Фу-у! Кажется, пронесло. Только один из них что-то оглядывается, ко второму жмётся. Может самому спросить закурить?..
Мой внутренний голос расхохотался.
Лягушки тоже рассмеялись над моей отвагой.
Эх, вот ситуация. Сплошной вакуум. Пустота. Стою возле ГАИ и «Скорой помощи», а обратиться не к кому. Одни – давным давно пятисерийные сны досматривают, другим – от своих пациентов хлопот хватает. Да и не смогут они оказать мне помощь. Сердце не у меня болит, а у моей «Ладушки». С фонендоскопом и градусником к ней не подступишься.
Перешёл улицу к водяной колонке. Вода в ней калорийная – поверьте на слово, – пьёшь, и в желудке на некоторое время приятнее делается, как после обеда в «пельменной» на Театральной улице в городе Калуге. Желудок поурчал, побурчал, – пу-ук! – и опять есть хочется.
Нажал на рычаг колонки, мощная струя, изумрудно переливаясь в слабом ночном и уличном свете, стрельнула в бетонный лоток.
«Кушать подано, извольте жрать!» – слышу я.
О, приятно иметь дело с мало-мальски культурным человеком, по Чехову ботает.
Я наклонился к струе, глоток, другой… Вода, как молоко, не скажу, что парное, распрямляя ссохшийся пищевод, покатилась внутрь. В животе стало тяжелее, и желудок обрадовался, от пупка отстал. Ну что же, будьте и тем довольны товарищ удав, а я пойду спать, какого лешего сейчас остановишь? Прут, как заполошные и как по автодрому.
Перешёл обратную дорогу, спустился на площадку и открыл машину. Собачонка, на вид флегматичная, днём среди нас, водителей-автолюбителей, тёрлась, из-под ворот склада выползла, лениво тявкнула. Следом за ней из ворот сторожиха выглянула. Смотри-ка, молодая, не больше тридцати.
Ну вот, на пару и посторожим. Ты – склад, я – металлом.
– Наши окна друг на друга, смотрят вечером и днём… – пропел я, разумеется, про себя.
«Много ли человеку надо? Пол-литра воды натощак, и, пожалуйста, запел».
Хм, точно. Но пойду-ка я, сосну соска два, – как, предполагаю, говаривают младенцы. Утро вечера мудрее.
Сел в машину, отвалил сидение, голову положил на подголовник – затылок упёрся сквозь чехол в арматуру. Отчего-то в подушечке поролон иструх, и двух лет не прослужил. Теперь надо переделывать подголовник или новый брать?..
«Ладно, спи! Будешь сейчас подушечки кроить».
Вороны, грачи кричать, жуть нагоняют. Во дворе склада лампочка на столбе горит. Свет от неё слабый, сюда едва достаёт.
Вообще-то это какая-то база. Днём машины во двор лес завозили, доски, горбыли. Рабочие разгружали. В пять часов вечера их начальник, или мастер, за лесом сам поехал. Рабочих посылал, так они сами его, похоже, послали. Прыгнул в машину и укатил. Видать дело было срочное, иначе чего бы ему суетиться? Но и там, в срочном месте, сорвалось. Порожним вернулся. Распорядок есть распорядок, днём не спи.
Да, спать, – эх-ха-ха! – позевнул. Под голову кулак сунул, мягче стало. Закрыл глаза.
Черт возьми, веки тяжёлые, а сна нет. Позевота: один рот и тот дерёт. Ну что же, воспользуемся любезностью Морфия и подумаем: от чего искра есть, а не прикуривается?..
Но думы незаметно стали путаться, и я начал было засыпать.
Какая-то машина салон осветила и прошла мимо в сторону «Скорой» и ГАИ. Я вскинул голову – точно, «скорая».
Нет, одному скучно, пойду, пообщаюсь.
Вышел, закрыл кабину на ключ – чего доброго унят!
Опять эта собачка. И что тебе не спиться? Боишься, сторожиху украду? Не боись, я сам боюсь, от усталости едва тащусь…
Иду по тёмному проулку. Справа склад. Слева – осевший домишко, заросший кустарником, деревьями. Впереди кирпичные гаражи автолюбителей. Машины, однако, в лучших условиях находятся, чем жители этого дома.
Вот сколько имею машину, а под крышу собственного гаража так ни разу и не вставал. Нет, я бы не против, да гаража нет. Пока лет пять не простоишь в очереди, и думать не моги. Прямо душа кровью обливается. Гниёт ведь не только железо, но и деньги. Копишь десять-пятнадцать лет, пропадут за какие-нибудь два-три года и на глазах.
Не-ет, что не говори, а с машиной до чёртиков замарочек. То возле дома её карауль, смотри, как бы не угнали, или на капоте не нацарапали слова, глаз радующих своей популярностью. То распредвал, фильтры, баллоны спать не дают. Один бензин из штанов вытряхнет. Спасибо Димке, соседу, выручает. За полцены.
И всё доставай что-то, ловчи, выкручивайся. Тьфу! Сбагрить бы кому б маяту мою, и всё! – крест поставил бы и детям наказал. Только кому она нужна, любовь моя опостылевшая. Нынче дураков нет, все научены. Новые берут, а назад оглядываются – не маячит ли где на горизонте дефицитные распредвал, резина, крестовина…
А у «Ладушки» моей медовая пора минула, не прошло и двух лет. Теперь не столько на ней, сколько под ней крутишь. При таком не навязчивом автосервисе в стране Советов, можно сказать, в самом сердце России – не раз вспомнишь япону маму.
За тёмным поворотом широкая площадка и двухэтажный домик. Он залит электрической желтизной ионовой лампы, льющей свет с высоты железобетонного столба. Само деревянное строение похожее на теремок. Нижний этаж на половину в земле, маленькие окошечки завешены простынями. Похоже, здесь пристанище для тех, кому уже всё до фонаря. У них теперь своя забота: не промахнуться бы воротами в Рай.
На стене облупившаяся дощечка «Малоярославская станция скорой помощи». Белый РАФ у крыльца. Шофёра нет. Подождём, нам торопиться некуда.
Прошёл по площадке до другого здания. В нём ГАИ. Деревянный дом большой и старый. С виду ещё ничего, а внутри страшновато. Пол скрипит, ходуном ходит, как палуба, сам днём по тем доскам мелодию выводил. И стены облупившиеся. В кабинете, где сотрудники документы подписывают, в потолке здоровенная дырища, как от пролетевшей насквозь бомбы. Листом жести забита, по краям её солома, труха свисает. Гаишники выдают документы, а сами на потолок с опаской поглядывают. Оттого, наверное, лейтенант косит малость.
Хм, ну и язык у товарища. Вечером, выезжая из ГАИ, крикнул мне:
– Дежурить вместе будем?
Я хоть и кивнул головой из-за капота, но шутку не поддержал. Уехать надеялся. Уехал!.. Язык у товарища, что компостер.
От ГАИ повернул опять к «Скорой». Шофёра нет. Ещё похожу. Не так уж он и вреден полночный променаж.
За теремком в тени стоит «УАЗ». Зелёный, с красной полосой вдоль кузова. То ли резервная машина, то ли в ремонте. Эх, утянул бы ты меня до дому, родненький…
Дал кружок вокруг «скорой» и вернулся к крыльцу. Шофёра нет.
Всё! Хватит. Натерпелись. Будем вызывать.
Поднялся по крыльцу, ступил через порог в сени. Прямо, открытая настежь дверь, завешенная шторами из простыней. Отодвинул одну из них.
– Здрасте! – говорю.
Симпатичная темно-русая девушка лет двадцати пяти, что-то писавшая за столом перед окном, сменилась в лице. Губки нервно дрогнули, глазки из-под длинных ресниц выкатились.
– Извините, – говорю я как можно мягче. – Не пугайтесь. Я не с первого этажа вашего теремка, хотя и нахожусь на перепутье. Мне нужен ваш водитель со «скорой», – я подчёркнуто живо показал рукой взад себя на улицу, где стоит его РАФик.
Бледная тень сошла с милого личика на белый халатик, и девушка ожила.
– Андрей Палыч! – звонко прокричала она.
Из-за стены спросили полусонным басом.
– Чево там?
– Вас тут спрашивають, – с мягкой интонацией на конце предложения пропела девушка.
– Счаз…
Я благодарно наклонил голову, приложив руку к груди, как и положено живому, хоть и измученному человеку.
Она смущённо улыбнулась и показалась ещё прелестней.
«Полуночник! Приведение! Сам не спишь и людям не даёшь покоя, – поднялся в защиту девушки голос моей совести. – Изыди нечистая сила!»
Дружище. Нужда заставляет! Иначе разве б я позволил? Ты ж меня знаешь…
Вышел из другой комнаты на электрический свет мужчина, лет пятидесяти. Высокий, упитанный, похожий на дубовый кряж, с задатками здоровья ещё на добрую половину века. Я заговорил первым, не дожидаясь недовольного вопроса: чего надо?.. Он уже метнулся в его глазах, пробежал тенью по лицу и готов был соскользнуть с языка водителя.
Кто знает, что за человек владеет этим инструментом?..
– Здрасте! Можно вас? – я кивнул на улицу и попятился к выходу, едва не пришаркивая ножкой.
Знаете ли, светские манеры присущи и нам, из села Товарково.
Мы спустились во двор.
– Вы в «Жигулях» разбираетесь? – спросил я.
– Это ты там машину мучаешь? – в свою очередь спросил он. В голосе насмешка. Я чуть было не вспылил: ещё неизвестно, кто кого мучает?..
Но мой внутренний голос, верный мой друг, взял на себя грех и придушил во мне моё самолюбие. Но борьба эта, видимо, заняла какое-то время, и прозвучал второй вопрос.
– Что у тебя случилось?
Я обстоятельно – в который раз за день! – стал излагать причину моего невезения.
