— Нет!
— Я преклоняюсь перед тобой!
— Ты делаешь меня счастливой!
— Ты — королева Луны!
Счастье, счастье, счастье…
«Только Дьявол позволит тебе все!»
Лазарь
Встречный ветер снова рвал длинные белые волосы, железное сердце «Харлея» бешено стучало, а рядом, совсем рядом билось еще одно сердце. Молодое, сильное, человское.
— Ты всегда так гоняешь? — Девушка обнимала его за талию, тесно прижавшись к спине. — Ты можешь потише?
— Могу, но не хочу! — Запах пищи сводил с ума.
— Ты крутой, да?
«Если бы ты знала, какой я…»
Он выехал сразу же после захода солнца и направился в «Голодную утку». Лазарь еще никогда не выбирал пищу в этом клубе, но пару раз наведывался в него, оценивал обстановку и счел ее вполне подходящей. Он не хотел отводить окружающим глаза, берег запас крови для встречи с преступником, а в шумной разношерстной толпе можно было спокойно выбрать пищу по своему вкусу и остаться незамеченным даже без наведения морока. Так оно и получилось.
Девушка ему приглянулась сразу. Крепко сбитая, раскованная, пышущая здоровьем и силой, одетая в короткое платье, она лениво сидела за стойкой бара, скучающе оглядывая присутствующих. Она была одна, но Лазарь все равно выждал десять минут, чтобы, точно убедившись в этом, приземлиться на соседний табурет и предложить познакомиться.
Теперь девушка была обречена.
Гангрел одурманил жертву Внешностью, одной из дисциплин магии крови, превратившись для нее в эталон любви и восхищения. Все ее мечты, все ее представления об идеальном мужчине воплотились в беловолосом красавце со странными, ярко-красными зрачками глаз. Она охотно рассмеялась его незатейливой шутке, представилась, ее звали Римма, и с радостью согласилась с тем, какая ужасная скукотища царит в этой жалкой и голодной «Утке». Когда они вышли из клуба, Лазарь нежно обнимал ее за плечи и целовал в шею. Вышибала видел только его спину, обтянутую черной кожаной курткой с искусной вышивкой, изображающей серебристого дикобраза.
— Долго еще? Я замерзаю!
— Мы практически дома. — «Харлей» въехал в лифт, Гангрел с грохотом закрыл дверь и нажал кнопку.
— Это твой дом? — Удивление смогло преодолеть даже действие Внешности.
— Тебе кажется это странным?
— Ну, если это действительно дом…
— Самый настоящий. — Лифт остановился. — Держись крепче!
«Харлей» взревел, резко влетел в помещение и остановился.
— Ух ты! — Римма с восторгом огляделась. — Ты действительно здесь живешь?
— Живу. — Лазарь помог ей слезть с мотоцикла.
— Ты так сильно замерз! — Девушка взяла его ладони в свои и поднесла к губам, ее глаза игриво сверкнули. — Хочешь, я согрею тебя?
Она стала чувствовать холод его кожи. Гангрел сознательно ослабил действие Внешности — по-настоящему хорошо высушить можно только не одурманенную жертву, понимающую приближение смерти.
— Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сильно замерз! — В ее голосе не осталось и тени игривости.
— Как и я!
Шарлотта, одетая в тончайшую белую накидку, вышла из спальни. Томная, зовущая, кудрявые волосы собраны в высокую прическу — так удобнее высушивать, а кроме того, она не любила, когда их пачкала кровь, — в руках только что срезанная роза. Кровавая роза Малкавиан. Шарлотта была ослепительна, но Лазарь видел ее подрагивающие губы, лихорадочный блеск в прекрасных глазах, расширенные красные зрачки. Жажда приближается.
— Ты не говорил, что нас будет трое. — Римма посмотрела на Гангрела.
— А ты разве против? — Шарлотта опередила своего друга. Нежно провела рукой по щеке Риммы. — Разве ты не хотела бы сделать это со мной?
Она не использовала Внешность, но девушка подалась вперед.
— Разве ты не хочешь согреть меня? — Красная роза приласкала шею Риммы, легко скользнула по груди. — Я тоже замерзла.
Девушка прикоснулась к руке Шарлотты, улыбнулась чуточку нервно:
— Ты как Снежная королева.
— Потому что я была одна. — Гангрел знал, что запах пищи разрывает Шарлотту на части, и поразило ее выдержке. — Ты согреешь меня?
— Я согрею.
Шарлотта присела на покрытую ослепительно белым шелком кровать, мягко потянула девушку за руку, обняла.
— Я так ждала тебя. — Полные губы подрагивали. Жажда.
Римма прижалась к ней, чуть вздрогнула, почувствовав холодное тело масана, но не отпрянула. Шарлотта расстегнула на девушке платье, помогла освободиться от него, приласкала нежные выпуклости груди. Забытый всеми Лазарь поднял брошенную на пол одежду: платье, кружевные трусики, туфли, сложил в пластиковый пакет. Его сердце глухо стучало.
«Нет, это не моя охота! Успокойся!»
На белом шелке постели сплелись две женские фигуры: загорелая, дышащая здоровьем — Риммы, и бледная, почти прозрачная — Шарлотты.
— Ты так прекрасна! — Роза Малкавиан с томительной нежностью путешествовала по ждущему телу Риммы.
— Мне хорошо с тобой! — Губы девушки ласкали ушко Шарлотты, дыхание участилось. — Мне так хорошо…
Красные зрачки Шарлотты расширились до размеров радужной оболочки, поглотили белок, полные губы разошлись, и Лазарь увидел растущие иглы.
«Сейчас!» Он сжал кулаки.
Иглы прокололи шею Риммы. Девушка вздрогнула.
— Мне так хорошо…
Шарлотта, продолжая нежно удерживать жертву в удобном положении, жадно высушивала ее. Жадно. Жажда была слишком близка. Лазарь видел, как кровь капает на снежный шелк простыней.
— Что ты делаешь?
Римма почувствовала боль, накатившую слабость, попыталась оттолкнуть от себя вампира, но было поздно. Слишком поздно. Теперь Шарлотта не стеснялась. Запах крови затуманил ее рассудок, и до Лазаря долетело довольное урчание масана.
— Помогите! — Глаза Риммы остановились на Гангреле. — Помоги…
Шарлотта разорвала ей горло, урчание смешалось с чавканьем, она перевернулась на спину, чуть подняла безжизненную девушку над собой и жадно ловила ртом стекающую кровь. Ее прекрасное лицо, белый шелк белья, снежные простыни — все было перепачкано красным.
Жажда ушла, теперь Шарлотта играла.
«Сколько пищи пропадает зря. — Лазарь поджал губы, но, глядя на наслаждающуюся Шарлотту, растаял, нежно улыбнулся. — Малкавианы, они просто сумасшедшие…»
Вера
Все утро они провели в «Центре» — прекрасном развлекательном комплексе рядом с Большой Тульской. Дети веселились до упаду, от души накатались на роликах, испытали на прочность все аттракционы, объелись мороженым и теперь шумели на заднем сиденье джипа, активно делясь впечатлениями от поездки.
Звонил Кот, сообщил, что уже вернулся из Питера и появится дома чуть раньше обычного — устал. Он так и не вспомнил о дне рождения Кости-младшего, и Вера не стала ему напоминать об этом. Не по телефону.
Джип медленно подкатил к крыльцу особняка.
— Вы будете дома до вечера, Вера Сергеевна? — поинтересовался Славик.
— Да. — Она открыла дверцу, вышла из машины, но остановилась.
Пронзительная, щемящая тоска подкатила к ее горлу.
«Что-то не так!»
Вера не смогла бы объяснить, что именно произошло. Предчувствие? Предзнаменование? Дурное настроение? Но она была точно уверена, что с их прекрасным особняком творится что-то неладное.
«Что-то не так!»
И дети не должны это видеть.
— Славик, вас не затруднит погулять с ребятами в саду?
— Конечно, нет, Вера Сергеевна, — чуть удивленно ответил телохранитель.
— Недолго, минут десять.
Она посмотрела, как дети, сопровождаемые Славиком, направились в сад, слабо махнула им рукой, вздохнула и с силой надавила на дверную ручку.
«Что-то не так!»
Когда Вера вошла в холл, ее странная тоска немного ослабла. Все было как обычно: лестница на второй этаж, резная вешалка… Пахло духами. Не ее любимыми, с ландышем, а чужими, терпкими. Запах мускуса. Вера не терпела его.
Тоска снова накатила. Вера огляделась. Это был не устоявшийся запах, а легкий, невесомый аромат, появившийся вдруг. Как если бы носительница этого терпкого запаха прошлась по холлу, задержавшись в нем на какие-то мгновения. Например, чтобы подкрасить губы у большого зеркала. Вера посмотрела на зеркало и побледнела: на полке небрежно лежала открытая дамская сумочка, а около нее — тюбик дорогой губной помады. Он валялся на боку, раскрытый, будто бы его хозяйку что-то отвлекло от зеркала. Или кто-то отвлек и потянул за собой, крепко сжимая за руку, улыбаясь, а она, шутливо пыталась отбиться, чтобы продолжить прихорашиваться.
Из столовой донеслись неясные голоса. Тихо, очень тихо и очень медленно Вера слегка приоткрыла ведущие в столовую двери и, чтобы сдержать крик, приложила к губам ладонь. Ноги стали ватными, вялыми, в голове гулко застучал тяжелый молот.
Бум!
Кровь ударила в лицо.
Бум!
Мысли запутались, ушли, и в голове Веры образовалась гнетущая пустота, в которой было место только для отвратительной смеси горя и обиды.
