Изучение политического дискурса занимает значительное место в работах Ж. Б. Марселлези, Л. Геспена, Л. Курдес, Ж. Шаво, Ж. Куртина, К. Кербрат-Оречьони, М. Пеше и др.). В то же время в современных дискурсивных исследованиях незаслуженно мало места занимают такие типы речевой коммуникации, выделенные Балли, как разговорная речь и арго.
С. Карцевский выделял диалогический тип дискурса, который он определял как «своего рода поединок», словесную дуэль между двумя его участниками. При этом «участник» А является «атакующим», ему-то и принадлежит инициатива. Его партнеру остается только отвечать на выпады , объектом которых он является» [Карцевский 1984: 133]. Нетрудно заметить, что диалогический дискурс у Карцевского очень близок аргументативному, полемическому.
В 80-е гг. ХХ в. фанцузские лингвисты обратились к изучению реализации аргументации в дискурсе (О. Дюкро, Ж.-К. Анкомбр, А. Портин, М. Эбель, М. Ж. Борель и др.).
Представители Женевской школы выделили и заложили основу изучения сопровождающих речь паралингвистических средств, получивших интенсивное развитие в дискурсивной лингвистике. Изучая жесты в рамках теории актуализации, Балли выделил их референтную функцию. Например, приказание покинуть комнату может быть выражено не только языковыми средствами, но также жестом и мимикой. В современной теории дискурса паралингвистические средства изучаются в связи с предметной областью использования языка (дейктические жесты), их семантической функцией (как сопровождающие некоторые коммуникативные акты) и иллокутивной силой. В отдельную область исследования выделилось изучение этнокультурной специфики таких паралингвистических средств, как жесты, мимика, отличающиеся даже в близких культурах. Это направление имеет большую практическую значимость, так как незнание этнокультурного паралингвистического кода может привести к снижению эффективности межкультурной коммуникации.
Н. Д. Арутюнова среди направлений, стимулировавших развитие дискурсивных исследований, называет изучение разговорной речи [Арутюнова 1990: 137]. Это касается, прежде всего, прагматического аспекта дискурса, поскольку релевантными свойствами разговорной речи являются активность субъекта, эмоциональность и экспрессивность, эллиптичность, восполняемая использованием паралингвистических средств. Изучением разговорной речи занимались Ш. Балли и С. Карцевский. Балли выделил такие характеристики разговорной речи, как среда и сфера использования. Как отмечал Ц. Тодоров, описанный Балли эффект «намека на среду» получил развитие при разработке так называемой теории клише в рамках французской литературной семиотики [Тодоров 1975: 60 – 61]. Карцевский высказал продуктивную для исследования разговорной речи мысль: изучать в контексте паралингвистических средств междометия.
Мало известна широкому читателю знаковая теория дискурса видного представителя Женевской школы Л. Прието. Как уже отмечалось выше, А. А. Уфимцева называет двух лингвистов – основателей этой теории – Э. Бюиссенса и Л. Прието [Уфимцева 1990: 168]. В целом знаковая теория дискурса Прието моделирует дискурс как непрерывную когнитивную деятельность (подробнее см. гл. III).
Л. Прието развивал подходы к изучению дискурсивной деятельности не только в коммуникативном плане, но и рассматривал дискурс как связующее звено языка и культуры. В этом отношении он сближается с таким представителем французской семиотической школы, как Р. Барт. По мнению Прието, признание двойной релевантности, которой обладает смысл в акте коммуникации, открывает новые возможности решения ряда важных лингвистических проблем, касающихся, в частности, связи языка и культуры. Распределение смыслов по классам, не совпадающее с распределением по классам означаемых, сближается с понятием культуры. Коммуникация возможна при условии, если отправитель и получатель обладают общими культурными концептами. Таким образом, если Ш. Балли и С. Карцевский рассматривали дискурсивную деятельность преимущественно в лингвистическом аспекте, у Л. Прието преобладает широкий когнитивный подход с привлечением такой экстралингвистической реальности, как культура.
Лингвистов Женевской школы можно по праву считать основоположниками изучения дискурса, они подготовили его включение в новую парадигму знания – когнитивно-дискурсивную. А в их работах содержится немало идей, которые могут стимулировать дальнейшие исследования в этой области. Они заложили основы двух ведущих направлений в изучении дискурса – коммуникативного и когнитивного.
Глава III Развитие принципа произвольности языкового знака
§ 1. Контроверза принципа произвольности
Проблема природы связи, отношения между двумя сторонами языкового знака является одной из древнейших проблем науки о языке, вызывавшей жаркие споры еще на заре научной лингвистической мысли: установлена ли связь между формой и содержанием слова «по природе» (phusei) или «по соглашению» (thesei). К этой проблеме сводятся в сущности и попытки определения природы языкового знака в лингвистике нового времени, с особым упором на функциональный, а не на генетический аспект проблемы.
Среди лингвистов нового времени, утверждавших тезис о произвольности, конвенциональности языкового знака, следует назвать в первую очередь американского ученого В. Д. Уитни, учение которого о произвольном характере лингвистического знака было в дальнейшем развито Ф. де Соссюром.
«Психологи, философы и лингвисты, – писал Л. Ельмслев, – единодушно признают важность знака. Эта важность еще больше возросла после открытия, сделанного Соссюром и получившего развитие в современной лингвистике, свойства языкового знака, одновременно чисто формального (следовательно, произвольного, условного) и двустороннего» [Hjelmslev 1950: 54].
Вопрос о произвольности знака был впервые поставлен Соссюром в 1894 г. в докладе или статье об Уитни [Соссюр 1990: 85 – 105]. Причем в сфере его интересов была прежде всего лингвистическая, а не семиологическая, как позже, природа этого свойства знака. Об этом свидетельствует замена двух особенностей знака – произвольности и условности, установленных еще в античности, на одну – произвольность, поскольку условность предполагает связь имени с экстралингвистической реальностью. Это было, несомненно, совершенно новым подходом к явлению произвольности. Соссюр исходил из того, что условность находится за пределами языковых фактов и является их внешним свойством, она иррелевантна для знаковой природы. Произвольность же – это внутреннее свойство знака как связи двух его сторон.
Материал 1-го курса лекций по общей лингвистике (1906 – 1907) не содержит изложения учения о знаке в том виде, в котором оно известно. Во 2-ом курсе (1908 – 1909) Соссюр в связи с семиологией изложил отрицательные свойства знака – произвольность и дифференцированность, выступающих в системе значимостей и представленных билатеральным отношением между звуковой субстанцией и идеей. Единство двух сторон знака Соссюр сравнивал с листом бумаги: «...невозможно разрезать лицевую сторону листа, не затронув при этом и оборотную» [Godel 1957: 190]. Изучение рукописных материалов свидетельствует о том, что Соссюр не был удовлетворен таким определением знака, поскольку «последовательность звуков» могла подразумевать материальный аспект знаков, в то время как обе стороны знака у Соссюра были психичны. К тому же слово «знак» нередко использовалось для обозначения связи с предметом. Поэтому Соссюр искал более подходящее слово вместо «знака». В его заметках встречаются такие термины, как «сома», «сема», «звуковой знак», «идея».
В 3-м курсе лекций (1910 – 1911) терминология знака получила уточнение: сначала «вербальный образ» и «вербальный концепт», затем «акустический образ» и «понятие». В дальнейшем Соссюр остановился окончательно на терминах «означаемое» и «означающее» для обозначения двух сторон знака, аргументируя эту терминологию тем, что таким образом мы имеем возможность избавиться от двусмысленности слова «знак». В то же время он не считал эти термины совершенными. Во время весеннего семестра 1911 г. Соссюр ввел важное понятие ограничения произвольности языковой системой.
Де Мауро справедливо отмечает, что введение терминов «означаемое» и «означающее» явилось «основой крайней систематизации, предпринятой Соссюром» [De Mauro 1972: 438], осознания автономии языка как формальной системы по отношению к организующим субстанциям звуковой или акустической, концептуальной, психологической природы. Другими словами, введение этих двух терминов явилось следствием принятия принципа радикальной произвольности языкового знака. Издатели же включили в «Курс» и старую и новую терминологию, тем самым «затемнив» подлинный смысл произвольности языкового знака, что явилось одной из причин, как будет показано ниже, продолжительной и бурной дискуссии.
