и соответствующим образом выглядеть. Раймон так и не уговорил Эдит сменить стиль и отказаться от обилия рюшек и воланов на одежде, но, по крайней мере, он сводил ее в хорошую парикмахерскую и посоветовал лучше ухаживать за собой. Последнее было сделано с определенным расчетом, поскольку Раймон и Эдит стали любовниками. Полному счастью мешала одна проблема: Раймон был женат и поэтому никогда не ночевал у Эдит, а та ненавидела оставаться ночью одна. Поэтому она позаботилась о том, чтобы Симона заняла другую сторону двуспальной кровати, а это, в свою очередь, вызвало недовольство Раймона. Впрочем, эти проблемы не изменили восторженного отношения Раймона к певческому таланту подопечной.
Подобно Пигмалиону из греческого мифа, о котором Эдит впервые услышала от Раймона, он создавал из нее идеальную, на его взгляд, шансонетку. Он научил ее видеть выразительность текста и правильно ее подчеркивать, приносил ей книги известных писателей. Эдит оставляла их без внимания; в какой-то момент ей пришлось признаться, что она почти не умеет читать и писать, потому что толком не ходила в школу. Тогда Раймон постарался возместить ей недостаток школьного образования. Все это делалось для того, чтобы воспитать из начинающей певицы великую личность. Раймон, несомненно, делал все возможное для ее карьеры, но даже ему не под силу было совершить невероятное: двери АВС были закрыты для таких, как она.
Она резко стряхнула его руку.
— Ты сошел с ума? Я должна выступить в АВС? Ты издеваешься надо мной?
— Директор Митти Голдин согласен, чтобы ты выступила на разогреве перед выступлением Жиля и Жюльена. Убедить его было очень непросто, мне пришлось говорить с ним всю ночь, но в конце концов он согласился. У тебя будет тридцать минут. Премьера двадцать шестого марта.
Эдит вздернула подбородок. Она смотрела на Раймона с недоверием. До сих пор она всегда полагалась на него. Хоть он и не расстался с женой, но по-прежнему оставался ее лучшим другом, и она любила его за это. Полное отсутствие у него чувства юмора не очень ей нравилось, но сейчас это означало одно: сказав, что она будет петь в АВС, он не шутил. Несмотря на пьяный туман, клубившийся в ее мозгу, она поняла, что стоит на пороге великого дебюта, и непроизвольно вздохнула. Но вместо того чтобы броситься Раймону на шею, что было ее первым порывом, Эдит осталась, будто приклеенная, сидеть на стуле. Срывающимся голосом она выкрикнула:
— Шампанского! Всем шампанского!
Ее друзья оживились. Мужчины начали подталкивать друг друга локтями и ухмыляться.
— Нет, не шампанского! — заревел Раймон. Он щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание хозяина. — Кофе! Принесите кофе. Мадемуазель нужно не шампанское, а кофе. И не меньше литра.
— Ты просто мучитель! — простонала Эдит.
— Да уж, это точно, — пробормотала в ответ Симона.
Остальные ее друзья заворчали.
— Неужели же его нельзя выгнать? — спросил тот парень, который уже предлагал это сделать.
— Если я сейчас выпью кофе, то не смогу заснуть! — запротестовала Эдит.
— И прекрасно, — парировал Раймон. — Ты будешь не спать, а работать. Как только немного протрезвеешь, мы поедем к Маргерит Монно[7].
Не отводя от него взгляда, Эдит демонстративно зевнула, не менее демонстративно прикрыв рот.
— Зачем ты хочешь познакомить меня со своей новой любовницей?
Вокруг раздался хохот.
— Ты ошибаешься. Она не моя любовница. — В холодных голубых глазах Раймона промелькнула молния. — Маргерит Монно — один из лучших музыкантов, которых я знаю. Она композитор, и мы работаем вместе. Именно она написала музыку к моей новой песне «Мой легионер», которая вошла в пластинку Мари Дюба.
— О, — пробормотала Эдит. Мари Дюба была для нее образцом для подражания. Она больше чем просто певица. Каждая ее песня становилась историей, в которой персонажи оживали, как в театральной постановке.
При этом она никогда не забывала о простых людях вроде Эдит и ее приятелей. Эдит хотела бы обладать подобным талантом. Она даже пыталась копировать перед зеркалом так восхитившую ее певицу, но ей не хватало ее тонкой ироничной составляющей. В Эдит было больше драматизма. То, что композитор Дюба захотела работать вместе с ней, Малышкой Пиаф, было почти так же невообразимо, как предстоящее выступление в АВС. Однако секретарь и поэт, писавший стихи для Дюба, стоял сейчас вплотную рядом с ней. Она чувствовала, как его рука крепко сдавливает ей плечо. Он был ее любовником и другом…
Между тем Раймон продолжал убеждать:
— Тебе необходимы для АВС собственные песни. В количестве не меньше пяти. Придется много репетировать. В АВС все зависит от силы голоса исполнителя, песен и мюзиклов. там нет микрофонов. Кроме того, тебе понадобятся новый гардероб и хорошие манеры. От того, как ты появишься на публике, будет зависеть многое.
Он разворачивал перед ней бесконечный список необходимых вещей, будто какой-то средневековый гонец пергаментный свиток. Вскоре она вообще перестала воспринимать то, что он говорит. Перед ее мысленным взором стояли лишь три буквы — АВС, а еще — сценический псевдоним, который ей придумал папа Лепле. Он был набран сияющими лампочками, из которых обычно складывались имена звезд на светящейся вывеске, находящейся на бульваре Пуассоньер. Она увидела себя на большой сцене, которая скрывалась за двустворчатой дверью, и услышала, как поют «Мой легионер». Не так, как Мари Дюба, может быть, даже лучше… Какие прекрасные мечты! Но всего лишь мечты. Она была слишком пьяна, чтобы понять, говорит ли Раймон правду. «Выступление в АВС? Мое? Он сумасшедший», — подумала она. И тем не менее послушно взяла чашку кофе, которую ей принес хозяин заведения. Конечно, было бы неплохо соображать несколько яснее. Тогда она, возможно, поймет, зачем Раймон зашел в этот бар в половине шестого утра.
Его появление показалось ей похожим на выступление иллюзиониста в цирке: Раймон наколдовал белого кролика в шляпе и заставил его исчезнуть, после того как раздались аплодисменты. Правда, никто из ее друзей не хлопал. Может быть, кролик по-прежнему сидит на месте, а выступление в АВС — вовсе не иллюзия. И в конце ее дебюта аплодисменты обязательно будут. А дебют этот состоится в самом престижном музыкальном театре Парижа. Вопрос был только в том, является ли сама эта мысль реальной.
— Тебе нужно новое имя, — услышала она слова Раймона. Смысл сказанного она почти не поняла. Кофе не действовал из-за огромного количества выпитого алкоголя. Или столько вина и коньяка просто не сочеталось с кофе. Эдит не могла сказать наверняка. Еще до того, как ее веки внезапно закрылись и она уронила голову, в ее мозгу, подобно стреле, засела фраза, сказанная Раймоном:
— Никто не захочет
