Ведьма портного
Реальность из снов
Константин Каронцев
Взрослая жизнь лишь панцирь детства и оголенная сущность перед старостью.
© Константин Каронцев, 2016
© Константин Каронцев, иллюстрации, 2016
ISBN 978-5-4483-1578-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Глава первая
Распродажа души
Первые аккорды задорного и лихого румынского танца «Жаворонок» окутали прокуренную комнату в темно-желтых тонах, оформленную в готическом стиле. Рядом с окном разместились музыканты, с веселым ажиотажем показывавшим, что им все равно где играть, лишь бы музыка лилась. А уж играли они так, что казалось и иерихонских труб не надо, тут уж и мертвецы захотят пуститься в пляс. Аккордеонист, улыбаясь, выводил tempo rubato на своем инструменте, с пиратским адреналином отдаваясь игре. Скрипач, высекавший яркую мелодию на скрипке, словно отдавал тем самым дьяволу душу. И остальные с эйфорией не отставали от них, сливаясь в одном темпе и настрое. Они образовали полукруг и меж ними как огонь метался небритый мужчина, с телом, напоминающим медведя, но с удивительной подвижностью и чувствовавшимся наглым напором по жизни. Пьяной волной гарцуя в танце, он с дерзкой усмешкой то размахивал руками, то приседал, выкрикивая:
– Ай, сейчас forte! Да, piano!
Сидя за столиком, за ним наблюдала девушка с темно-рыжими волосами, выпивая виски и всем своим видом показывая, что как только бесовские музыканты отыграют, а этот наглец отпляшет последнее волеизъявление, она тут же вытащит пистолет и пристрелит в первую очередь его. Состояние ее души напоминало музыку Грига «В пещере горного короля» и как водоворот проносилось в ее сознании. Пока там-там грозно отстукивал свою партию в ее голове, резвые пальцы аккордеониста насмешливо создавали триоли.
– Ай, молодец! – «Танцор» начал изображать пародию на чечетку. С последним аккордом он упал на колени и горделиво посмотрел на девушку.
Тишина обволокла все помещение. Аккордеонист закурил и умиротворенно прислонив подбородок к инструменту, с детской улыбкой поглядывал на девушку. Скрипач лишь вздохнул и начал разливать своим коллегам виски. Девушка, выдержав паузу, вытащила из кармана игральные карты. Не спеша перетасовала она их и, бросив веером на стол, встала и произнесла:
– Развода не будет!
Кто-то проиграл мотив траурного марша, а мужчина, охнув, подбежал к девушке и выдал угрозу:
– Я могу еще петь!
– Ради бога… – заулыбалась она. – Твой героизм будет оценен потомками.
– Ну, пожалуйста! Зачем тянуть эту катавасию? Мы друг другу не нужны!
– Глупец, – презрительно бросила она. – Ты отказываешься от своей искренности, проявленной тобою пару недель назад.
Попытавшись пару раз открыть дверь, она, рассердившись, рванула ее на себя и, выходя из комнаты, властно бросила:
– Заплати музыкантам, им мы точно не нужны. И до утра не тревожь меня и спи в соседней комнате.
И хлопнула дверью. Мужчина повернулся к музыкантам и развел руками:
– Чувствую себя старым платяным шкафом из «Хроники Нарнии», внутри меня столько чудес, что выбрасывать даже жалко.
Музыканты рассмеялись, а скрипач, убирая инструмент в футляр, поинтересовался:
– И много ты чудес натворил, друг наш, Дэвид?
– Много, братец, много. – Садясь на диван, вздохнул он. – Одно из чудес, это женитьба на ней. – И он вскинул руку в сторону ушедшей жены, передразнивая ее последнюю речь. Скрипач отпил стаканчик виски и, подойдя к нему, несколько секунд оценивающе присматривался к нему.
– Да, действительно чудо. – Усмехнулся он. – Жалко женщину, ей бы короля, а не пигмея.
Мужчина с возмущением вскинул голову.
– Попрошу без намеков на мою персону! И вообще, господа хорошие, поиграли за деньги, пора и по домам вам разойтись. А я найду иной способ расстаться с женой.
Музыканты равнодушно пробурчали свое мнение и, собравшись, ушли из этого дома.
Дэвид уселся на диване, продолжая выпивать и придумывать различные способы для развода. Наверху в соседней комнате кто-то играл 2-й концерт Рахманинова на рояле, и он знал, что это играет девушка, хорошая знакомая его жены. Дом был разделен всего лишь на две квартиры, первый этаж занимали он с женой, а второй одинокая девушка. О ней ему было известно лишь то, что она преподает в местной консерватории и состоит в прекрасных дружеских отношениях с его женой. И эта девушка предпочитала музицировать в основном в ночное время, порой доводя его до раздраженного состояния, на что его жена всегда отвечала:
– Не будь ханжой, Дэвид! Неужели ты не слышишь, какие чудеса творят ее руки! Будто мы слышим звучание самой музы.
Он ворчливо накрывался одеялом:
– Говори за себя. Я слышу лишь стук по клавишам. Да, прям такая муза. Зачем играть в три часа ночи траурный марш Шопена? У нее что, умер кто-то?
Жена в такие моменты бросала на него жесткий взгляд серо-голубых глаз и констатировала:
– У нее не знаю, а вот у меня, по всей видимости, умер ты. Бесчувственный ты профан.
– Ах, так, – воодушевлялся он. – А если так, вдовушка моя, может, разведемся? К чему тебе такой я?
Она отворачивалась от него и, помолчав, отвечала:
– Пока ты мне нужен, развода не будет.
Он срывал с себя одеяло и, разворачивая жену к себе, требовал ответа:
– Для чего нужен?
В эти мгновения она окидывала его снисходительным взором и усмехалась:
– Дэвид, какой же ты дурак. Ты сам знаешь, о чем речь. Я для тебя являюсь мощным магнитом, гарантом того, что могу реализовывать твои самые сокровенные мечты. Эх ты, сам себе врешь. И что ты так хватаешься за любой повод для развода? К кому ты после меня пойдешь? К бледным копиям женщин? К тем, что послушны и не раскрепощены? Ты же с тоски умрешь сразу после бракосочетания. Представь картину, ты надел скромнице обручальное кольцо на палец, а она и говорит: «Милый Дэвид! Я тебе буду готовить, стирать, пылинки с тебя сдувать. Вот и сегодня напеку тебе пирожки с вишневым вареньем». О, мой бедный муженек. Ты же там на месте упадешь от скуки. Что же ты в себе душишь свои инстинкты и желания?
Он волнительно смотрел на нее, прекрасно осознавая всю правоту ее слов, но бесенок в душе словно нашептывал ему противоположное. И за недостатком смелости признания ее слов, он бросал:
– А я пойду к нашей соседке. Ты же говоришь, она такая муза с какими-то расчудесными руками.
Выражение лица жены сразу же принимало высокомерный взгляд.
– Отодвинься. – Цедила она сквозь зубы и с ухмылкой закуривала сигарету. Все заканчивалось ее дьявольским смехом, так приводившем его в молчаливую ярость.
– И чем же вызван твой смех?
– Дэвид, если бы ты знал к кому ты грозишься пойти, ты бы так не говорил.
– Ну и к кому же?
Она откидывала одеяло, и вставала, представая в шелковом пеньюаре.
– Бедный Дэвид, – продолжая смеяться, говорила она. – В этом случае ты бы умер от потрясения. С твоими-то комплексами, немудрено.
Он старался отвести от нее взор, но не мог и с затаившимся сладострастием смотрел на нее. Ярость, раздражение отступали назад в прошлое сомнений и он уже не спорил и не устраивал браваду речей.
– Наверное, ты имеешь в виду ее ужасную привычку играть по ночам. – Рассудил он. – Эннабел, ты права.
Оглядывая потолок, через который лились звуки музыки, она вновь посмотрела на него.
– О, какой прогресс. – Ухмыляясь, сказала она. – Ты вспомнил мое имя. – Она подошла к нему и, нагнувшись, поинтересовалась: – Ну что ты, как голодный щенок? Бесстыдник, какой у тебя сейчас похотливый взгляд.
– Но что же в этом такого? – Прошептал он. – Если у меня жена такая обворожительная…
– Да-да, – язвительно перебивала она его и, подходя к двери спальни, отрезала:
– Утех не будет!
– Эннабел!
«Только когда она что-то хочет, а не тогда, когда я хочу» – вспоминая эту сцену, думал Дэвид, потягивая очередную порцию виски. «Сколько же в ней доминантной направленности и как мало в моем характере твердости, умения настоять на своем. Ну ничего, я, зато умею идти к намеченной цели. Может добиваясь развода с ней, я хочу доказать в первую очередь себе, что я не тряпка». – В голову настоятельно полезли воспоминания одного из вечеров, когда между ними не было никаких пререканий и ссор. Они пришли из театра, воодушевленные просмотренным спектаклем и Эннабел, предложив ему откупорить бутылку вина для продолжения прекрасного вечера, ласково, но свойственной ей дерзостью, сидела рядом с ним и рассказывала смешные истории, связанные с ее салоном магии. Она профессионально занималась гаданием, и каждый день принимала у себя в основном девушек и женщин, отчаявшихся кого-то найти и шедших к ней за призрачной надеждой в виде раскладывания пасьянса и карт Таро. Небольшой в бордовых тонах салон, расписанный непонятными для Дэвида магическими заклинаниями, находился в правом крыле первого этажа. В приемной всех желающих узнать свою судьбу предварительно записывала пожилая женщина, честно отрабатывавшая свой хлеб. Зачастую к Эннабел возвращались прежние клиентки чтобы поблагодарить за сбывшееся гадание, преподнося различные дары: начиная с бутылок выдержанного вина и заканчивая золотыми украшениями. Были и недовольные прогнозом клиентки, но Дэвид что-то так и не мог припомнить, удавалось ли им выиграть словесную битву у его жены? Скорей всего таких по природе своей не могло существовать. «Наверное, превращала их в соляной столб» – пошутил он про себя и вернулся мысленно к тому вечеру. Они наслаждались вкусом терпкого вина, подаренного одной из клиенток и Эннабел нежно обнимала своего мужа, а он жадно ловил эти мгновения, когда весь мир принадлежал только им и не было разлада, ибо пребывала гармония отношений.
