— Она уже съела, ей не помогло. Я передаю ей трубку.
Смеясь, скидываю вызов, когда в динамике начинаются шорохи.
— Ты всё? — спрашиваю я, когда девчонка поправляет блузку, словно только что не терлась ей о стену.
— Мы не можем выйти вместе? — хнычет она.
— Нет, сваливай уже.
Фыркнув, она вскидывает подбородок и шагает к двери. Провожаю её выгнутой бровью и радуюсь, когда чёрные, как смола волосы, больше не мелькают на горизонте. Натягиваю футболку и, словно по хреновому волшебству, перед глазами возникает какая-то блондинка.
Скинув сумку на пол, она снимает кофту и смотрит на меня. Карие глаза скользят по мне без всяких эмоций, и я чувствую себя пустышкой. Соблазнительные пухлые губки в форме сердечка сомкнуты в прямой линии, но как только она открывает рот, внутри меня поднимается цунами негодования.
— Ты долго будешь пялиться? Одевайся и вали.
— Ты перепутала двери, — усмехаюсь я, — это мужская раздевалка.
Наградив меня смертоносным взглядом, она закатывает глаза и следом скидывает футболку, оставаясь в одном лифчике. Это уже что-то новое.
— Сделаем вид, что я ничего не видела, как и ты. Ок'ей?
— Не уверен, — улыбаюсь я, оперевшись локтем на дверцу шкафа и закинув её за голову.
— Тогда я скажу тренеру, что ты оскверняешь душевые.
— И что мне будет?
— Как минимум, исключат из команды, — говорит она и надевает спортивную майку.
— Она носится без лифчика.
— Я обязательно прислушаюсь к твоему совету, а сейчас свали, иначе пакуй манатки и вычеркивай имя из списка команды.
— Без проблем, — вскинув руки, усмехаюсь я.
По тупому, но я продолжаю стоять на месте, превратившись в дуб, который не вырубить топором и не свалить танком.
— Алло? — восклицает крошка. — Очнись и вали.
— Могу прикрыть твой тыл, — предлагаю я, с какого-то счастья оправдывая собственный ступор.
— Если ты не заметил, то я не нуждаюсь.
— Я всё равно прикрою.
— Хорошо, — без всякого энтузиазма выдаёт она, — раздевайся.
Брови моментально поднимаются вверх, как и уголки губ. Это охренительно: две с разницей пять минут.
— Я шучу, придурок. Чисто теоретически, я могу переспать с тобой прямо тут. На лавочке или в душе. Не знаю, где ты только что это сделал, плевать. Но не буду.
Все бурные фантазии моментально растворяются, как будто вода сбежала в канализационные трубы и оставила сухой след.
— Мистер-неприятность, вали, — очередной раз, просит девчонка. — Ты слишком надоедливый, Картер.
— Мистер-неприятность? Картер? — усмехаюсь я, — с чего ты взяла что я — это он?
— Как часто ты получаешь в голову?
— Что?
— Понятно. Довольно часто. У тебя на лбу неоновая вывеска и розовые дневники девочек-братц пестрят твоими фото топлес.
— Твой тоже?
— Сотри с лица эту самодовольную ухмылку и исчезни. Умоляю. Либо я захочу поговорить с тренером.
— Когда я стал неприятностью? — последнее спрашиваю я.
— Серьёзно? Ты не знаешь, что говорят у тебя за спиной?
Провожу языком по нижней губе, и прикусываю язык, чтобы не болтнуть лишнего. Но, кажется, желаемого я не получил. Ей действительно не интересно, и это бесит меня.
— Коротышка, ты думаешь, что я интересуюсь мнением других?
Я вновь не получаю ничего. На моё нелепое название — ей плевать. Где я промахиваюсь? Что делаю не так? Она всего лишь закатила глаза и склонилась над сумкой, достав спортивные шорты чёрного цвета.
— Долго будешь тут стоять?
— Хочу досмотреть до конца, — улыбаюсь я, ожидая того, когда она наконец-то сдастся и выпнет меня силой.
Смотря в мои глаза, она вынимает пуговицу из петли и снимает джинсы, не отводя взгляда. На лице девчонки нет и капли смущения, словно скидывать одежду перед незнакомцем — привычное для неё дело. Проглатываю слюну, чтобы смочить горло, в котором пересохло. В итоге, джинсы повисают на крючке шкафчика, а их владелица вопросительно выгибает бровь. Мои глаза скользят по идеальным ножкам, над которыми явно усердно работали. Чёрные трусики без всяких кружков, бантиков и прочей херни. Ничего лишнего. Стоя передо мной практически голой, на её щеках нет румянца, она не переминается с ноги на ногу, нет смущения. Она гордо вскинула подбородок с абсолютно непроницаемым лицом.
— Ты посмотрел, теперь сможешь быть свободным, иначе номер тренера будет добавлен в быстрый набор.
Подхватываю сумку и, оставляю на ней последний взгляд.
— Думаешь, он сможет тебе помочь?
— Давай, скажи, что я тебя не возбуждаю и сострой морду тяпкой. А потом, выйди отсюда, думая, что ты соврал себе.
— Я этого не говорил. Я бы трахнул тебя прямо тут, но дела ждут. Можешь поиграться одна, думая обо мне.
С этими словами, покидаю стены раздевалки. Смешно, что она угрожает мне вылетом из команды, ведь я даже не в ней. Кого это волнует? Было смешно подчиняться её условиям. И я не врал. Я охренеть, как захотел её. Правда вылетает из моего рта сама собой.
Почему мой радар не засёк её раньше? Она же не могла три года прятаться от меня, и я не слепой. Ту, с кем можно развлечься — я вижу издалека. И она одна из таких. У меня только два варианта: она избегала меня или перевелась в этом году. Есть третий: у неё кто-то есть. Но почему-то он сразу мне не нравится. Если это так, то мне придётся нехотя отступить. Я уже был тем, с кем скоротали время, и повторять не хочу. От мысли того сюрприза — тошнота подступает к горлу. Она была первой и единственной, кому я поверил. На ней всё началось, ей же закончилось.
Подмигиваю девочкам и получаю аханье, улыбки и шептания, когда прохожу мимо.
— Не прошло и года, — иронично восклицает друг, когда я появляюсь у машины.
— Моя сестра заразила тебя занудством, — говорю я, запрыгнув в салон.
— Это не занудство, — морщится Мэди, — это уважение к чужому времени.
— Ну, так поехала бы одна.
Получаю холодный взгляд, из-за чего сразу сожалею о сказанном. Протягиваю руку и кладу ладонь на её плечо, а то время как сестрёнка упрямо сверлит дорогу впереди себя, никак не реагируя на меня.
— Я не хотел.
— Мне плевать.
— Прости, Мэ, — тихо выдыхаю я, называя её детским прозвищем, которое объединяло нас и наши имена в одно.
— Не называй меня так!
С этими словами, она скидывает мою руку, а я огорчённо падаю на спинку сидения. Дерьмо. Я определённо должен следить за языком, особенно когда дело касается Мэди.
День быстро сменяется вечером, как и путь к залу. Мы доезжаем буквально за тридцать минут, хотя обычно не меньше сорока, при этом, успеваем закинуть домой Мэди. Парочка часов в зале не способны вымотать меня до конца, это лишь лёгкий разогрев. Мне нужно больше, гораздо больше. Эта чертова батарейка в моей заднице, не способна на разряжение. Она только закаляется.
Я стучу по груше, рассекаю воздух, тягаю всё, что попадается в руки, встаю на спарринги. И только тогда, когда на ринг выходит Ди, я расслабляюсь, позволяя телу получить должную усталость.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает он, когда я уворачиваюсь от удара вправо.
— Что? Не получаю в пятак?
— Нет. Обижаешь её.
— Я не хотел, вырвалось случайно.
— Ты считаешь себя правым?
— Нет.
— Тогда извинись, потому что ты был не прав. Мы ждали тебя, пока ты развлекался.
— Я был на тренировке.
— Ты трахался в душе, кому ты рассказываешь.
Выдыхаю и опускаю руки. Конечно, он знает меня. По крайней мере, часть меня или моей натуры.
— Дерьмо.
— В следующий раз предупреждай, — говорит Ди, сняв перчатки и медленно разматывая бинты.
Молча киваю и принимаю его слова, которые не имеют схожести с упрёками. Слегка стукаю его в плечо, и один уголок губ друга поднимается. Он опустил это, и я получил своё успокоение. Он важный человек для меня. Но главное, что он очень важен для Мэди, я не имею права ломать их отношения.
Переодеваюсь и покидаю раздевалку вслед за Ди. И когда прохожу мимо приоткрытой двери, улавливаю знакомый голос, тут же останавливаясь у порога. Смех отца разносится по полупустому залу, в котором обычно бегают по кругу или проходят групповые тренировки. Желудок сворачивается, когда в голову врезается самая хреновая мысль за всё то время, которое я его знаю. То есть, за всю жизнь. Чуть приоткрываю преграду в виде двери и нахожу глазами отца и его друга. Внутри всё с облегчением обваливается.
