потом разберусь с этой Манькой, сейчас мне очень хотелось просто проветриться, прогуляться.
На улице было тихо, как будто бы деревня стояла вымершая. Мухи и слепни звенели в воздухе, где-то вдалеке помыкивали коровы на выпасе. Скукота. Прилетевший откуда-то ветерок поднял пылищу с дороги и стал весело забрасывать ею меня. Мелкий песок забивался в рот, глаза, за шиворот. Солнце палило нещадно.
Я снял сюртук — всё равно в округе нет ни души, ради кого было и наряжаться-то. Перебросил его через плечо. Тоже жаровато, но уже не так. Картуз тоже снял и, взяв его в правую здоровую руку, начал им обмахиваться. Теперь чуточку полегчало.
Остановившись, я стал вглядываться вдаль, за посёлок, где простирались луга. У самого горизонта протянулся лес, словно меленькие остренькие зубы какого-то громадного диковинного чудища. Монстр будто бы распахнул свою пасть, намереваясь ухватить круглое яблоко солнца и заглотить его. Прям как в стихах Чуковского, где злобный крокодил…
Я так увлёкся созерцанием и размышлениями, что даже вздрогнул, когда тишину прорезал звонкий девичий голосок:
— Барин! Не казни, дозволь слово молвить! — вдруг прямо в пыль передо мной бросилась невесть откуда взявшаяся девушка.
— Говори, дозволяю, — я уже почти свыкся с ролью господина, вершителя людских судеб, над которыми поставлен кем-то свыше.
— Бывший господин сосватал меня за хромого вдовца Егоршу, у которого на руках осталось трое мальцов. Дык он жа к тому ещё и пьёт беспробудно! А завтрева… Завтрева уже должна быть свадьба! Батюшка, не губи! Отмени свадьбу, Христом Богом прошу! Не хочу я идти за этого урода, лучше уж сразу в реку, утопиться!
И девчонка завыла, уткнув лицо в грязную тряпку, которую держала в руках, выбегая из дому. Она качалась из стороны в сторону и тянула одну ноту, но сколько же в ней было боли и безысходности!
Тут же следом за девкой выскочила из домишка старуха и заковыляла к нам, причитая:
— От, дура стара, не доглядела! Как же ты выскочила-то, пройдоха этака! Словно вша — раз, и нетути… А ну-ка, пошла в дом, неча господина своими глупостями от дел отвлекать, — она подхватила девку под руки и попыталась поднять её с земли.
Однако девушка резко двинула локтём, повалив бабку рядом с собой, вскочила и понеслась к реке, придерживая рукой подол, чтобы он не мешал бежать. Бабка, с трудом поднявшись на ноги, было заковыляла следом, но споткнулась и снова повалилась на дорогу. Я перемахнул через неё и в два прыжка нагнал беглянку, схватил её за плечи и развернул к себе.
— Тебя как зовут-то, красавица? — спросил как можно дружелюбнее.
Девушка снова спрятала лицо в тряпку и пробормотала сквозь ткань:
— Парашкой кличут…
— Прасковья, значит. Вот послушай меня, милая. Ничего не бойся, не пойдёшь ты за урода и пьянчугу. Поняла? А хромому вдовцу я другую жену подберу, подходящую по статусу. Ты же вольна выбрать себе любого другого парня в мужья, если есть такое желание!
Парашка подняла на меня раскрасневшееся лицо, убрала ото рта грязную тряпку, посмотрела счастливыми глазами:
— Батюшка, спаситель… — попыталась снова плюхнуться мне в ноги, но я её удержал. — Век за тебя молить Бога буду! Дай благословение нам с Васяткой!
Откуда тут появился рядом с Парашей парнишка в рваных портках, я даже не заметил. Молодые, взявшись за руки, доверчиво, словно дети малые, заглядывали мне в глаза. Вот тебе и вымершая деревня, вот тебе и обманчивая тишина! Оказывается, пока я тут проветривал свои мозги, за мной отовсюду следили внимательные глаза местных аборигенов.
— Благословляю, — произнёс я киношную фразу.
Те бросились передо мной на колени и склонили головы. Ну, ладно, раз так у них тут положено, пусть постоят на коленях. Я даже перекрестил их — вроде видел, так делали в исторических фильмах. Жаль, иконы в руках не оказалось.
После столь впечатляющего события я решил самолично проведать хромого Егоршу. Его хибара притулилась у самого края улицы в пятнадцать домов — таков был размер выигранного посёлка. Крытая соломой хижина, казалось, только и ждала сильного ветра, чтобы развалиться.
Внутри царила та же убогость, что и снаружи. К тому же здесь было грязно, так воняло плесенью и гнилью, что я еле сдержал рвотные позывы. Сам хозяин дома валялся на лавке. От него несло перегарищем. Из угла хаты слышался рёв детей.
Я попробовал растолкать мужика, но эта задача оказалась для меня непосильной. Ясно одно: Плещеев за какую-то провинность решил наказать непокорную девку, отдав её замуж за самого никудышного мужичонку. Ну, ничего! Найду я тебе супружницу, пьянь ты болотная! Сам себе рад не будешь.
Домой я вернулся как раз к обеду. Манька ходила злая, недовольно хлопала дверьми. Да уж, совсем распустилась прислуга. Эта наглая девка, видимо, чувствовала себя в моём доме полноправной хозяйкой.
— Негоже баричу с девками крепостными на людях обжиматься, — буркнула она, подавая мне домашний халат и забирая сапоги, сюртук и картуз. — Вона как в пылище-то изваздалися.
Манька демонстративно стала выхлопывать пыль из сюртука.
— Негоже с господином разговаривать в подобном тоне, — осадил я зарвавшуюся девицу. — Ты тут кто? Хозяйка или прислуга?
Манька подняла брови и ляпнула:
— При прошлом барыче пошти что и была хозяйкой. Я, между прочим, ему не токмо одёжу подавала, но и… сами понимаете. Всяко-разно угождала! Так что манерам обучена. Ежели чего, то и при гостях песни пела да вино с имя вместе пила. Во как!
И она вышла из моих покоев с гордо поднятой головой. Нет, я предполагал, конечно, что ума у этой толстозадой дурынды маловато, но не думал, что настолько. Она ж, по сути, сама себе приговор подписала.
— Манька! — девка забежала в комнату, даже запыхалась, как спешила. Верно, решила, что «барыч одумался» и, боясь потерять такое сокровище, как она, решил пойти по стопам своего предшественника. — Пожалуй, Мария, тебе пора замуж.
Глаза горничной увеличились до размеров плошки. Она покраснела, стала хватать ртом воздух.
— Да я ж, барин, завсегда… Только позовите… И не обязательно в церкву для того идтить. Это ж вовсе и не грех — воспользоваться крепостной. Вы на нас полно право имете! — затараторила глупая баба.
— Воооот. Раз я полное право имею, то и повелеваю тебе завтра быть готовой к венчанию. Мужа я тебе присмотрел. Егоршу хромого. Я и приданное тебе
