Бум!
Мужчина стоял спиной, но Вере не надо было видеть его лицо, чтобы понять, что это Костя. Ее Костя. Ее Кот. Она прекрасно знала его аккуратно подстриженный затылок, его широкие костлявые плечи, и даже его движения, его напористые, жадные движения. Она могла узнать мужа только по ним.
Мужчина стоял спиной, перед большим обеденным столом. Обычно покрытый скатертью, на этот раз он стоял огромной столешницей, а несколько резных стульев, всегда в строгом порядке расставленных вокруг, развратно валялись на полу. На столе Вера заметила бутылку шампанского и два хрустальных бокала. А еще она видела стройные ноги соперницы, обтянутые игривыми черными чулками. Крепкие, упругие ягодицы, руки ее мужа ласкали их, чуть полноватые бедра, тонкие икры и блестящие черные туфли на длиннющей шпильке и толстой платформе. Почему-то именно эта деталь бросилась Вере в глаза. Толстая платформа. Она не любила такие туфли, и Кот — он сам ей говорил об этом! — тоже их не любил. Раньше не любил. Женщина сбавила темп.
— Тебе неудобно?
«Господи, сколько же нежности в его голосе!»
— Я хочу Котика по-другому.
— Как именно?
«Котик!» Ему страшно не нравилось, если его так называли!
Костя сделал маленький шаг назад, и любовница ловко повернулась к нему лицом, уселась на стол, обхватила шею мужчины руками и снова притянула его к себе. Все произошло быстро, но Вера успела разглядеть, что на незнакомке еще надето короткое черное платье, правда, тонкие бретельки сползли на локти, обнажив тугую грудь, а подол был гораздо выше бедер. Костина спина снова пришла в движение, и из-за его плеча появилось лицо женщины. Красивое и ненавистное.
Анна!
Яркая брюнетка, с тонкими бровями, длиннющими, Вера видела это даже издалека, ресницами и ярко-красными, жадными губами. Губы скользили по Костиному плечу, оставляя отчетливые красные следы, левая рука царапала его спину, а в правой, которой Анна поглаживала плечо Кости, были зажаты черные кружевные трусики.
— Тебе хорошо? — грудной, с легкой хрипотцой, голос.
— Что? — переспросил Костя.
Он тяжело дышал. Черные глаза Анны встретились с карими — Веры.
— Тебе хорошо со мной, Котик?
— Да!
Жадный рот брюнетки расплылся в самодовольной, победной улыбке, и она, увлекая за собой Костю, откинулась назад, на блестящую столешницу, одним взмахом сбросив на пол шампанское и бокалы.
«ДА!»
У Веры потемнело в глазах, что-то оборвалось внутри, наполнив тягучим холодом все тело.
«ДА!»
Оглушенная нанесенным оскорблением, Вера широко распахнула дверь столовой и резко остановилась. В комнате никого не было.
Это было настолько неожиданно, что Вера даже произнесла первые слова:
— Костя, я…
И только после этого осеклась. Замолчала. Блестящий стол важно возвышался в центре комнаты.
Вокруг него в идеальном порядке располагались резные стулья.
— Костя? — неуверенно позвала Вера.
Ответом ей была гнетущая тишина.
Может, они спрятались на полу?
Вера присела на корточки, но ее дикая мысль не получила подтверждения: на полу никого не было. Исчезли не только люди. Не было бутылки шампанского, хрустальных бокалов. Не валялась мужская одежда, и даже аромат мускуса, который почувствовала Вера, когда заглядывала в столовую через щель, и тот исчез. В комнате было просто свежо.
Вера медленно прошлась по столовой, оперлась рукой о стул, издала короткий, злой смешок, еще раз оглядела комнату.
Никого.
Плакать или смеяться? Но тоска не отпускала, становилась сильнее. Вера устало отодвинула один из стульев и уже присела на него и тут же вскочила.
Царящую в доме тишину нарушил звук льющейся воды. На втором этаже кто-то плескался в ванной.
Казалось, Вера поднималась по лестнице целую вечность. Еще дольше она шла по коридору по направлению к спальне, но зато дверь в комнату она распахнула сразу же, одним рывком.
Спальня пропахла мускусом. Роскошное супружеское ложе Куприяновых пребывало в полнейшем беспорядке. Подушки валялись по всей кровати и даже на полу, скомканное одеяло сиротливо белело в углу, простыни выглядели просто изжеванными, а из приоткрытой двери ванной доносилось негромкое пение:
Эй, моряк, ты слишком долго плавал,Я тебя успела позабыть…
Грудной голос с легкой хрипотцой.
У Веры задрожали губы. Она сделала шаг и споткнулась о блестящие черные туфельки, на огромной шпильке и толстенной платформе. Еще один шаг, и ее взгляд уперся в черные кружевные трусики, небрежно лежащие на тумбочке.
Мне теперь морской по нраву дьявол,Его хочу любить…
Анна нежилась в пенной, наполненной до краев ванной, лениво положив на бортик стройные ноги. Черные волосы свободно спадали на плечи, а руки умиротворенно скользили по груди.
— Котик, это ты?
Смуглая, не загорелая, а именно смуглая, что говорило о примеси восточной крови, с большими черными глазами, потрясающе длинными ресницами и высоким лбом, Анна была необычайно хороша собой.
— Котик? — чуть капризно протянула брюнетка.
— Это не Котик. — В горле запершило, но Вера постаралась, чтобы соперница этого не заметила.
— А кто?
Анна спокойно поднялась на ноги — Вера с завистью оглядела ее тугую, подтянутую фигуру, — перешагнула через бортик ванной и накинула на мокрое тело тончайшего шелка халатик. Невысокая, с упругой грудью, на правом полушарии вытатуирована черная ящерица, с четко очерченной талией и стройными, но несколько полноватыми ножками, она игриво потянулась, словно хвастаясь перед Верой своим замечательным телом, взмахнула огромными ресницами, и поинтересовалась:
— А кто вы такая? — В ее черных глазах сквозило подлинное веселье.
Вера с трудом пересилила себя:
— А кто вы?
— Я? — Полные губы девушки скривились в легкой, презрительной улыбке. — Я Анна. Я здесь живу. С мужем.
— Какое совпадение, — все еще спокойно, но чувствуя нарастающий гнев, произнесла Вера, — я тоже здесь живу. И тоже с мужем. И с детьми.
— С их помощью вы здорово испортили себе фигуру, — хихикнула Анна.
Она спокойно обошла опешившую Веру и вышла из ванной в спальню:
— Котик, откуда у нас в доме эта женщина?
Пару мгновений Вера пребывала в настоящем, оцепенении, а затем бросилась в спальню. Но брюнетки там уже не было.
— Котик, — донесся ее голос из коридора. — Где ты спрятался?
Отпечатки влажных ступней Анны на ковре спальни и блестящем паркете коридора отчетливо показывали Вере, куда направилась брюнетка. В малую гостиную. Вера влетела в комнату и резко остановилась. Мокрые следы доходили до центра гостиной и пропадали.
Можно было бы предположить, что ноги незнакомки высохли и она перестала оставлять следы, но Вера почему-то понимала, что это не так. Анны не было в комнате. Были только ее мокрые следы, доходящие до центра и пропадающие там.
С улицы донеслось урчание двигателя. Не помня себя, Вера опрометью бросилась вниз по лестнице и, выскочив из дома, столкнулась с поднимающимся на крыльцо Константином.
— Где она?
— Кто? — Куприянов удивленно посмотрел на жену. — Кто она, Вера?
— Где женщина, которая была в доме? Анна!
— Она у нас дома?
Тоска победила. Вспыхнувшие глаза Кота сказали Вере все. Лучше всяких слов.
— Ты ее знаешь?!
Он перебирал черные четки. Взгляд отчужденный…
«Тьма забирает только свое!»
— Ты ее знаешь? — Гораздо тише, обреченно.
Ответить Куприянов не успел. Дверь особняка медленно открылась, и на крыльцо вышла молодая черноволосая женщина в облегающем черном платье.
— Костя, извини, я приехала, хотела сказать… — Она осеклась.
Из сада донесся детский смех.
Анна, не сводя с поникшей Веры черных глаз, подошла к Куприянову и положила руку ему на плечо. Константин мягко обнял девушку за талию.
«Тьма забирает только свое!»
Вера отвела глаза:
— Я ухожу.
Ивов
Он рисовал с невероятной, лихорадочной быстротой, словно боялся не успеть. Кисть стремительно летала по холсту, создавая неповторимые и прекрасные контуры обворожительного лица черноволосой и черноглазой женщины.
Анна. Опять она. Всегда она… Может быть, на этот раз ему удастся уничтожить, стереть печать Зла с ее чарующего образа?
В палате царила мертвенная тишина, но он, хотя и был полностью поглощен работой, сумел уловить ее появление.
Анна.
Ивов обернулся, радостно прищурился:
— Ты пришла.
— Ты звал меня, я чувствовала.
На ней было глухое черное платье с длинным, до пят подолом. Очень пуританское.
— Я хотел увидеть тебя. — Он подбежал, провел ладонью по ее щеке, взял за руку. — Ты пришла.
В глазах не было лихорадочного блеска. Счастье.
— Почему ты не хочешь забыть меня, Аркадий? — Грудной, с легкой хрипотцой голос полон грусти.
— Я не могу.
— Ты должен. Забудь. Выбрось меня из памяти.
— Из памяти, может быть. Но из сердца не получится. — Он поцеловал тонкую смуглую кисть. — Пока мое сердце бьется, я буду помнить тебя. Я буду помнить твои глаза и твои волосы, твои ресницы и губы. Я закрываю глаза и вижу только тебя. Я открываю глаза и вижу только тебя.
