и вспорол тому кожу по ключице. Развернув клинок, он ударил Ваноццо яблоком в челюсть и ушёл вбок. Бешеное, кровоточащее лицо врага проплыло совсем рядом. Де Грассо ощутил на коже его разгорячённое дыханье. Силициец не собирался разрывать дистанцию, он неистово наступал, тесня нашего героя в сторону часовни. Джулиано отчаянно жалел, что поддался на уговоры Пьетро — от волшебного корешка было больше вреда, чем пользы.
Постепенно дождь слабел, но земля под ногами уже успела превратиться в слизкую жижу. Противники вязли, скользя в глинистом месиве. Им приходилось прилагать титанические усилия, чтобы просто оставаться на ногах. Из множества мелких ран и порезов на их телах сочилась яркая кровь, расплываясь по мокрому полотну тёмными пятнами.
Джулиано заметил, как тяжело стала подниматься и опадать широкая грудь Ваноццо. Лицо его сделалось бледно от потери крови, и движения замедлились. Но де Грассо и сам чувствовал себя крайне измотанным. Все его мышцы ныли от запредельных нагрузок, а зрение стало раздваиваться.
Джулиано сделал отчаянный выпад и рубанул врага из верхней стойки. Ваноццо попытался парировать удар, но правая нога его поехала по скользкой земле, и клинок де Грассо рассёк пустоту, а де Ори упал на одно колено.
— Бди-и-инь!
Расшалившийся ветер рванул верёвку колокола на часовне, и арена огласилась тоскливым погребальным звоном.
— Сдавайся! — выкрикнул Джулиано, стараясь зайти противнику вбок.
Ваноццо изогнулся под немыслимым углом и попытался достать юношу концом лезвия в бедро. Но его меч лишь распорол грязные складки бриджей. Де Грассо дёрнулся, поскользнулся и шлёпнулся в грязь.
— Никогда! — проревел де Ори.
Он встал и на разъезжающихся ногах пошлёпал к Джулиано.
Юноша попробовал вскочить, но колени не слушались его, а в глазах всё плыло. Он забарахтался в жидком клейстере арены, как беспомощный слепой щенок, и стал отползать от тяжело наступающего врага.
— Умри! — захрипел Ваноццо, тяжело поднимая меч над головой.
Запахло серой.
Все волоски на теле де Грассо встали дыбом.
Тучи раскололись. Сверкнуло. Жидкий серебряный огонь ударил с неба и потёк по лезвию воздетого оружия. Де Ори задымился, вспыхнул и упал в грязь.
Раскат грома заглушил испуганные вопли зрителей и отчаянное блеяние овец.
Глава 17. Суслик-брадобрей
Джулиано почувствовал, что кто-то тормошит его и поднимает с земли. Он потряс головой и пригляделся к размытой фигуре, нависающей над ним.
— Ты живой? — взволнованный голос показался юноше знакомым.
— Ах ты сукин сын! Твой корень чуть не стоил мне жизни, — закашлявшись, просипел Джулиано.
— Но ведь не стоил же? — лицо Пьетро расплылось в довольной улыбке.
— Что с Ваноццо? — уточнил де Грассо.
— Убили, Господи! Убили! — тоненько заскулил подбежавший слуга силицийца, размазывая сопли по прыщавым щекам.
— Кажется, тлеет, — ответил Жеронимо, склоняясь над де Ори, поверженным самим небом.
— Он дышит? — уточнил Джулиано, садясь на зад и часто моргая.
— А почём мне знать? — проворчал Жеронимо.
— Так проверь, болван! — рявкнул на него Пьетро.
Жеронимо недовольно покосился на де Брамини, но всё же присел рядом с Ваноццо и с опаской подставил ладонь тому под нос.
— Чёрт его знает, — буркнул он.
— Дай я гляну, — Пьетро отодвинул тощего ученика в сторону и приложил ухо к груди поверженного.
— Жив, — подвёл он итог. — Надо отнести его к Суслику. Жеронимо, зови наших, вдвоём мы этого борова не поднимем.
Слуга де Ори сел в лужу подле своего сеньора и принялся старательно прихлопывать руками тлеющие на нём клочки рубахи.
Джулиано с трудом встал, тяжело опираясь на меч, и окинул трибуны рассеянным мутным взором. Отец Бернар так и не появился в Колизее — это казалось странным. Что же случилось с монахом, который ещё вчера перстом бил себя в грудь, уверяя, что ни за что не пропустит дуэли Джулиано?
Любопытные зрители уже высыпали на арену и с опаской приближались к дымящемуся телу, распластавшемуся в луже грязи под увядающим дождём.
Шлёпая по лужам, прибежал Жеронимо, сопровождаемый воспитанниками маэстро Фиоре. Четверо учеников де Либерти не слишком бережно подняли безвольное тело за руки и за ноги и потащили к выходу. Де Брамини подставил Джулиано плечо, и они на пару поковыляли следом за уносимым Ваноццо.
Окружающее пространство всё ещё немного расплывалось перед глазами юноши. Мышцы покалывало. Они то и дело нервно сокращались, подрагивая от перенесённых нагрузок. Раны и порезы кровоточили, причиняя боль. Джулиано тихо радовался, что Пьетро тащит его на себе, потому что сам он сейчас вряд ли сделал бы больше десятка шагов.
У выхода к процессии привязался старик Альберто. Он возбуждённо кривлялся и воинственно потрясал копьём.
— Вот это бой, скашу я вам! Трах-бабах! Ух! Сам Арей[61] удостоил вас шести — стрелою своей поразил нешестивца! Юный герой, ты достоин восторгов седого Альберто.
— Будет тебе, старче, — Джулиано поморщился, — бой не окончен. Победителя нет.
— Волей богов спор ваш сшитаю решённым! — сторож задрал дряблый подбородок и воздел палец к светлеющему небу.
— Старик прав, — подтвердил де Брамини, — ты мог бы добить Ваноццо, но не стал. Сим нарекаю молнию, ударившую де Ори, промыслом божьим!
Пыхтя и отдуваясь под тяжестью не приходящего в себя де Ори, группа учеников де Либерти миновала квартал низких домов ремесленников, плотным кольцом обступивший Колизей.
— Куда мы идём? — спросил Джулиано, с трудом ковыляя по мостовой.
— К одному барбьери[62], — Пьетро подмигнул товарищу.
— Я уже брился сегодня, — невесело пошутил де Грассо.
— Он отлично штопает любые раны. Знаешь, скольких он спас от гангрены и смерти? Ого-го! Если б ещё не пил, как чёрт — цены бы ему не было. А так, вылетел из Академии с последнего курса. Теперь вот чирьи на задницах вскрывает да кровь пускает.
Минут через пять они остановились в низкой арке перехода под дверью с вывеской, изображавшей медный таз, ножницы и гребень.
— Эй, Spermophilus[63], ты тут? Открывай! — закричал Пьетро, колотя ладонью в хлипкую выбеленную дверь.
В доме завозились неведомые тени, послышались глухие шаги, бряканье посуды и тихая брань. Затем кто-то приблизился к двери и спросил нарочно изменённым писклявым голосом:
— А кому он нужен?
— Открывай, это Пьетро.
Дверь приоткрылась, обозначив в узкой щели лохматого человека в несвежем домашнем халате с застарелыми следами обильных возлияний на треугольном лице. Человек щурился на свет, с подозрением осматривая пришедших.
— Чего тебе? — чуть шепелявя, поинтересовался Суслик, обнажив выступающие передние зубы.
— Надо зашить парочку человек.
— А-а, — протянул барбьери, зевая, — ну заноси. С кем на этот раз «цветочники» не поделили Конт?
Суслик посторонился, давая возможность ученикам протиснуться внутрь.
— Друг
