с другом.
— Nullus modus est humanae stultitiae[64]. Тащите его на стол.
Компания вошла в скромное помещение с широким окном по правую руку от двери и холодной железной печью в углу. Беспорядочная инсталляция из разнокалиберных медных тазов и кувшинов заполняла одну из стен. В центре комнаты находилось глубокое деревянное кресло. Рядом с ним располагался массивный подиум, заваленный гребнями, ножами, щипцами, пинцетами, бритвами, корпией и губками. Между этими характерными атрибутами профессии барбьери в огромном количестве скопились пустые винные бутылки и опрокинутые кружки. Засохшие объедки, птичьи кости и чьи-то кружевные брэ[65] довершали картину вчерашнего безудержного веселья.
— Опять ты пил, как Саттана! — заметил Пьетро. — Иглу-то хоть в руках удержишь?
— Ты не поверишь — in veno veritas[66], — Суслик поднял свою худую кисть и стал рассматривать мелко подрагивающие пальцы на просвет. — А деньги у тебя имеются?
— Конечно, — де Брамини похлопал ладонью по пухлому кошелю, выпирающему из-под камзола.
— Тогда чего спрашиваешь! Будто не знаешь, что мне это не впервой.
Ничуть не смущаясь бардака и сонно позёвывая в кулак, Суслик одним движением очистил тумбу, свалив весь мусор в угол комнаты. Ловко выудив из складок ночного халата блестящий скальпель, барбьери разрезал мокрую рубаху на теле Ваноццо и присвистнул. Через всю грудь силицийца шёл ветвистый красный ожог.
— Чем это его?
— Молнией припекло, — сообщил Жеронимо.
— И он ещё жив? — подивился Суслик, прикладывая два пальца к бледной вене на бычьей шее Ваноццо. — Невероятно!
— Эх, сеньоры, зачем же было портить такую хорошую одёжу? — тихо заныл слуга де Ори, переминающийся с ноги на ногу в углу. — Авось сеньор Ваноццо очнулся бы и мне её пожаловал?
— Замолчи, дурак! А не то дам в зубы! — огрызнулся Суслик.
Испуганный слуга умолк.
Барбьери порылся на полках, ища какие-то склянки и инструменты. Одновременно с этим он пытался выдоить из пустых бутылок хоть каплю вина. Устав ждать своей очереди, Джулиано без сил рухнул в кресло. Остальные ученики столпились вокруг пострадавших, перекрыв жидкий свет, сочившийся из окна.
— Чего вы тут топчетесь, сеньоры? Подождите снаружи, вы мне мешаете, — в раздражении прикрикнул на них Суслик.
Воспитанники де Либерти высыпали за порог, но не разбрелись по улице, а прилипли к двери, с любопытством наблюдая за действиями барбьери.
Спермофилус быстро избавил Ваноццо от остатков изодранной рубахи, приоткрыл бледное веко, заглянул в булавочную головку зрачка, пощупал пульс.
— Mors omnia solvit[67], — пробормотал Суслик себе под нос, барабаня пальцами по краю столешницы, — будем шить, пока пациент в беспамятстве.
Он достал с полки корзинку с яйцами, разбил несколько штук, отделяя желтки и выпивая белки, смешал жёлтую массу с ароматным розовым маслом и обработал раны Ваноццо. Затем Спермофилус прокалил толстую кривую иглу над свечой и безжалостно вонзил её в кожу силицийца.
— М-м-м, — простонал Ваноццо, а затем неожиданно сел на подиуме, уставившись мимо Суслика дикими пустыми глазами. — Убью!
— Delirium tremens[68], — констатировал барбьери. — Держите его крепче.
Пьетро и Жеронимо навалились на плечи вяло сопротивляющегося Ваноццо и придавили его к столешнице. Спермофилус в несколько стежков покончил с кровоточащими ранами де Ори. По завершении лечения силициец снова лишился чувств, безвольной горой мяса распластавшись по грязному столу.
— Ну, а что с тобою? — спросил барбьери у Джулиано, вытирая руки, испятнанные следами крови, о грязный халат.
— Так, пара царапин, — отмахнулся юноша, — не стоит внимания.
— Это уж мне решать, сеньор, — снисходительно бросил Суслик, наклоняясь к де Грассо.
Заставив юношу скинуть одежду, барбьери обработал порезы Джулиано с той же лёгкостью, что и его противнику.
— Хм, а что у тебя со зрачками?
— Спроси у Пьетро, — Джулиано нахмурился и отвёл глаза.
— Ты снова проводишь эксперименты с этой дрянью? — скорчив брезгливую гримасу, поинтересовался Спермофилус у де Брамини.
— Она не дрянь, а очень милая и талантливая девушка, — не согласился Пьетро.
— Эта милая девушка рано или поздно доведёт тебя до костра Псов господних, уж поверь мне на слово.
— Чья бы реторта фырчала? Не тебе ли принадлежит идея найти панацею? А сколько денег ты уже спустил в клоаку, пытаясь превратить свинец в золото?
— Errare humanum est[69], — пожав тощими плечами сообщил Суслик. — К тому же мне не хватает лишь философского камня и чуточку оронов. С тебя пятнадцать рамесов.
— Когда б у тебя водились ороны, ты бы не искал камень, — Пьетро повернулся к Джулиано. — Де Грассо, у тебя есть деньги?
— Потряси де Ори, я слышал, в его камзоле звенело.
Пьетро удивлённо приподнял бровь, но промолчал и попытался вытянуть куртку де Ори из рук его слуги.
— Что вы, сеньор, хозяин мне голову оторвёт, — возмутился слуга.
— Дай сюда, говорю! — рявкнул Пьетро.
Этот спор, пожалуй, мог бы затянуться надолго. Потому что ни один из спорщиков не желал уступать другому, но, на счастье Пьетро, сеньор Ваноццо наконец-то окончательно пришёл в себя и, приподнявшись на локте, вопросил:
— М-м-м, а чем это меня так прибило?
— Дланью божьей! — Пьетро нагло ухмыльнулся, подмигивая Джулиано.
— А-а, Саттана, ничего не помню.
— С тебя пятнадцать рамесов за штопку, — повторил барбьери.
— У-у, чего так дорого? — удивился силициец.
— Могу вернуть как было, — Суслик криво ухмыльнулся.
— Не надо, — Ваноццо сморщился от боли, сползая с подиума. — Гастон, заплати.
Хмурясь, слуга полез в кошель, несколько раз пересчитал монеты, шевеля губами, и небрежно кинул их на стол. Барбьери сгрёб деньги узкой ладонью и, зажав их в кулаке, победно потряс им.
— Недурно бы отметить такое дело! — сообщил он, облизав спёкшиеся от вчерашних возлияний губы.
— Идём в «Сучье вымя», — предложил де Брамини, — там лучшие куртизанки в Конте и недурственная еда.
Глава 18. «Сучье вымя»
Большой шумный увеселительный дом «Сучье вымя» находился недалеко от северных ворот столицы, прорубленных в кольце городских укреплений, возведённых ещё при императоре Адриане. Место это выбрано не случайно. Ибо всем путешественникам во все времена известно, что любые дороги ведут в Конт, а самые удобные проходят через северные ворота. Именно по этим дорогам из далёких и не слишком областей, королевств, герцогств, республик и княжеств необъятной ойкумены бредут уставшие богомольцы. Где же ещё так славно может отдохнуть пропылённый усталый путник, стоптавший восемь пар железных башмаков и съевший котомку слежавшегося в камень хлеба, как не в благословенном «Вымени»! Здесь и только здесь он всегда в изобилии найдёт горячие термы, искусных банщиков, ловких барбьери, свежую пищу, молодое вино и, конечно, лучших куртизанок Истардии на любой вкус и кошелёк.
Безусловно, патриархи церкви давно мечтали закрыть сей
