Махнув каштановой копной, он усмехается и стукает мой кулак в знак приветствия.
— Какие планы на вечер?
— Грандиозные, — киваю я.
Выгнув бровь, в голубых глазах отражается веселье, и я заранее знаю, что он что-то задумал.
— Поточнее, Картер.
— Занимаюсь с отцом.
— Составить компанию?
— Собрался гонять мячик по полю в одиночестве?
— Могу перестроиться и уйти в бокс.
— Хреновая мысль, — сообщаю я.
— Да ладно, твой отец способен перешить меня.
— Нет, — отрезаю я.
Трек кивает и расслабляется в кресле, позволяя женским рукам наглаживать грудь. Боковым зрением замечаю, что моей массажисткой и ублажнительницей стала рыженькая. Ногти врезаются в плечи, но я всё равно позволяю ей разминать тело всё последующее время.
Единственный человек, который не напрашивался на тренировку или знакомство с моим отцом — Ди. Это вторая причина, по которой я держу каждого на расстоянии вытянутой руки. Практически каждый решил, что может воспользоваться и войти в круг моей семьи. Каждый из них думает, что мы — друзья. Но это не так. Мой друг — мой отец. Но везде есть гребаное исключение из правил. Моё — Ди.
Мы знакомы с юношеских лет, встречаясь лишь на соревнованиях. Наше общение было только там. Но по счастливой случайности, его занесло в Нью-Йорк, где мы встретились. Последующие несколько лет он всегда был рядом и не торопился перешагивать черту моего личного пространства. Мы похожи. По крайней мере, были, пока не раскрылось то, что он любит мою сестру, и она сделала из него домашнюю няшку. Он — мой разум. Я — его эмоции. Все наши беспечные минуты, когда мы делали то, что делать нельзя — завершились с наступлением их отношений. В то время, как я хотел идти до конца независимо от степени тяжести содеянного, он останавливался и тянул меня за собой. Отчасти, благодаря ему, я не получил сотни выговоров в личное дело. Мэди и Ди — моя совесть.
Достаю наушники из кармана и заглушаю нудные лекции профессора песней I Prevail — Stuck In Your Head. Плевать на всю вселенную до тех пор, пока музыка наполняет мои внутренности собой. Закрываю глаза и расслабляюсь на спинке, пока всё те же руки мнут плечи. Когда заключительные мягкие аккорды раздаются в ушах, приоткрываю глаза и встречаюсь с золотисто карими на другой стороне амфитеатра. Усмехаюсь и подмигиваю своей вчерашней стриптизерше, в ответ она морщится и отворачивается к профессору, скрестив руки под грудью.
Даже отсюда замечаю прозрачный блеск на пухлых губах, либо она просто их облизала. Небрежно раскиданные светлые волнистые локоны по плечам ниспадают на белую футболку, поверх которой накинута джинсовка военной расцветки. С удовольствием мог пройтись взглядом по идеальным ножкам, но они прячутся под столом. К моему счастью, вытягивать из воспоминаний ничего не нужно, я отчетливо помню каждый изгиб её тела.
Вытаскиваю наушники и пихаю Трека локтем.
— Ты нигде не видел ту девчонку с третьего ряда напротив? Блондинка, белая футболка и джинсовка.
— Какая из них?
— Джинсовка военной расцветки.
Трек рассматривает блондинку, после чего пожимает плечами.
— Вроде нет, а что?
— Ничего.
— Она ничего, сколько?
— Неделя.
— Ты не разведёшь её за неделю.
— Ты её даже не знаешь, — фыркаю я.
Парень снова присматривается к незнакомке напротив.
— Не могу понять, — говорит он, протянув мне руку. — Пари?
— Иди нахрен, мне есть, чем заняться.
— Как хочешь.
Следя за девушкой, которая больше не поворачивалась в мою сторону, а если и поворачивалась, без всяких эмоций находила мой взгляд и отворачивалась вновь, я приступал к загадкам. В одном я точно уверен: в её заинтересованности. Черт возьми, другого не дано. Ко мне подкатываю даже те, у кого имеются парни. Мои знакомые парни. Каждая из них в априори стала для меня ниже плинтуса, если какая-то из них разорвёт отношения, и мы станем теми, кто должен возродить человечество — я стану тем, кто погубит его окончательно. У меня есть принципы, и первое из них: не трахаться с чужой девушкой. Именно я знаю, насколько это дерьмово. Именно я стал тем, кто по незнанию делил одну девушку с другим почти год. Клятвы, пустые слова любви и прочая хрень от неё — гребаное разбитое сердце и душа от меня.
Эмили — мой личный уничтожитель. Та, кто кардинально поменяла меня и помогла дойти чёртовой точки невозврата. Того Мэйсона, который доверял и впускал в свою жизнь любого — больше нет. И никогда не будет. Любовь — ложь. Из неприметной доброй девушки она превратилась во всадника Апокалипсиса. Та сука, которая разгуливала по коридорам школы со своей свитой, больше не была моей тихой спокойной Эмили. Я создал Дьявола. Дьявола, который кувыркался с моим лучшим другом, который имел отношения с моей сестрой. Чертова Санта Барбара с названием жизнь.
Чувствую новый пролив ярости и буквально вскакиваю с места. Моя жизнь проклятый клубок ниток: спутавшийся внутри себя. Ноги несутся к двери, а десятки взглядов прожигают мою спину. Не нужно поджигать фитиль, чтобы бомба с моим именем рванула и уничтожила всё в радиусе мили.
Из аудитории вылетаю, как из горящего здания и со всей дури врезаюсь кулаками стену. Физическая боль не чувствуется. Но душевная похожа на ту, словно в органы впиваются когтями, раздирая их долго и извращённо. До тех пор, пока мучение не перетекает в слабость, я готов продолжать вбивать кулаки в стену. Хочется упасть, но этого не случается, потому что боковым зрением замечаю движение, исходящее от Рона, который скрестив руки, смотрит на меня с усмешкой.
— Картер, у тебя окончательно фишку дунуло?
— Завали, — шиплю я, качая головой.
— А это кто? Твоя новая потоскушка? — продолжает он, и через плечо я вижу ту самую вчерашнюю блондинку, которая смотрит то на меня, то на Рона. — Ну и как она? Умеет работать ротиком?
Уже через секунду, кулак прилетает в его челюсть, и за пеленой перед глазами, улавливаю железный привкус крови на языке. Кретин успел зарядить мне. Но это первый и последний раз, потому что дальше я ничего не помню. Эмоции взяли верх, а руки принялись за работу. Я не должен делать этого, но ярость сильнее. В это мгновение последнее, о чём я могу думать — исключение из спортивного сообщества. Чувствую чьи-то руки, которые пытаются оттащить в сторону, крики, но не могу остановиться. Я получаю свою каплю возмездия, несмотря на то, что Рон не виновен в том, кем я стал. Этот придурок давно бестолково трепал языком и сегодня он поймал мою вспышку.
— Картер! — грубый мужской бас врывает меня из состояния аффекта и тело каменеет. — Я жду ваших родителей сейчас же!
Глаза ректора метают искры чистого гнева, а это говорит о том, что моя студенческая жизнь могла прекратиться прямо сейчас. Отскакиваю в сторону от изнеможённого кровавого тела, и не могу проглотить страх, поселившийся в горле. Я только что мог убить человека. Живого человека за то, что он попал под горячую руку и трепанул лишнего о той, кого я даже не знаю.
Женская рука тянет меня за собой, но я не обращаю внимания, кто это может быть. Толпа смотрит на меня с ужасом в глазах и расступается в стороны, как только я делаю шаг ближе. Среди них Трек, который не торопится идти за мной. Вот ещё одна причина, по которой у меня нет друзей. Весь этот сброд не способен на дружбу.
Валюсь на кресло и утыкаюсь лицом в ладони, расставив локти по коленям, пока на заднем фоне слышатся шорохи. Руки в крови, тупая боль в костяшках и ноющая в грудной клетке. Избиение не помогло. Внутри всё тот же прежний гнев, который никак не хочет покидать меня. Спустя минуту, снова подскакиваю и делаю несколько шагов к двери.
— Остановись!
— Какого черта тебе надо от меня? — фыркаю я.
— Сядь обратно, — указывает блондинка без капли страха в голосе.
— Ты кто такая? Отвали нахрен.
Распахиваю дверь и желаю вырваться из этой клетки, в которую сам себя посадил.
— Сядь, Картер! — снова верещит эта сирена, и я закатываю глаза, вновь поворачиваясь к девчонке.
