Инквизитор. Клясться запрещает Евангелие. Оно разрешает нам говорить лишь «да» или «нет», а что сверх того, то от лукавого. Вот и скажи: да или нет?
Колумб. Что – да или нет?
Инквизитор. Ты согласен?
Колумб. Плыть на поиски земель?
Инквизитор. Ты правильно понял.
Погонщик. Да соглашайся, глупец! Проживешь еще немного. И потом, тонуть все же приятнее, чем гореть.
Чернобородый. Как будто в море обязательно тонут! Я двадцать лет плаваю и здоровехонек! Соглашайся, бедняга, да постарайся набрать себе настоящих ребят, подлинных мореходов. Я тебе, так и быть, помогу: ты мне понравился, и вообще, характер у меня жалостливый.
Инквизитор. Господь не наградил меня долготерпением. Братья, вяжите его. Я вижу, он не хочет раскаяться.
Люди Святого братства хватают Колумба.
Колумб. Да погодите же! Все так неожиданно…
Хуана. Дайте ему подумать. Вы хотите, чтобы человек так, ни с того ни с сего, вдруг бросился очертя голову в воду. А ему надо, может быть, посоветоваться. Я-то его лучше знаю.
Колумб. Правда, Хуана. Что ты посоветуешь?
Хуана. Я тебе говорила – не надо связываться с монахом! А теперь ничего не поделаешь, Кристо, придется тебе согласиться, иначе они с тобой разделаются. Только не надо принимать это всерьез. Просто прокатишься, и все. Не принимай всерьез, Кристо, не принимай всерьез!
Колумб. А ты поедешь со мной?
Хуана. На край света!
Колумб. Это дальше.
Хуана. И дальше тоже. А что будет за краем света? Новый свет?
Колумб. Он есть – если поэзия вообще чего-то стоит. (Инквизитору.) Я согласен.
Погонщик. Стронул воз все-таки. Ай да поэт! Ай да скотинка!
Инквизитор. Ты сделал правильный выбор, Колон.
Колумб. Теперь мы можем идти?
Чернобородый. Как бы не так! Тут только все и начнется! Я сам когда-то был вербовщиком, знаю эти дела.
Инквизитор. Идти ты можешь, но только с нами. Ты согласился; но ведь надо еще, чтобы согласие дали их величества. А у них, несомненно, будут условия.
Колумб. Какие еще условия? Мало вам того, что я готов ехать?
Инквизитор. Ты неглупый человек, Колон, да еще и с фантазией. Подумай же сам: могут ли их величества предоставить свой корабль первому попавшемуся?
Колумб (гордо). Я не первый попавшийся. Я поэт, и, говорят, неплохой.
Инквизитор. Это-то и плохо. Ты, Колон, должен быть солидным, уважаемым человеком: ведь ты поведешь экспедицию! Быть может, тебя даже пожалуют в адмиралы…
Колумб. Меня? Я поэт. К чему же мне быть еще кем-то? В адмиралы! (Смеется.) Славная шутка, честное слово!
Инквизитор. Подумай: мундир, содержание, почести, адмиральская каюта на корабле… Свой флаг…
Хуана. Ваша милость, да к чему ему мундир, если он после обеда все равно будет вытирать руки о штаны? Какой он адмирал, ведь за ним надо приглядывать, как за ребенком.
Инквизитор. Ты надоела мне, девка.
Колумб. Но это и в самом деле несерьезно. Адмирал! Я и в матросы-то не гожусь. Чушь, да и только.
Инквизитор. Сколь горестно наблюдать, как низко падает добронравие! Брат секретарь, а не похож ли смех над ожидаемой милостью их величеств – не похож ли он, говорю я, на оскорбление величества?
Секретарь. То есть как две капли воды, ваше преподобие!
Инквизитор. Даже более, чем похож. Этот смех – он и есть оскорбление. Но мало того. Власть дана королям от бога. Всякое деяние их величеств совершается с соизволения господня. Иными словами, господь бог наш вершит дела руками королей. И тот, кто смеялся здесь, – не смеялся ли он над господом?
Секретарь. Святотатство!
Инквизитор. Слово сказано, брат секретарь! (Членам Святого братства) Ну, чего же вы ждете? Созрел виноград господень, пора срезать его!
Члены Братства вновь хватают Колумба.
Колумб (вырываясь). Да не было ничего такого! Ладно, пускай адмирал, если уж иначе нельзя. Пожалуйста! Мундир! Что хотите!
Инквизитор. С каким трудом постигают поэты истинную ценность явлений! Но пойдем дальше. Колон, вперед, правосудие не должно медлить! Скажи, может ли, по-твоему, король осыпать милостями человека, который – стыдно сказать – пишет стихи?
Колумб. Новое дело. Почему же? Многие порядочные люди пишут стихи.
Инквизитор. Они не адмиралы, Колон. А встречал ли ты хоть раз в жизни адмирала, что баловался бы стихами?
Колумб. Стихи – вовсе не баловство.
Инквизитор. Воспоминания для потомства – куда ни шло, но стихи… Итак, ты понял: отныне – никаких стихов!
Чернобородый. Чего тут раздумывать! Тебе дают корабль в обмен на стихи, которых ты даже и не написал еще, а ты кочевряжишься.
Погонщик. Могут ведь и запретить и ничего не дать. Считай, что ты не внакладе.
