– Мистер Трайд, матушка благодарит вас за сшитое платье.
Он остановился и на мгновение вернулся душой в действительность.
– Что? Ах да, платье. Передавай Билл от меня всяческих благ своей матушке. – Он попытался обойти мальчика, но тот решил сообщить еще кое о чем:
– А супруги Фальсон пытались меня перевоспитать.
– А что они такие строгие?
– Нет, просто хамы. – Выпалил мальчик и побежал к своим приятелям, размахивая консервной банкой и по пути задевая благочинных прохожих.
Дэвид хмыкнул и, остановившись у соседского забора, пересчитал вынутые из кармана деньги. На улицу Сорсери он сможет добраться на трамвае, правда его маршрут пролегает параллельно той улицы, но он доедет, обязательно доедет.
Он судорожно торопился на встречу к Эннабел, обнаруживая в себе неизвестные ранее, порывы импульсивности. Трамвай довез его до назначенного маршрута и он быстрым шагом направился на улицу Сорсери. Сердце возбужденно стучало, а в воспаленном мозгу промелькнула мысль, что об Эннабел он никогда не слышал, учитывая, что в городе здесь о каждом знали и сплетничали. Следовательно, она появилась тут недавно.
Выйдя на означенную улицу, он попал под неожиданно начавшийся ливень. Недалеко находился двухэтажный домик со ставнями, чьи окна освещались заманчивым теплом. Что-то подсказало ему, что туда и необходимо войти. Пока он торопливым шагом шел к дому, дверь открылась и показалась Эннабел. Она была в том же наряде. С благодушным настроением на лице и даже лаской, наблюдала она за его перемещением по улице. И если бы он в тот момент посмотрел ей в глаза, то увидел, какое тепло в них отражалось, будто она приветствовала возвращение заблудшей души.
– Добро пожаловать Дэвид в мир, где нет ничего необычного, кроме простоты. – Сказала она и, видя, что он на полпути к ней замер, поманила его за собой жестом руки.
В маленькой обставленной различными статуэтками прихожей, он услышал сверху звучание Адажио Альбинони. И как выяснилось позже, этот дом никогда не пустовал без музыки. «Конечно, – ворчливо подумал он, спускаясь через эти воспоминания, к себе в подвальчик. – Эта соседка, наверное, полагает, что она так и не выходила из стен консерватории».
Дождь не подпортил оберточную бумагу. Эннабел развернула ее и осмотрела пальто. Повесив в шкаф, томно похвалила:
– Ты великолепно справился с починкой моего пальто. Пройдем ко мне в гостиную.
Его руки почему-то тряслись и, подходя к двери гостиной, он увидел прикрепленный на стене лист, на котором каллиграфическим почерком было выведено:
«Ангел повесил крылья на вешалку, —Лететь уже было не к кому.Тот, кого он охранял —смерти себя беспощадно предал.Гонится истина за смутой дня,ранняя кровь на земле не нужна.Кто-то оплакивает дурака —жалко его. Ведь убита душа.Выстроилась очередь ангелов в ад —за мертвые души суждено им сгорать.И плачет безутешно ангела невеста:в аду, увы, ей с ним не место».
Дэвид застыл, как от заклинания. Из гостиной раздался голос хозяйки:
– Прочел? Иди теперь ко мне.
– Да, но что это значит? – Растерянно входя, спросил он. Эннабел разливала чай в две чашки, сверкая бриллиантовым перстнем на безымянном пальце.
– Всего лишь то, что невеста осталась одна на свете по вине своего жениха. – Усмехнулась она и протянула чашку с чаем. И видя, что он пытается понять, о чем идет речь, пояснила:
– Жених совершил акт самосожжения на горе Астарот. Безрассудная выходка.
Дэвид знал, где находится эта гора. Недалеко от их городка, раскинулась вересковая пустошь, на которой высилась гора, напоминающая своим видом дракона. Название «Астарот» она получила еще в далекую эпоху Средневековья, по названию одного из демонов ада и где приверженцы демонического культа проводили свои страшные обряды. Но начиная с конца девятнадцатого столетия, городок больше не будоражили слухи о черной церемонии и в воздухе парили седые легенды о страшных злодеяниях, свидетельства которым, не могли предоставить, за неимением фактов. И тем более было странно слышать об акте самосожжения чьего-то жениха на той горе, об этом событии, несомненно, говорил бы весь городок.
Принимая из рук хозяйки чашку чая, он спросил:
– Простите мое излишнее любопытство Эннабел, но чей жених совершил самоубийство и когда сей случай имел место?
Вспотев и запнувшись, он замер, ощутив пробежавший холодок по телу. Подняв голову, он увидел ее суровый взгляд и отступил на шаг назад.
– Еще не совершил. – Ответила она. – Летопись пишется.
И с того момента он уже знал, что его то прошлое уже написано, высушив значимые воспоминания и сдано в архив вселенской канцелярии, за ненадобностью повтора. В доме у Эннабел раскрывалась его сущность и перерождалась душа. С ним разговаривала женщина, не клиентка. Он пришел к ней на исповедь, в результате растянувшуюся на два года.
Глава третья
Scherzo. Allegro
Скромное гражданское бракосочетание превратило их в мужа и жену. Старое ателье он продал и открыл новое в подвале их дома. Своей обворожительной и властной супругой он гордился и намеренно не обращал внимания на сплетни соседей, муссировавших его брак.
«Да она же ведьма, мистер Трайд» – слышал он повсеместно и непринужденно отвечал:
«Завидуйте молча. Вам иное не суждено».
Инсинуация обывателей его не интересовала. И возможно он так бы и не поддался всяким слухам о его жене, и не ощутил душевный дискомфорт, если бы не эпизод, произошедший пару недель назад.
Приобретя в продовольственной лавке ингредиенты для ужина, они направились обратно к дому. Дэвид нес тяжелые пакеты, еле поспевая за Эннабел. На улице было пустынно, вследствие разыгравшейся метели. Она шествовала свободно и время от времени оборачивалась к нему, шутя по поводу его изможденного вида. Приближаясь к дому, они заметили стоящую у ступенек соседку. Темные волосы подхватывались ветром, шуба была распахнута и виднелось обнаженное тело. От невиданного зрелища, он выронил пакеты, пробормотав: «вот до чего ее консерватория довела». Жена остановилась и положила руки в карманы. Она снова считывала информацию, но теперь уже с той женщины. И он слышал, как она прошептала: «значит, я не ошиблась».
Преображенная постоялица упивалась их видом. Вдруг она вскинула руку со словами: «покупаю тебя» и к ногам Эннабел упало распятие, погрузившись в снег. Та самодовольно склонила голову на бок.
– Вечер летописи ожидает тебя, Эннабел. – Объявила соседка. – Поднимайся ко мне.
Тихо рассмеявшись, она спросила:
– И что за участь мне уготована, Вирджиния?
– Помочь мне в сотворении моей первой симфонии. Оставь на одну ночь своего брачного раба. Повелевать теперь буду я, именно тобой. Идем!
С каким-то секретным очарованием, она слушала и разглядывала ее, а затем двинулась к ней, и остановилась, услышав боязливый и вместе с тем, возмущенный голос Дэвида:
– Как неприлично с вашей стороны, мисс Вирджиния! Вы обнажены, и мою жену приглашаете помочь в написании какой-то симфонии. Опомнитесь!
Но Вирджиния уже давно скрылась в доме, а Эннабел окинув мужа предупреждающим взглядом, приказала:
– Ночь проведешь без меня. Мне необходимо побыть с ней. Помолчи, Дэвид. – Чуть смягчая тон, продолжала: – То, будет мое искупление. Не любопытствуй и дождись утра.
Вечер агрессивного ожидания, хмельная ночь поглотили его разум. Но подняться к соседке он не мог чисто физически, удерживаемый непонятной силой. Зато он прислушивался и слышал лишь тишину. Она накатывалась на его сознание, поглощая действительность и если так творили музыку, то он ядовито назвал ее «симфонией тишины».
Эннабел появилась на рассвете, войдя в спальню и холодновато поглядывая на сидящего у окна мужа. К этому времени он припомнил все сплетни соседей о ней и уязвленный таким обхождением, затаил обиду и месть. Его вспыльчивость и порывистость души, довлела над ним и закованный в эти эмоции, он решил, требовать развода. Быть женатым на ведьме, становилось неуютно. Тем более, соседи предупреждали его.
Она сняла одежду и легла в постель. Он повернулся к ней и тут же отвел взгляд. Что-то неведомое и дьявольское в ней притягивало его к себе.
– Как симфония? – Спросил он, теребя руки.
– Она божественна. – Прошептала жена. Он украдкой, взглянул на нее.
– Так ли уж божественна, Эннабел? Что же тебе нужно было делать для ее вдохновения? – С недоумением поинтересовался он и словно чего-то, испугавшись, спохватился: – Прости, если задаю много вопросов.
Она милостиво и с достоинством, посмотрела на него и ответила с улыбкой:
– А мне Дэвид как раз ничего не нужно было делать. Ведь музицировала она. А ты злишься, мой бедный глупец.
