Чарли открывает рюкзак и начинает копаться в его содержимом.
— Думаю, нам надо в тюрьму. Может, у моего отца есть какое-то этому объяснение.
— Опять? — отзывается Лэндон. — Мы с Силасом уже пытались вчера. С ним запрещено видеться.
— Но я его дочь, — Чарли смотрит на меня, словно ждет одобрения.
— Поддерживаю, — говорю я. — Поехали к её отцу.
Братец тяжко вздыхает.
— Не могу дождаться, когда это всё кончится, — бормочет он, резко выезжая с парковки полицейского участка. — Глупость какая.
Затем он включает радио на полную громкость, лишь бы не слышать наши разговоры.
Тем временем мы вытаскиваем все вещи из рюкзака. Я помню, как несколько дней назад сортировал их в две отдельные кучки. Одна с полезной информацией, другая — нет. Я вручаю Чарли дневники, а сам принимаюсь за письма, надеясь, что она не заметит, как я откладываю те, что уже были прочитаны раньше.
— Дневники исписаны от корки до корки, — говорит она, пролистывая странички. — Если я так много и часто писала, разве не должен существовать дневник, относящийся к недавним событиям? Я не вижу среди них записей этого года.
Отличное замечание! Когда я копался в ее вещах на чердаке, то не заметил ни одного дневника, который выглядел бы так, словно им активно пользовались. Пожимаю плечами.
— Может, мы пропустили его, пока собирали эти.
Она наклоняется и перекрикивает музыку:
— Я хочу домой! — обращается Чарли к Лэндону. Затем откидывается на сидение и прижимает рюкзак к груди. К письмам и дневникам она теряет интерес, просто молча смотрит в окно, пока мы подъезжаем к ее району. Когда мы останавливаемся у нужного дома, девушка мешкает, прежде чем открыть дверь машины.
— И здесь я живу?
Уверен, не это она ожидала увидеть, но не могу ее предупредить о том, что ждет ее внутри. Она ведь думает, что я тоже потерял память.
— Хочешь, я зайду с тобой внутрь?
Чарли качает головой.
— Наверное, это не самая лучшая идея. В посланиях говорилось, что ты должен держаться подальше от моей матери.
— Твоя правда, — отзываюсь я. — Ну, в записках также говорилось, что все вещи мы нашли на твоем чердаке. Может, на этот раз лучше проверить спальню? Если у тебя был дневник нынешнего года, то он наверняка рядом с кроватью.
Она кивает, выходит из машины и двигается по направлению к дому. Я наблюдаю, как она исчезает за дверью.
Лэндон смотрит на меня с подозрением через зеркало заднего вида. Я избегаю его взгляда. Он и без того нам не верит, а стоит ему узнать, что я помню последние 48 часов, он определенно решит, что я вру. И перестанет нам помогать.
Я нахожу одно из непрочитанных писем и начинаю разворачивать его, как тут открывается дверца в машину. Чарли запихивает внутрь коробку, и я с облегчением замечаю, что она нашла новые вещи, включая очередной дневник. Девушка садится в машину, и одновременно с этим открывается передняя дверь. Повернув голову, я вижу, что к нам присоединилась Джанетт.
Чарли наклоняется ко мне, и мы касаемся плечами.
— Кажется, это моя сестра, — шепчет она. — Не похоже, что я ей нравлюсь.
Джанетт захлопывает дверь, тут же разворачивается в сидении и сердито на меня смотрит.
— Спасибо, что сообщил, что моя сестра жива, придурок!
Она снова поворачивается вперед, а Чарли подавляет смех.
— Ты серьезно? — спрашивает Лэндон, глядя на девчонку. Похоже, ее компания его отнюдь не радует.
Та закатывает глаза и ворчит.
— Ой, да ладно тебе! Мы уже год как расстались. Подумаешь, придется посидеть со мной в одной машине — не помрёшь! Кроме того, я не собираюсь торчать весь день дома со свихнувшейся Лаурой.
— Чёрт возьми! — восклицает Чарли, подавшись вперед. — Вы встречались?
Лэндон кивает.
— Да, но о-о-очень давно. И всего неделю, — отвечает он, дав задний ход.
— Две недели, — уточняет Джанетт.
Чарли поднимает брови и смотрит на меня.
— Становится всё интересней и интересней…
Лично мне кажется, что присутствие ее младшей сестренки будет только мешать делу. Лэндон хотя бы в курсе происходящего. Джанетт же не похожа на человека, который поверит в нашу историю. Она достает блеск из сумочки и начинает красить губы, глядя в зеркало.
— Итак, куда мы едем?
— Повидаться с Бреттом, — непринужденно отвечает Чарли, копаясь в коробках на заднем сидении.
Девочка резко разворачивается.
— Бретта? В смысле папу?! Мы едем повидаться с папой?!
Чарли кивает и достает свой дневник.
— Ага. Если ты имеешь что-то против, мы можем вернуть тебя домой.
Джанетт замолкает и медленно поворачивается обратно.
— Ничего не имею. Но я не собираюсь выходить из этой машины. Не хочу его видеть.
Чарли снова поднимает брови, после чего откидывается на сидение и открывает дневник. Из него выпадает сложенное письмо, с которого она и начинает чтение. Делает глубокий вдох, а затем смотрит на меня и говорит:
— Ну что ж. Приступим, Малыш Силас. Пора нам познакомиться поближе.
Я открываю новое письмо и усаживаюсь поудобнее.
— Приступим, Малышка Чарли.
3 — Чарли
Малышка Чарли,
Мама увидела мою татуировку. Я-то думал, что смогу скрывать ее минимум года два! Увы, этим утром она зашла ко мне без стука, а я в этот момент как раз снимал повязку.
Мама уже три года не позволяла себе заходить без стука! Похоже, она думала, что меня нет дома. Видела бы ты её лицо, когда она поняла, что я сделал! Чуть не довёл её до инфаркта. Не представляю, что бы с ней было, пойми она, что татуировка олицетворяет тебя.
Кстати, спасибо за это. Символы были куда лучшей идеей, чем просто татуировка имен. Я ей наплел, что жемчужное ожерелье символизирует жемчужные врата в Рай или какую-то подобную пургу. После такого она не смогла возразить, учитывая, что каждый день бегает в церковь.
Ей было интересно, кто же сделал мне тату, когда мне всего шестнадцать, но я отказался рассказывать. Удивительно, как она сама не догадалась. Только в прошлом месяце я упоминал, что старший брат Эндрю — тату-мастер.
Ну да ладно. Она расстроилась, но я поклялся, что больше подобного делать не стану. Она также взяла с меня обещание никогда не снимать футболку при папе.
Я всё ещё немного шокирован, что мы пошли на это. Честно говоря, я отчасти шутил, когда внёс это предложение, но, увидев твой радостный вид, я сразу воспринял ситуацию всерьёз. Говорят, никогда не стоит делать татуировку в честь своего партнера, да и нам всего по шестнадцать, но я понятия не имею, что может такого произойти, чтобы я перестал хотеть иметь частичку тебя на своей коже.
Я никогда не полюблю кого-то так, как тебя. Если худшее всё же произойдет и мы разбежимся, всё равно не пожалею об этой татуировке. Ты была огромной частью моей жизни на протяжении целых шестнадцати лет, и как бы дальше ни сложились наши судьбы, я хочу всегда о ней помнить. И пусть эти татуировки были скорее напоминанием, нежели предположением, что остаток жизни мы проведем вместе. В любом случае я надеюсь, что через пятнадцать лет мы посмотрим на них и будем благодарны за эту главу нашей жизни, не чувствуя ни капли сожаления. Будь мы вместе или нет.
Откровенно говоря, я считаю тебя гораздо сильнее себя. Я полагал, что это мне придется успокаивать тебя и убеждать, что боль скоро пройдет, но оказалось всё наоборот. Наверное, мне было больнее, чем тебе. ;)
Ладно, уже поздно. Сейчас я наберу тебя и пожелаю спокойной ночи, но, как обычно, мне было необходимо излить все свои мысли в письме тебе. Я уже говорил это раньше, но мне очень нравится, что мы продолжаем переписку в таком виде. Сообщения удаляются, а разговоры забываются, но, клянусь, каждое твое письмо останется со мной до конца моих дней. #ПочтаЖиви
Люблю тебя. Настолько, что готов замаскировать твое имя на своей коже.
Никогда не останавливайся. Никогда не забывай.
~ Силас
Я смотрю на Силаса, но он погружен в чтение своего письма. Мне бы хотелось лично увидеть его тату, но как-то неудобно просить его снять футболку.
Я просматриваю еще пару писем, пока не нахожу своё. Интересно, питала ли я к нему хоть долю тех чувств, что он ко мне?
Силас,
Я не могу перестать думать о той ночи, когда ты меня поцеловал. Или о письме, в котором ты объяснял свои чувства.
Мне никогда прежде не доводилось целоваться. Я не закрыла глаз. Было слишком страшно. В фильмах парочки всегда закрывают глаза, но я не могла заставить себя это сделать. Мне хотелось знать, закрыл ли ты глаза; как выглядят твои губы, прижатые к моим. И я хотела знать, какое было время, чтобы всегда помнить точный момент, когда мы впервые поцеловались (было 11 вечера, кстати говоря). Твои глаза всё время были закрыты.
