– Почему я? Все.
– У всех таких денег не наберётся. Тут жрать не на что купить…
– Пусть едут вдвоём, веселей будет…
– Ага, в ресторане…
Загалдели.
– Один пусть едет, один!
– Одному опасно…
– Он что, сейф с собой повезёт?..
Успокоил Полномочный. Поставил вопросы на голосование: три, два, один.
В результате уполномочили двоих.
– Итак, решено: поедут двое, я и моя заместитель, как казначей и как секретарь.
– А ещё кем?!. – хихикнул кто-то из толпы.
Казначейша возмущённо крикнула:
– Поезжай тогда сам!
– Не смогём!.. Секретарить нечем!
– Тихо! – прикрикнул Полномочный. – Дурные шутки в сторону. Теперь давайте скидываться, кто сколько может. Если не сегодня, то за эти два-три дня. Подходите к секретарю, она запишет ваши пожертвования. На этом собрание считаю закрытым.
Полномочный Представитель, не смотря на гвалт и бестолковость в рядах вкладчиков, вёл собрание грамотно и даже жёстко. От чего у Пал Палыча к нему всё более и более росло уважение и надежда. И вообще, встречаясь с ним в толпе среди своих коллег по несчастью, в коридоре ли у окна, он испытывал к себе с его стороны даже некоторое, как ему казалось, сочувствие. Тот однажды в туалете, где была курилка, угостил его даже сигареткой.
И вот, находясь под впечатлением последнего собрания и его решения, и под обаянием Полномочного Представителя, Пал Палыч, придя домой, прошёл к столу, сдвинул с него не убранную им же после завтрака посуду, не до того было, сел писать письмо. Скорее прошение.
Что ещё утром Мария Филипповна ему присоветовала сделать.
Мария Филипповна не спала, но лежала молча. Упрекать мужа, пенять ему на его бестолковость, по причине которой он вляпался в такую историю, она уже не могла. Она теперь вообще ничего не могла понять в этой жизни. И потому сочувствовала ему, себе, им обоим. Сочувствовала в том, что их так бессовестно обманули, и тому, что по её смерти ему придётся ещё – ох – сколько чего пережить… Сочувствие выжимали слёзы, и глаза, уже поблёкшие, плавали в них.
Своё письмо Пал Палыч начал с обращения и, по его мнению, обстоятельного. Хотелось ёмко и доходчиво объяснить ситуацию, которая сложилась в его семье на данный момент. Письмо своё он так и озаглавил:
Упалнамоченому представителю.
Уважаемый товарищ! Али господин? Счас ведь не поймеш, кто ты такой. То вроде такой как все, то вроде как и другой, не такой как все. Но поскольку я тебя маленько знаю, помниш мы с тобой в курилке познакомились, то имею смелость называть тебя товарищем. Вот поэтому я и решился написать тебе письмо. Как я догадываюсь, ты поди писатель, али какой-нибудь там член юрюдический, и такой же как я облапошеный. То ись в смысле по глупости мы с тобой одного поля ягодки оказались. Так вот пишет тебе, чтоб ты понял, такой же как и ты, то ись товарищ.
Теперь про себя. Я Пал Палыч Кукарекин, 78 с половиной годов. Моей жене Марии Филиповне 68 и тоже с половиной. Пацанка по сравнению со мной. Я ей так всякий раз и говарю, ты против меня девчонка… Да это счас не имеет разницы. Разница вот в чом… в мозгах. Не получил я в свое время образования, вот оттого и мучаюсь, живу ее умом. Да только не дошел он до меня прежде, когда деньги я сунул в прореху этому Ростиславу. Но это к делу не касается. А дело вот в чом.
Да, забыл ещо сказать, штоб ты меня не спутал с другими, нас там в курилки было много, так я тот, который с палочной у окна стоял. Меня Пал Палычем звать. Ты должон меня помнить, ты меня ещо сигареткой угостил. Я вобщето не курю, давно бросил, но из вежливости принял. Вы там ещо с этим, с большими залысинами, о больших делах каких-то разговаривали, государственного однако значения. И тогда вы мне показались очень умными. То ись не таким как я и не таким как тот с плешиной. Мне показалось, што вы умней меня и его. Мне показалось што вы человек с понятием. Вот почему на собрании мы вас и выбрали нашим упалнамоченым представителем. И я первый за вас голосовал. Вот почему я и решил вам написать, чтоб вы знали кто я и как мне нужны деньги и в случае чего, то ись если вам удастся выбить хоть немного деньжат, то поимели бы меня в виду и мою большую в них нужду.
Так уж получилось, я позно поженился со своей жиной. Счас об этом можно говарить, поэтому и говарю. Я был сначала немного на каторге, то ись на Магадане, лет этак около пяти, а потом на поселении, тут немного помене, не успел полностью, война началась. Потом в добровольно принудительном порядке попал в штрафбат пока меня сильно не ранило. Там в госпитале меня выходила Марийка, пацанка, которой теперь 68 лет. Я говарил уже об ней, хорошая бабка, боевая, жаль что теперь больше лежмя лежит. Я-то ещо с палочкой хожу, а она вот лежит. Я ей когда рассказывал про вас, што вас избрали упалнамоченым, она и присоветывала мне к вам обратиться с характеристикой о себе и об ней маленько. Дескать, кто мы такие и почему очень нуждаемся в деньгах как никто другой. Нас облапошаных, кто очень нуждается много конешно, но вы всётки подумайте попервости об нас, поскольку мы нуждаемся теперь очень даже. Я думаю што вы тоже и вы первый и должны их получить. Как пахану, вам и надо быть первым. И мы против ничего иметь никогда не будем. Счас так жись нашу устроили, как на зоне. Кто при власти, тот и пахан. Я в зоне был в рабах и на фронте в солдатах и потому с понятием. Потому буду совсем не против еслив вы с плешивым будите первыми при деньгах. Но если вдруг от наших денешек щто-то останется после вас то поимейте в виду и меня и мою жену, нашу нужду в них. Я тот кто стоял с палочкой у окна и вы дали мне сигаретку, хоть я и не курю. Бросил может быть в семсят пятом что ли году, после второго воспаления легкого, первым на фронте отболел. На работе врач порекомендовала иначе окачурился бы. Может быть оно и лучше бы, не пережил бы такого срама и нужду какую переживаем счас. Сам посуди дорогой товарищ, хоть ты и молодой, лет может быть 50 с не большим крючочком и грамотный однако, а мне со с моей жиной как тяжело такой обман переживать? Я-то может годок другой перемогу, не помру, а вот молодка моя, девонька-то моя, может того, ни седня завтра приставица. И жалко ее, чего она в жизни-то видала… Все какая-то нужда теребила… Да, ты не думай што эта бумажка из туалета или ещо откуда, это моя слеза на нее упала, вытер ее неловко… Запачкал листочек.
Так вот дорогой товарищ упалнамоченый, в смысле представитель вы наш, будете когда в Волгограде в этом самом будь он неладен «Ростиславе» и вам будут передавать наши денежки, то поимейте нас в виду, меня и мою Марью Филиповну. Я не хочу ее хоронить заранее, но сам посуди – лежмя лежит и врачи без денег к ней не хотят подступаться, то ись лечить. А без лечения и нужного ухода долго ли она протянет. Так вот дорогой товарищ упалнамоченый, будь так любезен, то ись будь с понятием, и когда получишь деньги то пожалуста поимей нас с молодкой в виду. Верни нам наши пять тыщ рублей. Они нам если что на похороны очень даже сгодятся. Хотя конечно сичас на такие деньги разве что мышь похорониш. Но всетки деньги, жалко.
Ещо раз напоминаю. Я Пал Палыч. Тот кто стоял у окна с палочкой и вы мне дали сигаретку покурить. Я не курю и сигаретку не скурил, сберег. И как только вы привезете нам денежки пять тыщ рублей, я вам ее верну. Берегу ее от сырости.
Могу ещо сказать, что я инвалид второй группы имею два ордена. Один Красной Звезды а другой Отечественной войны, его получил в 45 году за польский город Краков. И ещо две медали: одну за 41 год, другую за 44 год, «За отвагу» называются. На производстве так же имел одни благодарности.
Досвидания.С бальшим уважением к вамгосподин хорошийПал Палыч Кукарекин.Написав письмо, Пал Палыч ещё раз-другой перечитал его, кое-где внёс правки и сложил листочек вчетверо. Аккуратно пригладил места сгибов кулаком и понёс в прихожую. Там висел его выходной, полинявший от времени, пиджак с двумя орденами, двумя боевыми медалями и десятком юбилейных. На следующий сход он пойдёт в нём. Во внутренний карман его он и вложил письмо.
Пал Палыч возвращался в комнату несколько приободрённый, и подмигнул своей молодке, Марии Филипповне.
2002г.
Мореман
– Ну, Мореман, всё, капут, – сказал мастер Петров, рослый загорелый парень. При слове «капут» он легко хлопнул по плечу деда, прозванного Мореманом за редкую должность шлюзового. – Теперь живи на заслуженном отдыхе.
Внизу рабочие цепляли трос за ставни шлюза. Один из них стоял на берегу и подавал сигналы трактористу.
– И зачем шлюзу выдираете? – едва ли не плача, спрашивал Мореман. – Пущай бы стояла…
