Вавилон понимающе покивал головой.
– Значит, ты у нас в качестве нового требования, Горбачёв прислал?
Семён Иванович торопливо достал из кармана платок и чихнул. Твоя правда, Вавилон! Потом с шумом высморкался и обтёр губы. Архип брезгливо отвернулся.
Не прощаясь, Овский пошёл вдоль бокса, вытирая платком руку, которой здоровался со слесарями.
– Хватит это требование с нами горя, – посочувствовал Спиря, глядя Овскому вслед.
– И мы тоже, – раздумчиво проговорил Вавилон и добавил. – Неспроста, Спиря, он к нам нарисовался. Неспроста. Не сёдня-завтра, гляди, рулить нами будет. Попомни моё слово.
Спиря добродушно усмехнулся.
– Стратег. За неделю вперёд видишь.
– А чё гадать. Дело ясное. Решили под шумок, и даля подобна, спихнуть Амбикова. Не вписывается он в их требования.
Спиря пожал плечами: дескать, поживём – увидим, и они стали собирать детали и ключи. Подошёл обеденный перерыв.
Перед обедом на щите объявлений, возле диспетчерской, появился отпечатанный на пишущей машинке текст.
«В Красном уголке АТПр сегодня в 16.30 состоится общее собрание трудового коллектива.
Повестка дня:
Выборы директора АТПр. Кандидаты:
1. Амбиков Виктор Константинович.
2. Овский Семён Иванович.
Кто не сможет принять участие в выборах, может свой голос в письменном виде передать секретарю парторганизации т. Тишкину В. В. или председателю профкома т. Горбункову А. В. через диспетчера.»
Прочитав объявление, Вавилон воскликнул:
– А! Я чё говорил? Вот она, даля подобна!.. – и тут же хлопнул себя по бокам от досады. – Только это, почему именно сёдня-то?.. Мне ж сёдня… мне некогда. Мне после работы за малым к тёще ехать надо.
– Ну и ехай, – спокойно сказал Спиря. – Отдай Валентине писульку и ехай.
– Ага, писульку ей! Ей только дай … – засмеялся он не без намёка, чему усмехнулся и Спиря. И добавил серьёзно: – Тут самому хоца… Что не говори, диковинка, выборы директора. Когда ещё такая комедия, и даля подобна, повторится? – и он, похоже, действительно был не на шутку раздосадован. Это было первое собрание, на котором он хотел бы побывать и добровольно.
После обеда они вошли в комнату отдыха – большое, прокопчённое, прокуренное помещение. В нём, как всегда, стоял дым коромыслом. Мужчины, собравшись вокруг стола, за которым играли в домино, бурно обсуждали назревающее событие.
– Нет, парни, как хотите, а Амбикова не надо отдавать. – Слышался густой баритон, и следом стук костяшки по столу. – Это факт!
– Чё, Ваня, забыл, как он тебя на месяц в яму опустил? – отозвался в ответ насмешливый молодой тенор.
– Сам виноват. Пить за рулём меньше надо… Ха! – шлепок по столу.
– Этот хоть дело знает. А Сенька что?
– Этот тоже знает, где что достать, во времена сплошного дефицита.
– Ага, в дефицитах щеголять будем. Ха!
Подошли Спиридонов и Вавилов.
– Об чём лай, бояре? – спросил Вавилон.
На его вопрос ответил Ваня, кучерявый, солидного телосложения мужчина с дымящейся папиросой во рту.
– Собрание проводим. Думаем, как Амбикова бортануть через край?
– И без нас абортируют.
– А тебя, Вавилон, мы альтернативой выдвинем. Во, будет смеху подобно!
– Зачем меня? Тут кандидатура есть, куда смешнее. И новому времени соответствует. Не веришь мне, спроси у Спири. Он сам нам признался.
– Мы только сейчас о его соответствии и говорили. В комсомоле дурака провалял, теперь к нам для поддержки штанишек. – Иван вдруг нетерпеливо заёрзал на скамейке. – Ну, Серёга, ставь пять-пусто! Ставь, не стесняйся. Счас я тебе вкачу голова! Чистенького, без единой крапинки. Хочешь, дам посмотреть! – в игре ему не было равных.
Вокруг стола оживились. Молодой парень, соперник кучерявого, в растерянности заметал взгляды по неровной крапчатой змейке из домино, лежащей на столе. Белобрысое лицо покраснело в предчувствии неотвратимого позора.
– Ставь! У тебя она. – Наседал Ваня, густо и самодовольно попыхивая папиросой. Он готов был сорваться со скамьи и с маха вбить в стол «горящую» в руке костяшку. Рука широкая тяжёлая, такой крагой, шутя столешницу проломишь. Вавилон с уважением относился к таким авторитетам.
Серёга тяжело вздохнул и, виновато глянув на своего напарника, выбросил на стол две костяшки.
– Вот она!!. – дико взревел Ваня, и оглушительный хлопок по столу от его пятерни содрогнул помещение.
– Ко-зз-лы-ы!!!
Смех, шутки посыпались в адрес схлопотавших «голова, без единой крапинки». «Козлы!», «генералы!» и «дале подобно…»
Появилось вакантное место, и Иван, перемешивая домино, приглашал следующую пару.
– Следующий! – в голосе слышались задор, удаль.
Вавилон поддакнул:
– Следующий, кричит заведующий.
– Вавилон, заведующего мы сёдня избирать будем. А я честно выиграл, – заметил Иван с достоинством.
Чего Вавилон и не пытался оспаривать.
– А мы знам, что ты с усам, – и с сожалением проговорил. – И чё они сёдня выборищи наладили? Нет, чтоб через день-другой.
– А тебе-т што?
– Так мне сёдня за малым ехать после работы. Завтра к врачу вести. Каки-то нарости у него под коленями наросли. Говорят, что это у него от сердца, или от ревматизма, и даля подобна…
– Ну, ясно, что не от удовольствия. У кого один-один, ходи!
– Так я и говорю, что они сёдни затеялись, нет, чтоб завтра.
– Да ехай. Без тебя что ли не выберем? Гляди-ка, пытица важная. Ха!
На «пытицу» рассмеялись. А Спиря однако заметил:
– Это как сказать. И один голос может роль сыграть.
– Ага! Ложка дёгтя в бочке мёда?..
На маленьком лице Вавилона вдруг засветилась прокуренными зубами плутоватая ухмылка.
– А чё, Ваня, хошь, я вам хохму учудю? – спросил он, запуская пятерню под фуражку, заскрёб затылок, кожаный блин зашевелился и пополз на сузившиеся глазки. – Вы за Амбикова, да? А я возьму, да за Овского свой голос напишу. Вот будет хохма, а?
– Ха-ха! – заразительно расхохотался Ваня, почти догоревшая папироса висела на его нижней губе. – Давай, Вавилон, отхохми! Посмотрим, что получится. Ха! – хлопнул костяшкой по столу.
На Вавилона уставились улыбающиеся лица.
– Я вам один всю карту перебью! Хотите?.. Во где у меня голый! – потряс в воздухе жилистым кулачком. – Вкачу его я вам по само некуда, и даля подобна. И без всякого солидола! – заливисто расхохотался, поддев на место фуражку, и торопливо потянул дружка за руку. – Пошли, Спиря, мой голос писать.
– Давай, давай, Вавилон, сыграем. Посмотрим, чья возьмёт. Ха! Дуплюсь!
– Будешь у меня петухом кукарекать! – пообещал Архип на прощанье. – Это тебе не домино. Это стратегия.
– Давай, стратег, давай, сыграем…
Утром на углу дома Архип Вавилов поджидал Артёма Спиридонова. Ему не терпелось узнать результаты голосования. Игра, что он вчера предложил ради потехи, почему-то не на шутку разволновала его. Вавилон даже во сне видел, как его бумажный «голос» летал голубком по Красному уголку, и сел прямо перед Овским на стол президиума. Овский украдкой тянулся к голубку, подманивал, как живого, а Архип наоборот, старался спугнуть его.
– Кишшшшш! – шипел он, – Кишшш скотина!
И проснулся от толчка в бок.
– Ты что, в гараже что ли?!. – разбудила жена. – Шипишь, как пробитый баллон.
Архип открыл глаза и обрадовался – голубок не достался Овскому. Жене отвечать не стал, хотя она ещё долго ворчала: разбудил, паразит, и дале подобно… Он повернулся на бок и попытался заснуть.
Сна не было. За окном уже брезжил рассвет, и по улице начали проезжать редкие машины и мотоциклы.
Вместо сна стали накатываться воспоминания.
В школе Сеньку Овского недолюбливали. И не потому, что был он из рук вон какой хулиган. Нет, не всякий хулиган так обескураживает. Тут, наоборот, за то, что он был нерасторопным, плаксивым и сопливым. И ему за это доставалось. Над ним смеялись, дразнили, а он плакал. Умом Сеня тоже не отличался, и учился так себе, ниже среднего, хуже, чем Вавилон со Спирей, но они и не старались в отличие от него. Пожалуй, единственное, в чём он преуспел – это в исполнительности. Чтобы ему не поручали в школе, Сеня выполнял с прилежанием. Не выражал протеста, если его обременяли обязанностями звеньевого, редакторскими заботами, хотя, что рисовать, что писать он умел одинаково. Но Овский это делал, и его усидчивость всех удовлетворяла: и учителей, и вожатых, и учеников. Одноклассники с потешным азартом голосовали за этого увальня на любую должность, чтобы только он сам не отказывался. На деле и впрямь оказывалось, что кроме него вести общественную работу в классе некому. Ни у кого к ней не пробуждался интерес. А что касается Спири и его, Вавилона, то им и вовсе не было времени: то лыжи, то цветомузыка, то техника – трактора, машины. Мечтали поступить в автодорожный техникум, да пожалели матерей оставлять одних. Так и приросли к гаражу.
