Глеб, считая себя супер-красавцем, решил во что бы то ни стало охмурить симпатичную и умненькую девочку, не теряя времени. Кстати, это именно из-за неё я и согласился пойти на эту рыбалку. Но, как видите, для меня девочка заведомо не предусматривалась. Я был нужен лишь в качестве опытного спасателя на всякий случай и добытчика рыбы, поскольку парни строили планы потратить своё время не на рыбалку, а на общение с девчатами.
На берегу мы сразу же установили три палатки (одна была моя), развели костёр. Мы были не на самой Волге, а в заливе, окружённом обрывистыми берегами и скалой, возвышающейся чуть поодаль, поэтому вода тут уже прогрелась знатно. Естественно, что все решили сначала искупаться.
Маринка оказалась довольно крутой пловчихой и сразу же поплыла на глубину: то ли хотела похвастаться перед всеми, то ли просто так получилось. Сначала Чухонин следовал за ней. Но потом вдруг развернулся и поплыл назад. Я понял, что он струсил. Оставлять Плахину одну на глубине было нельзя, и я ринулся за ней.
Догнал я её быстро и, убедившись, что с ней всё в порядке, она вовсе не устала и не нервничает, хотел было уже повернуть к берегу, но она вдруг предложила:
— Поплыли к скале?
Наверное, ей всё-таки захотелось немного передохнуть — скала располагалась значительно ближе, чем берег.
— А давай, — согласился я.
Добравшись до выступающего из воды камня, мы выкарабкались на уступ и уселись передохнуть. Наши копошились около костра, безуспешно пытаясь его разжечь. Вот ведь криворукие-то, одно слово – маменькины сынки.
Чухонин, рассмотрев нас на скале, помахал нам рукой: мол, плывите назад. Мы помахали ему в ответ.
– А почему ты хромаешь? – спросила меня Маринка.
– Бандитская пуля, – привычно ответил я.
Не скажу, что этот вопрос меня как-то коробил, но ведь большинство людей интересуются вовсе не с целью помочь там или просто посочувствовать, а лишь из праздного любопытства. Поэтому мой небольшой жизненный опыт научил меня некоторой скрытности. Маринка же оказалась совсем другой. Она меня поняла:
– Не хочешь рассказывать, потому что тебе до сих пор больно об этом вспоминать… Я понимаю. Знаешь, у меня в семье… тоже не всё гладко. Отчим, будь он проклят, постоянно распускает руки. Однажды дошло до такого… – Маринка судорожно сглотнула и на минуту замолчала. – Короче, повезло мне – мать с работы пришла раньше времени. Там суд был потом, его посадили. А нам пришлось переехать, потому что после этого случая в меня пальцем только ленивый не тыкал. Хотя… Мать, приняв вроде бы мою сторону, постоянно так меня и попрекает, что я, мол, сама и спровоцировала всё, что вот теперь из-за меня она одинока, лишилась такого замечательного мужа. Иногда я её просто ненавижу…
Вот как, значит… А на вид – такая уверенная в себе красавица, у которой всё в жизни чики-пики. Как говорила моя бабушка: «В каждой избушке – свои погремушки». После таких откровений я сразу почувствовал в Маринке родственную душу. И рассказал ей свою историю уже без утайки. И про сестру, и про мать с отцом, и про бабушку. Маринка оживилась:
– Ой, а я тоже часто у бабушки в деревне гощу! Там так здорово! Как же похожи наши судьбы – просто удивительно!
Мы ещё немного поболтали, вспоминая детство, но тут с берега одноклассники стали во всю глотку орать, чтобы мы возвращались. Соскучились типа, блин… Но ведь возвращаться всё равно так и так надо, факт. Поэтому мы без особого энтузиазма, но спустились в воду, собираясь плыть «на большую землю».
И тут вдруг неожиданно поднялся ветер. Просто вихрь настоящий! Огромная волна накрыла Маринку — она с головой ушла под воду. Я без раздумий нырнул за ней, стараясь в тёмной воде разглядеть девушку. Понятно, что я ничего там не увидел, но…
… меня вдруг закрутило и куда-то потянуло…
— Водоворот… Это конец… — были мои последние мысли в этой жизни.
Я скорее почувствовал, чем различил в темноте, как меня затянуло в пещеру под скалой, ударило несколько раз о каменные стены и выбросило на гальку. Воды вокруг не было, я смог глубоко вздохнуть и... потерял сознание.
«Так вот ты какой, Григорий Владимирович…»
Очнулся я в незнакомом помещении. Видимо, меня нашли люди на берегу и перенесли в ближайший дом, потому что на больничную палату комната никак не походила. Причём даже, кажется, дом этот был какого-то местного сумасшедшего, помешанного на реконструкции прошлого. Всё вокруг было до смешного вычурным, каким-то нарочито приближенным к старине. На мой взгляд, даже чересчур.
Я лежал на пуховой перине, простыни и наволочки украшали кружева. На окнах висели плотные шторы то ли из бархата, то ли из другого ворсистого материала — мне было о том трудно судить, в тканях я особо не разбирался. Стены тоже были обтянуты тканью. Ну да, я слышал, что сейчас некоторые делают, но бумажные обои в разы обходятся дешевле и не собирают пылищу.
Моя попытка сбросить душное одеяло не увенчалась успехом. Я зажмурился и замычал от боли — левое плечо было перемотано тонкой тканью, чем-то напоминающей марлю. После резкого движения на ней стало расползаться красное пятно. Наверное, я сильно ударился о скалу, поранившись.
Взгляд переместился на рубаху, в которую я был одет. Ткань, из которой она была сшита, было настолько тонка, что, казалось, чуточку потяни её — и вот тебе дыра. Около горловины её тоже украшали кружева. Странно, кто из нормальных людей станет наряжать в такую одежду найденного на берегу неудавшегося утопленника?
Однако я всё-таки попытался подняться с постели. Голова сильно закружилась — я снова упал на подушки. Дверь тут же распахнулась, и в комнату тихохонько вошла девушка. Она на цыпочках прошла к окну, поправила толстые портьеры, придвинув их друг к другу ещё плотнее, видимо, чтобы уж совсем изгнать из помещения тоненький солнечный лучик, нахально пытающийся проникнуть внутрь.
Была она босая, наряжена в свободный длинный красный сарафан явно прошлых лет, из-под которого сверху виднелась белая рубаха с расшитыми цветами широкими рукавами. Волосы девушки спереди были забраны под красную же вышитую широкую ленту, повязанную на голове через лоб. Сзади они спускались по спине двумя толстыми косами почти до поясницы. Хорошая реконструкция, кстати! Сколько же денег владелец всего этого вбухал-то в неё?
Девица, заметив, что я проснулся, стала что-то
