восхода солнца.
Девять дней беззаботно жил себе Виланд в Эцэль-Эбе, и каждую ночь приходила к нему дочь пастыря. Днём Росвита вела себя примерной, целомудренной дочерью, и намёка не было в её словах и взглядах о жарких, наполненных страстью ночах. На девятую ночь, как обычно, прокравшись в спальню, она скользнула под одеяло.
– Сегодня всё закончится, – прошептала она любовнику, с готовностью принявшему её в объятия. – Завтра ты должен будешь покинуть нас.
– Но отчего же? Если дело в твоём отце, я завтра же попрошу твоей руки.
– Он никогда не согласится. Да и я тоже. Ты чужак, Виланд. И останешься чужаком.
– Но мы можем покинуть это место вдвоём, – не сдавался Виланд. Девушка пленила его сердце, и так просто он не собирался отказываться от неё.
– Я никуда не уйду отсюда, смирись, – отвечая на его порывистые ласки, упорствовала она. – Наслаждайся этой ночью. Она последняя у нас.
– Но что случится, если я не уйду, не откажусь от тебя? – шутливо заметил Виланд, всё ещё полагая, что девушка его так дразнит, подбивая к серьёзному поступку.
– Тебе придётся уйти, так или иначе, – за сладким вздохом последовал ответ.
Ансельм встретил гостя поутру в довольно мрачном расположении духа. Росвита смиренно сидела подле отца и как ни старалась сохранять покой на лице, бледность выдавала в ней тревогу. Глаза девушка старательно прятала от любовника, будто стыдясь себя.
Не успел Виланд и рта раскрыть, как пастырь придавил его знанием правды. Но тут же последовала новая порция изумления для гостя: Ансельм не осуждал, напротив, благодарил чужака за оказанную честь, ведь если всё получится, Росвита понесёт дитя и к положенному сроку благополучно разродится. Муж ей ни к чему, особенно пришлый. Деревенская община поможет сдюжить, пособит в воспитании отпрыска Виланда. Так здесь заведено исстари.
Но не из простаков был бродяга Виланд, что звался любознателем. Недаром он дожил до зрелых лет. Не желал он так просто расстаться с возлюбленной, тем более что она могла стать матерью его будущего ребёнка. Так он твёрдо и заявил, храбро смотря в глаза Ансельму.
– Что ж, – тяжело вздохнул пастырь и, решившись на что-то, угрюмо произнёс, – раз ты так упрям, оставайся ещё на день. Ночью Росвита тебя отведёт в пещеру на другом конце деревни. Там ты всё узнаешь. Но утром тебе придётся покинуть нас: таков закон Эцэль-Эб.
День тянулся как густая патока с края ложки. Виланд в одиночку бродил по деревне и не знал, куда себя деть. Не отвлекаемый Росвитой, он хорошенько пригляделся к жителям лесной глуши. Простоватые с виду, в общении те выказывали вовсе непростой характер, скрывая многое таинственным молчанием. Стариков и вовсе старательно уводили вглубь домов, как только чужак Виланд оказывался в поле зрения. В конце концов, недомолвки, странные косящиеся на него взгляды, перешёптывания за спиной ему порядком надоели, и он вернулся в дом пастыря.
Ночью в положенное время Росвита пришла. Виланд ожидал её прихода полностью одетый, сидя на кровати. Девушка, молча, взяла его за руку и потянула за собой. Ни слова не говоря, они вышли из спящего дома и в безмолвии прошли всю деревню, в домах коей царили тишь да тьма.
За последним жилищем по песчаной дорожке они прошли в рощицу сосен. Там, за пушистыми колючими ветвями и таилась в изножье каменного холма пещера. В глубине её недр теплился свет. Туда повела Виланда дочь пастыря.
Через протяжённый грот с высоким гладким сводом прошествовали они, и путь им освещали огни факелов, зажжённые и воткнутые в ниши влажных стен. Чем дальше – тем ярче становилось впереди.
И вот каменистый путь вывел их в само нутро – исполинскую глотку холма. Потолок тонул в непроглядном мраке, света скопившегося внизу не доставало, чтобы разогнать темноту, где та обитала испокон веков.
Все жители, казалось, были тут, держа в руках светочи. Оттого сперва, издали привиделось Виланду, что рой светляков – народец эльфов обитает в каменном чреве.
Угрюмые и молчаливые, с поразительным торжеством и высокомерием в мерцавших углями очах, взирали они на шествовавшего мимо них чужака, но беспрепятственно пропускали вперёд.
И вот конец пути – два каменных ложа. Одно подле другого. И пастырь тут же.
Порыв сквозняка всколыхнул огни в людских руках, и раскатистый детский плач донёсся до слуха. В пещерную залу вошла юная девица, держа на руках младенца. Подле, ссутулившись, будто непомерное бремя легло на его плечи, брёл мужчина, по виду отец молодой матери.
Младенец причитал навзрыд, наполняя громадную пасть пещеры звонкими воплями.
Пастырь, молчаливо, указал на каменные пьедесталы. Мужчина занял то, что больше, дитя мать уложила на меньший камень.
Виланд взволновался, всё происходящее больше и сильнее напоминало ему о запрещённых жертвоприношениях, которые он познал в мудрёных книгах.
Тем временем Ансельм занял место меж алтарями и приступил к возношению хвалебных речей Творцу и Змееправцу.
Неужели кого-то принесут в жертву богам? Угадав страх Виланда, дочь пастыря удержала того от поспешных действий, видя, что он готов помешать ритуалу.
– Нет зла в том, что видят твои очи, – прошептала девушка. – Смотри и постигай. Жизнь ценна для нас, мы никогда её не отнимаем, если решил так недобро о нас помыслить.
Тем временем пастырь возносил к тьме над головою горячие слова:
– Небо и Земля – кровь и плоть наши. Творец и Змееправец – праотцы наши. Как день сменяется ночью, так утро возвещает об уходе тьмы. Всё правильно, всё заслужено, всё вечно. Творец – наш небесный бог, наполняет тело душою, Змееправец же – земной владыка – обогащает рассудком, без которого человек лишь зверь глупый.
Затем обойдя камни с мужчиной и плачущим младенцем, Ансельм продолжил:
– Владыка земли, наш отец земной, Змееправец! К тебе мольбы этой женщины, – он указал рукой на юную мать, бледную окаменевшую статую с влажными глазами. – К Тебе взываем мы от всего сердца! Тебя Всещедрого и Всезрящего призываем в этот час и в это место. Возьми у одного и передай другому. От отца – сыну, от матери – дочери. От мудрой старости – неразумному младенчеству. Как завелось от момента воцарения Твоего, Змееправец! Да будет порядок сей вечен, пока воля Твоя осеняет землю!
Принесли пузатый, плетёный из ивы кувшин, накрытый льняным платком. Пастырь откинул покров с сосуда, опустил внутрь руку и вынул оттуда змею. Чёрная и гибкая тварь злобно шипела и отчаянно извивалась в крепко сжатой на её теле длани. Но бесстрашный поступок отца Росвиты никого из прихожан не испугал. Напротив, прочитав напряжённые и в тоже время одухотворённые лица жителей Эцэль-Эб, Виланд осознал: это лишь очередной шаг к следующему, более жуткому действу. А когда одно и то же зришь с определённым постоянством, привыкаешь, и страх покидает тебя, а
