я чуть позже найду ей применение. Я уже даже почти придумал, как можно использовать эту домашнюю училку.
— Как тебя величать-то, милая? — так, вроде бы, добрые помещики разговаривали со своими подчинёнными.
Дама, судя по выражению её лица, даже обрадовалась, что я не прогнал её сразу же прочь:
— Глафирой меня кличут, ваше сиятельство.
— Так вот, Глаша, пока для тебя работы у меня нет. Пока! Но очень скоро будет, и много. Так что можешь отдохнуть немного, а потом я тебе объясню, чем ты дальше будешь заниматься.
— А мне столоваться где прикажете — на кухне?
Видимо, это тоже для всех окружающих очень важно. И да, она же весь завтрак простояла около стола, видимо, ожидая, что я позволю ей сесть и разделить трапезу со мной. Наверное, гувернантки едят рядом с детьми за общим столом… Или как? Не помню точно, блин!
— Сейчас иди на кухню. Скажи, пусть тебя там кормят наравне со всеми. А чуть позже я решу, что с тобой делать.
Дама обрадовалась и, сделав поспешно реверанс, побежала «столоваться». Проголодалась. Лакей проводил Глашу почти довольным взглядом, если подрагивание уголка губ можно считать за проявление эмоций его каменного лица, и стал убирать со стола грязную посуду. Я довольно вздохнул, промокнул салфеткой рот и встал. Хорошо живётся господам! Даже убирать за собой после завтрака ничего не нужно. Хотя без интернета, надо отметить, здесь слегка и скучновато.
До обеда я просмотрел почту. Действительно, помещик Селезнёв и вдовствующая графиня Волконская выразили желание навестить меня в моём доме, а дворянин Ивановский приглашает меня на охоту в ближайшее воскресенье. Я захотел тут же отписаться на все послания, отговорившись плохим самочувствием после ранения — не было пока желания знакомиться с этой сельской знатью. А если уж совсем честно — я натурально боялся всех этих встреч. Но, понимая, что не смогу справиться самостоятельно с написанием писем, позвал к себе в кабинет Глафиру.
Реакция девушки меня успокоила и вселила надежду, что всё будет хорошо. Глафира эта мне определённо нравилась всё больше и больше: минимум ненужных вопросов, спокойна, рассудительна, исполнительна, доброжелательна.
— Глаша, надо бы письма ответные написать, а меня что-то слабость одолела… Будь добра, отпиши им всем, что я рад их вниманию, но в связи с плохим самочувствием не имею возможности принять их у себя, а также навестить их.
Глафира молча кивнула, уселась за секретер и стала писать, аккуратно выводя красивые буквы с вензелями. Иногда она на минуту задумывалась, видимо, подбирая нужные слова, потом, кивнув сама своим мыслям, снова приступала к выписыванию закорючек и завиточков.
Понаблюдав за процессом минут пять, я понял, что на всё это у училки уйдёт не меньше часа или даже двух, поэтому решил заняться чем-то более важным, нежели пустое наблюдение.
Сначала я пошарил по ящикам письменного стола. Жаль, бывший хозяин практически всё забрал, оставив лишь самое ненужное. Но мне всё-таки удалось отыскать стопку старых газет — пресса хранилась бережно, аккуратно сложенная. Плещеев, видимо, просто забыл забрать газеты впопыхах, так торопился смыться.
Завалившись на заправленную кровать (мне можно, я пока всё-таки числюсь больным), стал просматривать СМИ. Интересное чтиво, надо вам сказать! Одни только объявления чего стоят. Наряду с продажами домов и скотины имеются такие, в которых выставлены мужики холостые и женатые вместе с бабами и детьми, а то и поврозь. Тут так и значилось: «поштучно». Офигеть! Ну да, знал я об этом и раньше. Но знать — одно, а видеть собственными глазами — совсем другое.
Странно, закон о запрете продаж крепостных отдельно от семьи и без земли, уже был выпущен в конце семнадцатого века. Но, похоже, скрытые сделки-таки имели место быть. Всё по пословице «До Бога высоко, а до царя далеко». Крестьяне как продавались, так и продолжают продаваться, и вместе, и поврозь.
А одна объява меня так просто заставила вскочить с места и нарезать по комнате пару кругов в возмущении. Если заменить «яти» на привычную нам «е», текст гласил:
«Во 12 части, вЪ прежде бывшихЪ богадельняхЪ у живущаго офицера продается девка по 10 году, знающая кружева плесть, белье шить, гладить, крахмалить и Госпожу одевать. ПритомЪ девка имеюща талiю и лице прiятное». (Фото объявления можно посмотреть в разделе «Иллюстрации»)
Нет, ну это как вам такое? Девчонке всего десять лет от роду, а некий офицер уже успел наиграться ею и теперь торгует, отмечая наличие у неё талии и приятного лица. Офигеть, какой добропорядочный господин! Педофил самый настоящий. И ведь клюнет какой-нибудь отморозок, купит. А что потом?
Отбросив газету в сторону, я стал думать. Понятно, что крепостные сейчас и за людей-то не считаются, тем паче дети-сироты. Покупай и используй «товар» по собственному разумению. Но почему общественное мнение так лояльно к подобным «господам»?
Спасение Парашки от нежеланного замужества
Немного отдохнув после завтрака и чуточку успокоившись, я решил пройтись по своим, вернее, отцовским владениям. Кликнул Маньку. Та, казалось, всё это время находилась около двери, так скоро появилась. Лицо её было злое. Глафира к тому времени уже закончила писать письма соседям, запечатала их в конверты и пошла рассылать посыльных по деревням. Манька ухитрилась как можно незаметнее от меня ущипнуть бывшую гувернантку, когда та проходила мимо неё. Вот же фурия злобная!
— Манька, давай одевать барыча на прогулку, — властным голосом я отдал приказ.
Бог их знает, как они тут наряжаются, я ж могу напялить на себя совсем не то. Манька кивнула. Тут же из недр громадного шкафа красного дерева она извлекла брюки, белую чистую рубаху, сюртук, картуз, приволокла сапоги. На улице жара, градусов, наверное, тридцать, как я в этом всём буду дышать-то?
— А другой обуви нет разве? — повертев в руках сапоги, я бросил их на пол.
— Как можно, барыч, без сапог-то? Чай, не крепостной поди какой-то в лаптях ходить! Положено так, Грыгорь Владимирыч, — Манька укоризненно покачала головой. — Вот наш прежний-то господин, Макар Власьевич, окромя как тока опосля того, как три жалетки на себя наденет, дом покидать соизволяли, — Манька вспоминала о Плещееве с придыханием, томно закатывая глаза.
Понемногу до меня стало доходить её стремление стать ближе ко мне — видимо, «при прежнем-то господине, Макар Власьевиче» она выполняла роль не только горничной… Потому-то лакей так и отреагировал на её явное посягательство на мою особу. Ладно,
