На улице подстерегает опасность, об этом Петрушка знала. Как сумасшедшие мчатся машины, звенят трамваи — только и смотри на рельсы! Несутся мотоциклы и велосипеды. Дерутся собаки. Встречаются там и недобрые люди. Но зато на перекрестке стоит регулировщик в белых перчатках и наблюдает за всем этим движением.
Мир за калиткой пугал и манил Петрушку. И каждый раз, провожая своего старшего брата, она ныла:
— Я тоже пойду с тобой в школу, тоже пойду…
— Завтра, завтра, не сегодня, — дразнил ее Борек.
И Петрушка серьезно повторяла:
— Завтра!
Завтра не означало для нее следующий день, а значило лишь то, что все это действительно произойдет, и притом очень скоро.
— Я спрошу сегодня мальчишек в школе, как ловятся зайцы, — тихо шепнул Борек на прощание. Шепнул тайком, они оба очень любили свои тайны.
Петрушка повисла на заборе, стуча ногами в калитку. Потом заглянула в почтовый ящик и насыпала в него разноцветных камушков с дороги. Довольная собой, она любовалась ими, ей нравилось, что камушки лежат в почтовом ящике, как раскрашенные яички. Закрыть ящик она, разумеется, забыла. Возвращаясь в сад, Петрушка размахивала руками. Где-то глубоко внутри возникла песенка. Слов у песенки не было. Да и мелодии, пожалуй, тоже. Наконец и губы Петрушки запели, и получилось что-то вроде:
«Хорошо, хорошо! Очень даже хорошо! Вокруг так чудесно пахнет. Я лечу, лечу! И сейчас затанцую!»
Руки Петрушки задвигались, она привстала на цыпочки и закружилась. Петрушка кружилась и кружилась, раз, еще разочек! Она кружилась, как волчок. Ветер бил Петрушке в лицо, струился сквозь пальцы, словно гладкая лента. Может, это вожжи, и ветер ее конь?
И вдруг — бац! В разгаре стремительного танца Петрушка упала на траву!
Лежит на траве, голова кружится. И подняться ей совсем не хочется. Вокруг нее маргаритки на длинных ножках. Так и хочется их сорвать. Петрушка рвет маргаритки одну за другой. Бросает их себе на голову. И полными горстями начинает рвать траву. Трава сочная и очень пахучая.
— Ну вот, хватит. Будет для нашего зайца.
Разбросанная трава и цветы, упавшие с волос Петрушки, — и среди них лежит Петрушка и, замерев, слушает дрозда. Сверху на нее словно упала солнечная перинка.
Дрозд сидит на груше, высокой и тонкой. У груши только несколько веточек. Все они тянутся вверх, и дерево походит на подсвечник со многими свечками. А на самом верху сидит дрозд и насвистывает Петрушке:
Я в крапинку,Я в крапинку,Б саду хозяин я!Двух мушек съел на завтрак яИ на обед — червя!Теперь ищу личинок,Чак-чак, чик-чик, чок-чок!А солнце в небе синем,Как колос золотой![1]
Петрушке сразу захотелось быть дроздом и сидеть высоко на ветке. И видно было бы ей далеко-далеко! Она бы все видела, и тогда ничего не случилось бы. И еще ей хочется полететь, присесть на дерево, на одно, на другое. А может, она спряталась бы под листок, и там никто ее не увидел. Она сидела бы там и распевала, как дрозд.
А пока Петрушка лежит на спине, раскинув руки и ноги. Теплый ветер гладит ей лоб и треплет золотистые волосы.
Так, лежа на спине, Петрушка замечает скворца. Скворец сидит на крыше своей скворечни и скрипит.
Сидит и оглядывается, воришка, где бы чего стащить.
Видит он Петрушку или нет? Но вот он ее заметил и начал во все горло орать:
Скрип-скрип, тювить,Скрип-скрип, тювить,Чего бы мне стащить?..А вот дверная ручка Заманчиво блестит,И, может быть, ПетрушечкаЕе мне одолжит?..Но что поймут девчонки,От двух до десяти,Им надо, как скворчонку,Немного подрасти!..Смотрите-ка,Смотрите-ка,Прекраснейший червяк!Он прячется под листиком,Поймать его — пустяк!
Расправил крылья скворец, распушил свой коротенький хвост и уже сидит на траве и тащит из земли червя.
Петрушка даже привстала и села, чтобы видеть эту охоту скворца. Червяк привлек и скворчиху. Она слетела — и мигом к скворцу. Но черви только глубже зарылись в землю. Ведь они хорошо видели, как исчезла в брюшке у скворца их подруга.
Скворец со скворчихой прохаживались по траве маленькими шажками. И среди них смешно подпрыгивали воробьи. Уж они-то всегда слетаются туда, где кто-нибудь пирует.
Круглая дверь скворечника распахнута. Петрушка не отводит глаз от нее. Сколько раз она мечтала заглянуть в скворечник! Как все там устроено, в этом маленьком домишке?
Но пара скворцов старательно охраняла свое жилище. Ведь после зимнего отсутствия им пришлось отвоевать его у другой пары скворцов, решивших там поселиться. Скворцы тогда размахивали клювами, как саблями. Бились крыльями, сталкиваясь в воздухе.
Бой был жестокий.
Потом домик пришелся по вкусу воробьям. С этой мелочью скворцы разделались быстрей. Серые воробьиные перья кружили в воздухе, словно пух из перины. И крик стоял невыносимый.
Теперь скворцы чувствовали себя настоящими хозяевами. Никто из птиц больше не отваживался заглянуть в скворечник. А скворцы поспешно вили свое гнездо. С клювами, полными всяких мягких вещей, они исчезали в скворечнике и вылетали с пустыми.
Петрушка решила, что сегодня она наконец заглянет в скворечник. И не откладывая, пока скворец со скворчихой расхаживают по траве.
Только решила, как уже была там. Для этого она просто закрыла глаза. Многое Петрушка уже заранее представляла себе. И все же удивилась!
Скворечник оказался маленькой комнатой, и все ее убранство было праздничным, как в воскресенье. На столе блюдо калачей. Из ящичка радио звучала органная музыка, кроватки скворцов были устланы пушистым пухом. Между ними стояла белая коляска, полная яичек. Яички были аккуратно уложены, как камешки, положенные Петрушкой в почтовый ящик. И, разумеется, Петрушка погладила их. Яички были теплые, и в каждом тикало, как в часах. Тикало все громче и громче, казалось, что кто-то стучит в дверь.
И вдруг одно яичко лопнуло, за ним второе, третье, и не успела Петрушка опомниться, как коляска была полна широко раскрытых клювиков с желтыми полосками. Клювики были распахнуты так широко, что ничего, кроме них, Петрушка и не видела.
Скворчата кричали очень настойчиво, и Петрушка даже испугалась. Ей казалось, что птенцы заполнили всю эту чудесную комнату и от ее праздничного воскресного вида ничего не осталось.
Круглое окошко домика потемнело. Зашумели крылья. Заскрипели клювы старых скворцов. Скворцы возвращались домой.
Петрушка исчезла, как будто ее и не было. Ей вовсе не хотелось испытать на себе острые, как сабли, клювы скворцов, не хотелось, чтобы клочья ее юбки летали в воздухе, как воробьиные перья.
И смотрите! Петрушка уже как ни в чем не бывало лежит в траве. Но скворцы что-то заметили, потому что не сразу влетели в скворечню да и потом вскоре вылетели обратно, недовольно скрипя, словно плохо смазанные двери.
Наконец скворцы успокоились. Скворчиха исчезла в домике. Скворец уселся на жердочку и воинственно засвистел:
Хозяин я,Хозяин я!Со мной живетМоя семья!На ветке яВесь день поюИ сторожуСемью свою!
И, быстро повернувшись на жердочке, защелкал клювом и снова проскрипел:
«Скворчиха, знаешь, полетим дальше».
Взмыв вверх, он уселся на громоотводе. И там вновь завел свою длинную-предлинную песню. Ему тут же ответил другой скворец с громоотвода соседнего дома. Вместе с ними заголосил сидящий на фронтоне соседней дачи дрозд. Откуда-то с тополя к их песне присоединился четвертый, затем пятый, шестой певец… Самих певцов не было видно, лишь слышалось их пение.
Эти песни то затихали, то становились громче, сменяли друг друга, дополняли и все вместе создавали единый стройный хор. Он сливался с дыханием ветра, с шелестом листьев и голосистым пением других птиц. Музыка весеннего дня проникала всюду, и казалось, звучала во всем мире.
И вдруг в эту музыку что-то ворвалось. Какие-то посторонние звуки. И опять поющая тишина. Хруп-хруп! Снова тихо. И опять: хруп-хруп!
Петрушка перевернулась на живот, уперлась локтем в землю и стала смотреть, кто это хрустит.
Звуки шли от парника. Из салата.
Ну конечно, там сидел заяц. Это он грыз салатные листья: хруп-хруп! И хрустел капустной рассадой: хруп-хруп! А вот и молоденький листок брюквы попробовал: хруп-хруп! От листочка к листочку прыгал. Уперся передними лапками и притопнул задними, совсем тихонько. Слышали только личинки майских жуков да Петрушка, которая наблюдала за зайцем.
— Зайчик, — шепнула Петрушка, — ты чей? Наш? Иди сюда! Будь нашим гостем.
Она, конечно, шепнула это тихо, совсем неслышно. И снова внимательно стала следить за зверьком, смотреть, как он грызет листья салата, придерживая их передними лапками. Его сероватая шерстка мягко блестит, на концах ушей черная каемочка, карие глаза так и сверкают. Петрушке тоже захотелось иметь такие пуговки-глаза, такие смешные длинные уши и белый, торчащий, как перо, хвост.
