Говорят, его приветили в каком-то баре, и говорят, этот бар почти наверняка гейский.
С уходом Кленси школьная команда превратилась в сборище идиотов, которые только и делали, что красовались и щупали девчонок. Они с треском проиграли пять матчей и развалились бы вовсе, если бы не появился Кит Хогарт. Родители Хогарта перебрались сюда три года назад и вроде бы, имели какое-то отношение к плотине, по крайней мере, устроились работать именно туда. Сам Кит благополучно миновал все проблемы, которые поджидали новичков, и умудрился выбить команде нового тренера, и сам его полностью заменил.
По сути, Опоссум получал зарплату за то, что часами спал на скамейке, а славу – за то, что Хогарт сумел вывести команду из аутсайдеров на пятое место в таблице.
Родители были довольны очевидной дряхлостью Опоссума, не позволявшей ему тянуть руки к чужим задницам, школа была довольна победами, Томми был совершенно растерян.
Растерян – поначалу, когда Кит только появился в городе. Прежде Хогарты жили в Нью-Йорке, и выходки Кита, парня-из-большого-города, многих шокировали и пугали. Кит не здоровался с полоумным Стэнли. Один раз поняв, что у того в голове каша, он вовсе перестал его замечать. Это было дерзко.
Кто-то пытался рассказать Киту о заслугах миссис Берн, но он так и не понял, почему за эти заслуги нужно почитать ее придурковатого сыночка.
Хогарты не участвовали в большинстве городских затей: не устраивали весеннюю гаражную распродажу, не приносили коробки с одеждой в день благотворительности, не пекли пирогов и не угощали ими соседей, и даже для того, чтобы сменить масло, выезжали куда-то, а не пользовались услугами местного автосервиса.
Все эти странности вызывали неприязнь к миссис Хогарт – манерная стареющая шлюшка, к мистеру Хогарту – за что, интересно, его поперли из Нью-Йорка? – и создали полосу отчуждения вокруг Кита. Этим отчуждением он ничуть не тяготился. Ему хватало футбольной команды, и он совершенно не волновался от того, что игроки порой не торопились поздороваться с ним вне поля.
Главное – они слушались его на поле.
Они его слушались, и Томми, увидев один раз слаженную игру на тренировке, повадился ходить на поле почти каждый день.
Ему нравился азарт, нравилась сплоченность, с которыми выступала команда. Томми даже сделал несколько быстрых зарисовок на тему интервью с Опоссумом, но порвал листочки, потому что побоялся в открытую высмеивать пожилого, и неплохого, в общем, человека.
В некоторых вопросах Томми был слишком щепетилен. Его дерзкие интервью никогда не касались тех, кому могут причинить боль по-настоящему. Алекс говорил, это непрофессионально. Карла хвалила и рассказывала о дамочке, которая фотографировала автомобильные катастрофы, норовя воткнуть объектив фотоаппарата в самую гущу разваленного человеческого мяса. Карла говорила, эта дамочка получала неплохие деньги, но ее методы… тут Карла закатывала глаза и хмурилась. Алекс смеялся – будь беспристрастна, говорил он. Ни жалости, ни сочувствия. Ты машина, передающая информацию людям, детка. Прекрати ныть и займись настоящим делом.
Томми не вдавался в подробности и тонкости «настоящего дела». Он был любителем, который не сумел тиснуть свой материал даже в школьную газетенку, с него и взятки гладки.
Хотя было бы забавно налететь на Опоссума и спросить, с каким счетом его команда выиграла последние три матча и под каким номером выступает квотербек.
Томми представил сонное, ошарашенное лицо Опоссума: квотербек? Счет? Иди отсюда сынок, мы слишком заняты.
И Карлу бы с фотоаппаратом, запечатлеть момент… Кубик жизни.
Отношение к Киту менялось медленно, но менялось. Еще пару лет назад он был просто «этот квотербек», но весной этого года Томми, наблюдавший молча, заметил изменения.
Первой на разведку отправилась Стефани, ближайшая подруга Минди. Стефани небрежно пригласила Кита на вечеринку, на которую тот не пришел. Мужского пола особи, стоявшие на той же ступеньке общественной иерархии, что и Томми-Попугайчик, грызли себе руки и придумывали, что бы они ответили, подойди к ним Стефани с таким предложением, где бы взяли крутую тачку и сколько бутылок пива смогли бы выпить.
Тачки ни у кого из них, естественно, не было – обычно родители дарили машину по факту поступления в колледж и то со многими оговорками. У Кита машина была. Нью-Йорк, это все Нью-Йорк с его пренебрежением к здоровью и воспитанию детей. По поводу крепкого черного «форда» Хогарта разразился даже маленький скандал – ему не хотели давать место на школьной парковке. У нас так не принято, мистер Хогарт, мягко объяснял директор. Понимаете, здесь дети… и вдруг у одного из них машина.
Мистер Хогарт оповестил, что по законам штата шестнадцатилетний подросток имеет право на личный автомобиль.
Директор копнул глубже и согласился, напомнив, что иметь-то имеет, но вождение после полуночи и до утра ребенку запрещено, а также запрещено катать других подростков. Он так и сказал – «катать».
Мистер Хогарт ничего не имел против. Кит не ездит ночами, и у него нет друзей, которыми можно было бы напичкать несчастный «форд».
Директор сказал, что проследит за этим.
Мистер Хогарт поблагодарил его за рвение, и место на стоянке было выделено.
Наверное, «форд» и стал переломным моментом в отношении Кита. Минди легко перенесла отказ от вечеринки и зашла с другой стороны – предложила собрать группу поддержки для футбольной команды, куда Кит вкладывал все свои силы. Он согласился.
С радостью согласился, сказала Карла, которая слушала разговор, делая вид, что погрузилась в чтение школьной газеты. (Ну и дрянь там пишут, Томми!)
Минди сказала;
– Я все сделаю сама. Ни о чем не беспокойся.
Хотела бы я посмотреть, как Хогарт «беспокоится», резюмировала Карла. Незабываемое было бы зрелище.
Хогарта действительно сложно было вывести из равновесия.
Томми, черкая что-то в блокнотике, как-то придумал определение: в Ките было много неодушевленного. Еще чуть-чуть замкнутости, и его можно было бы назвать аутистом, но он им не был. На уроках всегда отвечал кратко и по существу – ни словом больше, как ни пытались учителя заставить его развить тему. Общался рваными емкими фразами и явно уставал от многословия и болтовни. Риторических вопросов не понимал, шутки игнорировал, хотя сам обладал тяжеловесным метким чувством юмора.
С ним было тяжело общаться – он не поддерживал тем о погоде, не примыкал к веселым компаниям и старательно обходил все разговоры, связанные с ним самим.
Он был единственным, кто не замечал в школьном коридоре большой корзины для валентинок, и не написал ни одного анонимного послания, хотя были такие, кто потратил уйму времени, сличая почерки.
Любовная тематика, на которой держалась вся непринужденная и двусмысленная болтовня старшеклассников, отлетала от него, как резиновый мяч от стенки. Пошлые шутки его не смешили, заигрываний он не понимал.
– Еще немного, и телки выстроятся в очередь, чтобы лечь под него, – сделал вывод Алекс. – Это беспроигрышная тактика, парень знает, что делает.
Алекс тоже наблюдал за Китом, но с другой точки зрения. Ему думалось, что у Хогарта особый, нью-йоркский стиль укладывания девочек в постель, и старательно изучал все приемы, а потом копировал: напускал на себя холодность, бубнил что-то под нос и подчеркнуто не замечал никого вокруг. Алекса надолго не хватало. Он мог просидеть такой неприступной глыбой максимум час, а потом снова начинал дурить, придумывать небылицы вроде той, что у всех психов член больше двадцати пяти сантиметров длиной, и значит, девочкам есть что поискать в штанах Стэнли.
Алекса мало кто принимал всерьез – шумный дурачок с засратыми пошлятиной мозгами.
Вся их троица – Алекс, Карла и Томми, – если и не были аутсайдерами, то болтались где-то рядом. Карла славилась своими попытками пролезть в высшую лигу, вечными неудачами на этом поприще и язвительными комментариями по поводу школьной элиты, в ряды которой так хотела влиться. Томми, еще в младших классах получивший кличку Попугайчик, считался безобидным неудачником с заявкой на оригинальность.
Оригинальность – ахиллесова пята Томми. Он столкнулся с ней очень давно, как-то развив на уроке целую теорию о происхождении человека на Земле. По мнению Томми, он удачно обошел теорию эволюции, но учитель припечатал: не оригинально.
Этот штамп преследовал Томми повсюду. Ему иногда казалось, что таким образом люди просто закрываются от его идей, но доказательств не было никаких. Неоригинальный врунишка с глупой теорией происхождения человека и историей Пиппи-кролика.
