Первая ложка вышла на удивление ладной. Гладкий липовый черпачок, гнутая плоская ручка. Микулка не удержался и вырезал посреди ручки Родово колесо о шести спицах. Хорошо. Деду понравится. Ложка готова, а руки еще работы просят, никак не привыкли без дела быть. Паренек взял вторую баклушу, повертел в руках, примеряясь, и сделал первый надрез.
Покончив с работой, Микулка вернулся в избу и чуть не подавился слюной от веявшего из печи съестного духа. Дед Зарян вовсю хозяйничал у стола, ломая хлеб, расставляя чашки. Судя по запаху, в доме водилась не только каша, но и мясо, булькавшее в одном из горшков с ароматной юшкой.
– Ну что, путешественник, – улыбнулся дед Зарян, – небось очухался уже? Гляжу из окна, а он ложки строгает… Чай десяток настрогал, никак не меньше!
– Пару.
– Кхе… Пару. А я уж думал, поедем на рынок к ромеям торговать. – в глазах старика так и прыгали веселые искры.
– А далеко ромеи? – навострил уши Микулка.
– Недалече. Верстах в двадцати на закат Херсонес, там те самые ромеи и есть.
– А Вы их видали?
– Приходилось… А тебе что за интерес?
– Так я к ромеям и шел! Чего бы меня лешак через всю Русь погнал без цели?
– А… Так ты, значить, с целью… Понятно. Небось за море собрался? Оно и понятно, с грязной-то Руси.
– Ну да. Новую жизнь начну, я молодой, мне не поздно!
– Оно, конечно, верно. Одно жаль. Знал бы я о твоей великой цели, так не палил бы твое тряпье.
Микулкино сердце на миг замерло от нехорошего предчувствия.
– Так Вы же мне портки сами дали! – обижено надул губы паренек.
– Я отдал, я и заберу. Вон, Ярило как разыгрался, если бегом, так двадцать верст пролетят, не заметишь. Еще и упаришься. А там тебя ромеи оденут в белые покрова, они их туниками кличут. Они ведь тебя ждут не дождутся. Все смотрят на восход и думают, где же наш Микулка? Не замерз ли, сыт ли? Только о тебе и думают. Да ты им не нужнее, чем змеям обувка! У них своих ртов хватает.
– Врете Вы все, дед Зарян. – обиделся Микулка. – Ежели б я сам не слыхивал людей из-за моря, я бы по молодости поверил. Да только я не такой дурак. Вон Родомир собрал себе дружину и пешим ходом ушел на закат. Долго ли, коротко ль, а пришли они в земли немецкие, кто жив остался, конечно. Родомир слал гонцов в Киев, так они через нас шли, рассказывали про всех. Кто купцом стал, кто шлосарем, замочных мастерских хозяином, а сам Родомир главным дружинником при ихнем князе. Чем не жизнь! Это ведь не поле пахать, и не рыбу в Днепре ловить. Знай себе командуй, да деньгами карман набивай.
– А большая у Родомира была дружина?
– Сотню копий собрал, чай не маленькая.
– Не княжья, но с такой и не срамно за море сходить, правда. Один значит купцом стал, другой шлосарем, Родомир-предводитель, ясное дело устроился. А остальные?
– Ну… Откель мне знать. Часть наверное в лесах загинула. А остальные делают, что хотят.
– Кхе… Кхе… Ну да! Хочешь, я тебе скажу, чем остальные заняты? Кто камень ломит для замков, а кто в войске в первых рядах против железных рыцарей бьется. И уж не по доброй воле!
Микулка побледнел.
– Да что Вы меня стращаете! Всяк сам себе хозяин. Не может там быть хуже, чем у нас. Хуже просто некуда. Кривичи бьются с радимичами, те с вятичами, поляки жмут кривичей, печенеги всем житья не дают, с голодухи целые деревни мрут. Вам ли не знать!
– Ведаю… И больно мне. За Русь больно, за русичей. Да вот только скажу я тебе вот что, а там сам думай, как поступить. Чужак, он и за морем чужак. Где ты видал, что бы чужаки в чести были?
– Так то у нас…
– А ведь русичи добрее. Грубые, пьют крепко, бивают не только чужих, но и своим достается. Да. Но в трудный день всегда руку подадут соседу, детям малым лучший кусок. Коль беда, так они ВСЕМ МИРОМ борются. А немчура по щелям, каждый за себя.
Их клич – мой дом, моя крепость. Так и живут. А у нас? Да, в междоусобицах погрязли по уши, и неустроенность, и грязь… Но если общий ворог объявляется, то плечом к плечу стоим! Ни о животе своем, ни о золоте-серебре, ни о славе громкой никто не думает. Очертя мечом голову, бросаются русичи в бой с любой бедой. И не так, как немчура, где каждый у своего порога бьется, а всем миром, одной дружиной.
И будешь ты там всю жизнь чужаком, еще и дети твои будут чужаковыми. И будешь искать свое место, пытаться выдергивать у них. А ведь своя земля помогает! Эх… Молодые, зеленые. Вам ведь жить! Вы все ищете место получше, а надо свое место, свою землю обустроить, чтобы имя русичей гремело, чтобы НАМ немчура завидовала.
Где же еще такие богатства, как у нас? Погляди кругом! Рыбы в реках аки звезд в небесах, звери по лесу бродят, только на лапы друг дружке не наступают. Леса столько, что избы можно в сто поверхов гнать. Нам бы гордости прибавить, да и только. Что б ценили свою землю, свои имена, старикову мудрость чтоб уважали, да юношескую горячность не гасили.
Эх, был бы я киевским князем, собрал бы я на пир лучших купцов, лучших воинов, лучших музыкантов, да кощунников. Сказал бы перед ними речь горячую, чтобы донести до каждого сердца мысль свою. Чтобы славили они Русь великую каждый по своему, кто товаром отменным, кто храбрым сердцем, кто песней душевной, а кто красным словом.
Только князем мне не быть. Стар я уже. Детей не нажил, живу один. Думал, грешным делом, что Сварг послал мне тебя, чтобы смог я передать то, чему за долгие годы выучился, к чему трудными думами пришел. А ты за море. Так и помру один. Печенеги ко мне не раз приходили, научи, говорят, наших детей своим наукам. Сколько добра предлагали! Да только русич я… Русичу и передам, коль Сварг позволит. А нет, так и помру.
Что-то кольнуло у Микулки в груди. Стало жалко деда старого, ведь паренька застуженного и голодного спас дед Зарян от верной смерти. Так по божески ли сразу бросить? К ромеям завсегда успеть можно, молодость она длинная. А пока поживу тут, деда утешу. Одно лето проживу. Может дед к тому времени и помрет. А нет, так тогда и посмотрим.
– Простите, дед Зарян! – потупил глаза Микулка. – Я же говорил, что меня дураком обзывали. Дурак я и есть. Видно Чернобог мне душу крылом черным застлал. Я останусь. Чему хотите буду учиться. Хоть травами ведать, хоть по птицам гадать. Я же не басурман неблагодарный! Я… Я русич.
Глаза старика посветлели, мелькнул в них огонек надежды, может выйдет из парня толк.
– Ну садись, поешь, раз остался. – с нарочитой грубостью буркнул Зарян. – Только смотри не спеши. И много не ешь. Пару ложек каши, да с мяса отвар. Там грибы тертые, навар густой, сытный. Наешься.
3.
Минуло полных три недели и весна-красна отогнала зиму далеко на север, в родные Микулкины края. Стаивший снег пропитал землю-матушку и она растопорщилась душистым густым разнотравьем да цветами. Микулка совсем окреп, обрастил кости мясом, спать стал крепко, сладко, без тревог.
Раз по утру, только свет заиграл на сосновом столе, дед Зарян раздул печь, поставил горшок с оленей похлебкой на жар и бесцеремонно стянул с паренька одеяло.
Микулка забрыкался на печи, как жеребенок игривый, потянул на себя одеяло, да спросоня не сдюжил с Заряном, так и шлепнулся на пол словно дохлая рыба.
– Что ж Вы творите-то? – поднимаясь и кутаясь в одеяло буркнул Микулка. – Где это видано, что б с дитятей так обращались…
– Кхе… Сыскал дитятю. Да на тебе уже пахать в пору! Вон как отъелся. Хватит лень славить, одевайся, не то первую росу пропустим!
– А что нам до первой росы? – потирая глаза спросил паренек.
– Экий ты недотепа! Я ж тебе всю неделю о травах сказывал, когда какую собирать, чтоб в ней сила была. Если целебные травы рвать когда попадя, так они сгодятся только пол подметать.
– Да я помню. На первой росе в сбор идет зверобой-трава.
– А чего ж придуриваешься, коль знаешь?
– Просто спросоня буркнул. Спать охота, дед Зарян! Еле очи разлепил.
– Меньше по ночам надо клумиться, тогда и поутру вставать легче. Раньше, помню, ты сам с первой зорькой с печи вскакивал. А теперь?
– Так Вы сами виноваты, дед Зарян! Дали мне свои грамоты, научили резы разбирать… Как теперь оторваться? Никаких сил нет! Сказка за сказкой сказывается, все про русских витязей. Интересно же! А ведь это все Вы написали, я Вашу манеру сказ сказывать распознаю из сотни.
– Прям уж из сотни… – польщено буркнул хозяин. – Я написал, так что с того?
– Небось вранье все, да только красивое вранье, прямо в душу западает.
– Оно и видно, масла на свет тебе не напасешь. Придется к ромеям идти на базар. А написанное не вранье. Где присказка, где украс, но это все как ветки на дереве. А ствол ровный, правдивый. Есть на Руси витязи, много их, земля русская завсегда витязями славилась. Да только сейчас всяк за своим окном. Кто пашет, кто кует, кто кожи мнет. Не чувствуют беды, хоть басурмане нашу землю конями топчут. Порой вылезет кто из своей избы, то ли Змея заломать, то ли хазарскому кагану нос размочить. И опять на печь. Кабы не русская лень, так все по иному было бы. Русичи долго запрягают, но едут так, что только камни из под копыт летят. Уже не остановить. Нашелся бы такой конюх, который запряг бы всех разом. Не могу и представить, до каких пределов тогда Русь бы раздвинулась!
