— Нет-нет, проходите, пани архитекторша, проходите вместе с вашими ребятами. Приветствую вас.
— Спасибо, пан адунк. Там мы присядем.
— Надо говорить адъюнкт[2], запомни.
Тогда я не играю.
— Ну и не надо! Смотри, твои дети лезут на пианино.
— Не надоедай, Вит! Байяя, слезь с пианино! Смотри, какая Юлинка послушная! Сидит только на клавишах.
— Ничего, пани архитекторша, ничего! Пусть ребятишки поиграют. Будьте как дома.
— Я говорю, пан адунк, что сегодня человек и не знает, что варить. Что у вас на сегодня, пан адунк?
— Но ведь пани не варит!
— Нет, варит!
— Мадам, вы пойдете в театр?
— Некуда деть ребятишек, пан адунк.
Игра в гости длилась долго. Дошла наконец очередь и до голыша Вита. Тот принимал гостей в ванночке.
Между тем кролик сидел в клетке. Сидел и не двигался. Хвост прижат. Коричневые глазки поблескивают, только носик все время находится в движении.
Нюх кролику подсказывал, что недалеко морковка. И что среди решеток клетки засунуты салатные листья. И еще он чувствовал крепкий аромат сорванной травы, которая уже слегка подсохла. Но у кролика пропал всякий аппетит, ему ничего не нравилось из приготовленного угощения.
Он сидел по-прежнему неподвижно и лишь прислушивался к звукам и запахам, доносившимся в клетку. Он знал, что теперь ему не убежать, не скрыться, хотя пытался это сделать. Прутья клетки не пускали его, крепко держали, как он ни бился об них. Но ветерок и воздух прутья пропускали; ветерок касался испуганного кроличьего сердца и, казалось, напевал:
Тебя зовет и поле,И лес, и облака:«Иди к нам, бедный кролик,Скачи скорей и луга!»
Кролик слушал, слушал каждым своим волоском. Даже лапками перестал стучать. Крольчонок был еще малыш, он родился только в марте и в жизни пока плохо разбирался. Хотя свою семью он покинул уже давно и дружил лишь с ветром, с этим дыханием земли. Его он хорошо понимал. Ветер был его защитником, учил крольчонка распознавать опасность, и благодаря ему кролик частенько спасался от врагов. Но на этот раз ветер его подвел. Вот и сидит он в своей клетке-темнице. Теперь кролик — Петрушкина собственность. Ну разумеется, и Борека тоже.
Птицы сразу поняли, что невидимый враг, скрывавшийся в ландышах, пойман. Теперь они увидели, что это не кошка, а просто-напросто кролик, существо безобидное. И воробьи подлетели к нему поближе. Без опаски уселись на клетку и принялись чирикать:
Ах, бедный добрый кролик,Какой же ты глупыш!Ты сам попал в неволю,Теперь сидишь грустишь…
Ты был неосторожен,Ты просто ротозей —У дома прыгать можетЛишь храбрый воробей!
Чирик, чек-чек,Чирик, чек-чек,Опасен человек!
Зяблики молчали, только кружили вокруг клетки, выискивая что-нибудь для пропитания. Дрозды внимательно разглядывали кролика издали. Для большей безопасности они не подлетали ближе: вдруг что-нибудь случится? Ведь у кролика и когти есть, и глаза так странно поблескивают.
Кролик на птиц ноль внимания, да и на все остальное тоже. Все сидел на одном месте, вытаращив глаза. Только носик и каждый волосок его блестящей шерстки находились в движении, уши торчком — все было настороже.
А ветер, этот всезнайка, шептал кролику:
Ушастого жалеютСвободные друзья;Ромашка,Сладкий клеверИ травка у ручья.
Ребята же песенки ветра не слышали, потому что громко кричали. Они все еще играли в гости, вдруг Петрушка глянула на голову Борека. Глянула и онемела от удивления.
— Чего ты на меня глаза таращишь?
А Петрушка молчит, ни слова не произносит, только смотрит на Борека, даже рот раскрыла.
— Ну куда ты уставилась?
Борек следит за взглядом Петрушки и щупает свою голову. И тут же отдергивает руку. На голове что-то жужжит, двигается. Это «что-то» щекочет Борека.
— Не двигайся, — предостерегает его Петрушка. — Там чела сейчас ужалит.
— «Пче-ла» говорят, а не «чела».
Борек бросается к кормушке для птиц, где налита вода. И видит: на его гладком, ровном проборе, намазанном клеем, словно живая корона, уселись насекомые. Борек старается прутом прогнать пчелу, боясь, что она ужалит. Синеватая мушка, тоже усевшаяся на проборе Борека, пусть улетит сама. Она бьет своими нежными крылышками. Они играют в этой живой короне, словно драгоценные камни.
— Смотрите на меня, я король! — кричит вдруг Борек. — Погляди-ка на мою корону.
— Нет-нет, король наш кролик, — говорит Петрушка.
— Ладно, пусть кролик король, но где у него корона? Давай сплетем ему корону из цветов.
— Давай, давай, — соглашается Петрушка и набирает полную охапку тюльпанов.
— Пожалуйста, не рви тюльпаны. — Борек поучает Петрушку, он любит это делать. — Хватит и маргариток.
И принимается учить Петрушку, как плести венок из маргариток.
Стебелек первой маргаритки переплетается второй, потом третьей, и так заплетают длинную косу. Потом делают из нее кольцо, завязывают травой — и венок готов, Сначала венок делают Петрушке, потом второй несут уже кролику. Борек просовывает венок в клетку, кролик бьет лапками и прыгает в другой угол клетки. Но венок уже висит у него на ухе.
— Он, наверное, заколдован, — вдруг заявляет Борек. — Не ест ничего.
— Заколдованный король! — радуется Петрушка.
— Знаешь что, — говорит Борек, — давай его расколдуем!
— А как? Я не умею колдовать, — честно признается Петрушка.
— Короля нужно освободить от чар каким-нибудь героическим поступком, — решает Борек. — Я принц-волшебник, мне подвластны все пчелы и бабочки, жуки и пауки. Я сохранил им жизнь, за это они мне дадут хороший совет.
— Расскажи, расскажи мне сказку, — просит Петрушка.
— Подумаешь, рассказать сказку! Лучше мы ее сами придумаем! Ты будешь принцессой, кролик твоим заколдованным отцом. А я принц-волшебник, мне подвластны все звери и животные на земле и в воздухе. Твой Байяя — дракон, он сторожит короля. Голыш — добрый дух, будет помогать мне, Юлинка — вороному.
— Вороному! — в восторге хлопает в ладоши Петрушка.
— Начнем! — отдает приказание Борек. — Вы говорите, дорогая принцесса, что злой волшебник заколдовал короля, вашего отца, и превратил его в кролика?
Петрушка. Да, принц. И кто освободит его, получит принцессу в жены.
Борек (принц-волшебник). И королевство в придачу?
Петрушка. И королевство.
Борек (принц-волшебник). Я сейчас оседлаю своего вороного и начну бой с драконом! Дайте мне мое копье! (Гарцует на Юлинке.) Жестокий дракон, выдашь нам короля или нет?
Байяя (голосом Борека). Не выдам, пока не отдашь мне на съедение принцессу.
Петрушка (пугается по-настоящему, но плачет только для виду). Ах, принц-волшебник, не отдавай меня на съедение злому дракону!
Байяя (опять голосом Борека). Тогда мы начнем жестокий бой. Брр! Хрр!
Борек. Что ты скажешь, добрый дух?
Голыш Вит (который тем временем плавает в птичьей кормушке). Начинай бой!
Принц-Борек бросается с граблями на Байяю-дракона, грабли задевают за дверцу клетки, те распахиваются, уши кролика встают торчком, венок-корона падает с уха, а кролик бросается к дверце; прыжок — и кролика уже нет в клетке!
Ну и прыжки у него! Кролик весь изогнулся, мышцы так и заходили под кожей, уши задвигались.
Наконец-то кролику удалось вырваться!
Он мчался, делая огромные прыжки; вот он прыгнул ввысь, и его лапки словно затанцевали в воздухе. Прыжок — и он снова выбросил задние лапки. Пристукнул ими по земле и рванулся прочь во все лопатки.
Через минуту его и след простыл.
А Петрушка и Борек подняли вокруг клетки такой шум и гам, что его услышали окна дома, и из двери дома раздалось:
— Петрушка, Борек! Ужинать, умываться и спать!
Ребятам совсем не хотелось идти домой. Они еще не остыли от возбуждения.
Но даже птицы уже забирались в свои гнезда. И пчелы почти не летали. Лишь на анемоне задержался одинокий шмель. Тюльпаны в ожидании ночи закрыли свои чашечки. Однодневные колокольчики большого вьюнка навсегда свернулись трубочкой. Пестрые краски цветов померкли. Зелень листвы посерела. Светлый полумрак затянул сад. И яблони бросили на землю прозрачные тени.
С неоглядной вышины смотрел полный месяц. Он видел Юлинку, видел, как она спит рядом с унылым Байяей. И Витек лежал с ними. Клетка была опрокинута набок, ящик перевернут. И венки лежали в птичьей кормушке.
Затихли щебет, чириканье, стрекот. Замолкли птичьи песни. На траву легла роса. Из сада, казалось по лунной дорожке, поднимался густой аромат.
Длинный-предлинный ребячий день подходил к концу.
