порочный вертеп, но всегда их что-то останавливало. Возможно, размышления о том, что узаконенный разврат лучше, чем толпы обезумевших от долгого воздержания в пути мужчин, или финансовый расчёт, согласно которому ни одна рака с чудотворными мощами не приносила в казну столько дохода, сколько развесёлый квартал красных фонарей на улице святой Магдалены. 
Компания, возглавляемая Пьетро, скоро приблизилась к упомянутому выше заведению, располагавшемуся в древнем здании особняка, принадлежавшего когда-то благородному патрицию. Его фасад был украшен потрескавшимися колоннами розового мрамора с крупными белыми завитками в капителях, прекрасно выделявшимися на фоне карминовой штукатурки стен. Рядом с аркой входа стояла бронзовая статуя тощей, слегка испуганной волчицы с огромными отвислыми сосцами, к которым тянулась парочка человеческих младенцев.
 Конечно, на самом деле «Вымя» имело иное, более благозвучное название: что-то навроде «Пристанище волчиц» или «Волчье логово», но оно почему-то не пользовалось особой популярностью в среде молодёжи и студиозусов.
 Миновав сумрачный коридор, воспитанники де Либерти остановились в широком атрии[70], расписанном обнажёнными нимфами, бесстыдно гуляющими среди холмов и цветущих деревьев. В центре, между четырёх колонн, до трети высоты окрашенных в алое, находился бассейн, заполненный прохладной влагой. Солнечный свет, проникая через прямоугольное отверстие в крыше, ослепительно поблёскивал на поверхности воды и лысом черепе пожилого мужчины в театральной белой тоге со связкой позлащённых ключей на поясе.
 — Сеньор Пьетро, рад снова приветствовать вас в нашем доме любви, — с мягкой улыбкой сообщил человек. — Что сегодня изволите: помыться, развлечься, побриться, отобедать?
 — Panem et circenses[71]! — с готовностью откликнулся Суслик.
 — Обед и девушек, — перевёл де Брамини.
 Лысый мужчина звонко хлопнул в ладоши, и на его зов тут же примчалась легконогая девица, едва вошедшая в пору цветения. Её миниатюрное личико было обильно обсыпано белилами, а пухлые губки подведены кричаще-алой краской. Ореховые глаза смотрели нагло и вызывающе. Лёгкая голубая туника, перехваченная золотым шнуром на талии и под холмиками грудей, приятно очерчивала крепкое молодое тело.
 — Джоконда, лапушка, позаботься о наших гостях, — сказал лысый, подтолкнув девицу вперёд.
 — Хотите приобрести монеты счастья сразу или чуть погодя? — поинтересовался он, обращаясь к Пьетро.
 — Пусть каждый решает за себя, — важным тоном сообщил низенький фехтовальщик.
 Распорядитель подошёл к чёрной конторке за ближайшей колонной и извлёк оттуда ячеистый плоский ящичек, обитый красным бархатом. В его рубиновой утробе тускло поблёскивали аккуратные столбики медных кругляшей размером с перепелиное яйцо. Ученики де Либерти низко склонились к ящику, с любопытством изучая предложенное. А там было на что посмотреть! С одной стороны на монете счастья красовалась живописная поза совокупления мужчины с женщиной в различных, порою весьма причудливых вариациях. С другой стояла цена за оказываемую услугу.
 Пьетро и ещё несколько учеников с готовностью обменяли свои рамесы на монеты счастья. Барбьери старательно делал вид, что любуется фресками и бассейном. Джулиано с интересом заглянул в ящик, с видом большого знатока покрутил в пальцах заманчивые обещания неземных услад, иные из которых скорее походили на акробатические номера, но брать ничего не стал от некоторого стеснения в средствах, решив для начала посмотреть товар лицом. Бледный от потери крови Ваноццо, поддерживаемый Гастоном, демонстративно не глядя, выхватил три штуки и презрительно улыбнулся де Грассо.
 Джоконда проводила юношей в отдельную комнату, застеленную мягкими, но уже изрядно поредевшими краплачными[72] коврами. Восточную стену прорезал ряд узких арочных окон. Вдоль остальных располагались небольшие зашторенные альковы с кроватями. В центре находился длинный приземистый стол чёрного дерева с въевшимися следами жира, свечными ожогами и намертво пристывшими лужицами жёлтого воска.
 Воспитанники де Либерти быстро расселись вокруг стола на низкие лавочки. Видно было, что все они давно уже не новички в сём примечательном месте. Пьетро ласково приобнял Джоконду за плечики и что-то зашептал ей на ухо. Девочка кокетливо рассмеялась, кивнула и выбежала из помещения.
 Вскоре стол наполнился блюдами с холодным мясом, твёрдым белым и жёлтым сыром, душистым ржаным хлебом, крупными спелыми маслинами и запотевшими кувшинами вина.
 Де Брамини плеснул в кружку розовый напиток и, откашлявшись, произнёс:
 — Друзья! Я очень надеюсь, что отныне могу величать вас друзьями, сеньоры?
 Он не спеша перевёл пристальный взгляд с Джулиано на Ваноццо, всё ещё державшихся друг с другом подчёркнуто холодно.
 — Так вот, друзья мои, я пью это вино за то, чтобы в следующий раз ваши клинки обагрила кровь наших врагов! Пожмите друг другу руки, ибо невозможно пренебречь божьим знаком, который мы узрели сегодня. Пусть отныне не будет раздора в наших рядах, ибо кубок Истардии выигрывает не один человек. Кубок выигрывает школа! За де Либерти!
 — За де Либерти! — подхватили остальные ученики.
 Джулиано нехотя поднялся и протянул руку Ваноццо. Хмурый силициец стиснул его ладонь в своей и криво улыбнулся.
 — А ты неплохо бился, деревня, — примирительно сообщил он.
 Джулиано поморщился и плеснул вина себе и де Ори:
 — Если тебе так не нравится моё имя, можешь звать меня Ультимо.
 — Почему Ультимо?
 — Когда моя матушка забеременела в девятый раз, она заявила отцу, что это будет Последний! — юноша усмехнулся. — Правда, через год у меня всё равно появился младший брат, и его назвали Дакапо[73].
 Ваноццо захохотал, кривясь от боли в свежих ранах.
  Розовое вино текло рекой. Развязные девицы, принёсшие его, вскоре угнездились на коленях у юношей и принялись что-то щебетать, глупо хихикая. Здесь были худые и пышные, молоденькие и зрелые, все как одна — вульгарно накрашенные и едва прикрытые застиранными лоскутами ткани. Четверо куртизанок сразу явились в одних коротких юбочках, выставив на всеобщее обозрение мягкие груди с подведёнными кармином сосками.
 К де Брамини подсела парочка самых шустрых девиц. Жеронимо уже целовался с одной пухлой красоткой. Де Ори притянул к себе молоденькую юркую Джоконду и бесстыдно мял её упругий задок. Суслик жадно тянул вино и воздавал особые почести холодной свинине.
 Чей-то мягкий подбородок бесцеремонно шлёпнулся на плечо де Грассо. Юноша оглянулся. К нему прижималась женщина с запавшим носом, в золотистых кудрях которой уже поблёскивала обильная седина. Рыхлое лицо куртизанки покрывал толстый слой пудры и белил, отчего точный возраст её не поддавался оценке. Ярко нарумяненные щёки и выкрашенные в алый губы болезненными ожогами горели на восковой маске лица. Огромные тёмно-синие глаза словно затягивали в глубокую бездну. Из широкого рта вырывался застарелый кислый дух вперемешку с чем-то сладковато приторным.
 — Пойдём со мной, малыш, — произнесла женщина низким бархатным голосом, — я покажу тебе звёзды!
 Джулиано вздрогнул и невольно отодвинулся, смахивая с дублета остатки пудры, обсыпавшейся с лица куртизанки.
 — Каллипига, ищи себе другую жертву. Чего припёрлась, старая кляча! —