И теперь я смотрю на него с вопросом.
— Почему ты тогда не потребовала объяснений? — Его голос хрипит, и Мир прочищает горло.
Пожимаю плечами.
— Разве ты бы стал со мной говорить?
Мир отворачивается, озадаченно ерошит волосы, впуская в наш теплый кокон утреннюю прохладу. А потом произносит:
— Прости меня.
Напряжение, сковавшее меня, вдруг выливается наружу слезами. Они текут по лицу, и я даже не стираю их со щек. Заметив это, Мир прижимается лбом к моему, смотри в самую душу. И я вижу во взгляде вину.
— Прости меня, Юль, — повторяет муж, покрывая мое лицо легкими поцелуями. Шепча одно только: — Прости, прости…
А потом прижимает к груди и укачивает в безопасном кольце рук, пока я захлебываюсь слезами. Выплакиваю всю ту боль, что носила в себе три долгих года. Слезы текут нескончаемым потоком, превращая июньский тихий рассвет в ливень. Горячие капли стекают по шее, а я прижимаюсь к груди человека, который когда-то сделал мне так больно, что не вынести одной.
Но я была не одна… Была мама Таня, моя колючка Янка, были мои ведьмы Света и Ира, была работа, в которую я погрузилась с головой… И я. У меня всегда была я. Та самая опора, которую невозможно потерять.
Постепенно я успокаиваюсь, и Мир, налив в крышку ароматного чая, мелкими глотками спаивает мне. Тепло проникает в каждую клеточку.
— Прости меня. — Я слышу эти слова снова, прижавшись к груди мужа. Из-за этого голос Мира приобретает особую глубину. — Я должен был тебе рассказать. Я виноват перед тобой, но не в том, в чем ты меня обвиняешь.
После этих слов, сказанных будто из самого сердца, я слушаю, затаив дыхание.
— Ты знаешь, что в компании я занимал должность, которая меня не устраивала от слова совсем. Кольцов, будто издеваясь, давал невыполнимые поручения, мне иногда казалось, что гендир просто хочет меня выжить. Заставить написать «по собственному». Но я терпел. У меня была семья, молодая жена, и я горел желанием обеспечить тебя всем, чем могу. Когда я устраивался, пятидесятилетний Кольцов был вдовцом, но через пару полгода женился на девице, младше его в два раза. Алинка была неплохая девчонка, капризная только и жадная до всего. До денег, до наркоты и до мужиков. В последние месяцы она просто проходу не давала. Бесила, пиздец просто. Кольцов же посмеивался, но молодую жену не осаживал.
Мир переводит дыхание, я же слушаю удары его сердца. Ровные, сильные. Оно не частит, выдавая ложь, а бьется в одном ритме, подсказывая мне, что всё чистая правда.
— Мы тогда были на корпоративе, когда Алина набралась до синих чертей. Муж запихнул ее в тачку, а мне приказал проследить, чтобы водитель точно довез распоясавшуюся супругу в отель. Блять. Я дурак, потому что согласился без вопросов. Понимал, что откажись я, и моей карьере кабзда. Алинка всю дорогу вела себя паинькой, лишь один раз выпросив купить ей воды. В отеле же просто притворилась трупом, и мне пришлось отбуксировать ее в номер. Когда мы вошли, Алинка неожиданно воскресла и начала стаскивать с себя одежду. Орала дурниной, лезла целоваться, царапалась. Достала так, что я не выдержал и потащил эту бешеную в душ. Поливал ее водой ледяной, а она смеялась как безумная. Я набрал Кольцова и заявил ему, что его жена та еще блядь, и что я солью с ней горячее видео, если он меня от нее не избавит. Блефовал, конечно. Но через две минуты в номер вошел Олег, водитель Алинкин, и я сдал эту психованную ему на руки.
Сглотнув Мир продолжает, глядя мне в глаза:
— Сказать тебе, как я пересрался, когда нашел свой потерянный пиджак дома? Я понял, что-то произошло, но малодушно решил оставить все разборки на завтра. Морально готовился к тому, что будет скандал. А ты просто ушла… Я виноват перед тобой. Я должен был говорить, даже если бы ты не захотела меня слушать. Говорить, пока голос не потеряю. Бежать за тобой… Блять, да хоть что-то делать! А я поступил, как еблан. Кольцов меня уволил без отработки, и я сбежал…
18.3
Мы молчим. Мне нужно время, чтобы уложить по полочкам новую информацию. Сверить с тем, что я сама помню… Решить, верю я ему или нет.
Я так долго варилась в прошлом, что потеряла себя в настоящем. Я жить начала только тогда, когда Мир появился. Вдохнула в себя «здесь», но никак не могла отпустить «тогда». Тащила за собой его, как сломанный чемодан без ручки.
То, что случилось с нами — это уже в прошлом. Мы откопали его, вдохнули псевдо жизнь и теперь препарируем, раскладывая на составляющие. Но все равно прошлое никогда не станет настоящим. Мы оживили его, как какие-то долбаные некроманты, и теперь не знаем, что с ним делать. Отпустить? Или заставить мучиться дальше?
Мне кажется, я достаточно продержала свое прошлое на собственном аппарате жизнеобеспечения, чтобы теперь равнодушно отключить прибор… выйти из той комнаты и больше не оглядываться.
Облизнув, разлепляю слипшиеся губы:
— Тот водитель…
— Олег? Я не знаю, где он сейчас, но вычислю, если тебе это нужно. — Мир трет задумчиво бровь. — Думаю, я и эту припадочную смогу найти, чтобы она подтвердила мои слова.
— Я тебе верю, Мир. Оставь их всех в прошлом. — Я действительно верю в то, что говорю.
Горячие губы обжигают скулы, нос. Мир хаотично зацеловывает меня, шепча «спасибо», а я чувствую, как в том месте, где у меня была черная дыра, появляется первый проблеск новой звезды. Вопреки всем законам Вселенной во мне возрождается доверие.
Хрупкое, как первоцвет, но я точно знаю, что время исправит этот недостаток.
Не замечаю, как оказываюсь на коленях мужа.
Бесстыдно отвечаю на поцелуи-укусы, подставляю шею. Млею. Холодок касается голых лопаток, когда я осознаю, что Мир стащил с меня кардиган и задрал на мне футболку.
— Что это ты сейчас собираешься делать? — Смотрю на него подозрительно.
— Как это что? Хочу привязать свою жену к себе еще сильнее.
— Бывшую жену…
— Вот именно! — Наставительно поднимает палец, а потом мажет им по кончику моего носа. — Надо ковать железо, пока ты не удрала от меня… А то не успеваю я и рта раскрыть, а ты уже в лучших традициях «чемодан, вокзал, нахер».
— Вообще-то, вокзал выбрал ты. — Скептически поднимаю бровь.
— Это нюансы, женщина. Я собираюсь прямо сейчас… ну или в самое ближайшее время заделать тебе свою мини версию.
Моя улыбка вянет. Становится зябко.
— Юль, что не так? — От Мира не укрывается перемена в моем настроении.
Веду плечами, стряхивая теплые руки. Натягиваю обратно футболку. А потом и вовсе покидаю колени. Мне сейчас резко хочется и этот чертов чемодан, и вокзал, и пропасть нахер. Только некуда бежать от себя. Это со мной навсегда.
На глаза набегают слезы. Не могу ничего с собой поделать. Три года уже прошло, а до сих пор эта потеря будто вчера со мной случилась.
Сзади обнимает Мир. Тепло, заботливо, ласково. И я всхлипываю.
— Расскажи мне, малыш. Я же вижу, как тебе плохо. Обещаю, мы вместе придумаем, как справиться с этой проблемой. Только не молчи, Юль!
Мир сильнее прижимает меня к себе. Его сердце барабанит мне в спину, и я верю, что ему не наплевать, что со мной. Безоговорочно доверяю, наверное, впервые в жизни.
— Нет никакой проблемы, только последствия…
— Я тоже должна извиниться перед тобой, Мир. — Муж качает головой, но я накрываю ладонью его губы, прося тишины.
Вырываюсь из объятий. Не могу. Не сейчас.
Подхожу к самой кромке пирса, задумчиво глядя вдаль.
Первые солнечные лучи робко касаются лица, обещая, что в самом темном царстве, найдется место свету.
И я будто перед прыжком в холодную темную воду раскрываю свой самый страшный секрет:
— У нас должен был быть ребенок.
Сзади раздается смешок.
— Юлька, будет.
Оборачиваюсь и обжигаю Мира отчаянным взглядом.
— Нет, ты не понял! У меня был ребенок. От тебя! Был, понимаешь? — К горлу подступают рыдания, но я усилием воли держусь. В этом море достаточно слез.
