Хоть на секунду заглянуть в ее мысли…
Вчера она мне открылась, и я ужаснулся тому, через что ей пришлось пройти в одиночку.
Злился ли, что скрыла? Поначалу проскочила такая мысль, но чем дольше Юлька рассказывала свою историю, тем сильнее мне хотелось просто прижать ее к себе, укрыть от всех тревог, спрятать от боли… оставалось только зубами скрипеть от бессилия, потому что она справилась со всем без меня.
Как я понял, даже ее золотая мать не знает, какой страшный секретик носила в себе ее неидеальная дочка. Ну с Людмилой Ивановной у меня будет отдельный разговор. Как можно, блять, не почувствовать, что с твоим ребёнком что-то не так, что ей помощь нужна и поддержка?.. Не понимаю я эти кукушиные замашки.
Ладно, со всем разберемся. Время всё расставит по местам. Верю, оно у нас есть!
Полчаса стоим у Юлиного дома, дождь из ливня давно превратился в морось, а я все никак не могу решиться разбудить жену.
Как мог уехать от нее, дурак, и ничего не сказать?
Юля, будто почувствовав взгляд, вздохнув, открывает глаза. Снова вижу в них мелькнувшую. тревогу, а потом узнавание и радость.
— Думала, что мне всё приснилось, — тихо шепчет, разглядывая меня.
Тянусь и целую соню в кончик носа.
— Что, и даже баня? — От этой подначки щеки жены покрывает румянец, и я любуюсь своим сокровищем.
Юля озирается по сторонам:
— Уже приехали?
— Только что. Пригласишь к себе?
Вижу, как вспыхивают ее глаза.
Значит, приснилось, говоришь.
Но потом Юля грустно качает головой.
— Яна у меня наверняка устроила погром. Прости…
Хмыкаю, вспоминая утренний визит в участок. Эта оторва точно может утроить апокалипсис.
— Тогда провожу.
Прихватив из машины корзинку с пирожками, поднимаемся в лифте.
— Юль, а почему Робин Губы? — говорю первое, что пришло в голову.
— Потому что и яйца есть, и лук, — бурчит, ярко краснея. А я похохатываюсь со смеху.
Интересно, мать знает?
Жена, заметно пунцовая, умиляет меня своей реакцией. Хочется снова и снова ее выводить из этого заторможенного состояния. Но мы уже на нужном этаже.
Юля гремит связкой ключей, а потом роняет ее на пол.
Собираюсь схохмить про «столик, которому точно больше не стоит наливать» и «кривые ручки», но бросаю взгляд на лицо жены, и слова застревают в горле.
Там застывшая маска ужаса.
— Юль?
Побелев, как снег, жена молча тянет на себя дверь. Не заперто…
Шагнув за порог, застываю.
19.1
Какого хрена?!
Юля уже успела скрыться в одной из комнат, а я все оглядываю учиненный погром.
Если это сделала ее бешеная сестричка, то я не завидую той.
Кругом разбросаны обломки мебели, вещи, сорваны обои со стен… Будто кому-то пришло в голову сию же секунду сделать ремонт… или показательно наказать.
Твою мать!
— Юля! — шагаю прямо по вещам в ту сторону, куда убежала жена. Но она проносится мимо меня. Заглянув в ванную и похлопав дверьми, скрывается на кухне.
А там потоп, сорван кран, и вода заливает когда-то белый кафель пола.
— Что слу…
— Бори нигде нет! — выпаливает и хватается за телефон.
А мне будто под дых зарядили.
Бори. Здесь. Нет.
А он, оказывается, должен был быть здесь.
Чувствую себя лохом, которого развели. В душе вскипает что-то темное, но гашу это усилием воли. Злиться сейчас на Юльку бесполезно. Она ничего мне не обещала.
Но, то, что этот мужик живет с моей бывшей женой, выбивает почву из-под ног.
Как же так-то, блять?
Ни черта не понимаю, внутри раздрай. Юлька мечется среди хлама в прихожей и насилует раз за разом телефон.
Наверняка дозванивается до исчезнувшего Бориса.
Черт. Черт! Черт!
С психу хочется разбить что-нибудь. Но Юлькина квартира и так похожа на поле боя. Решаю устранить хоть то, в чем не надо особо смыслить.
Подлезаю под раковину и нахожу вентили, чтобы перекрыть этот потоп. Рубашка намокает тут же. Со второй попытки удается устранить хоть одну проблему… А остальное устранять уже не мне.
Борис ушел. Надо же.
Я твою женщину все выходные жарил, а ты кран починить не смог.
— Аллё! — слышу невольно и, затаив дыхание, жду продолжения.
Жжет в груди невыносимо. Стою, как дурак, на раскуроченной кухне бывшей жены и прислушиваюсь к ее разговору с нынешним мужиком.
А сил выйти в коридор нет. Прирос к полу. Не могу на нее смотреть сейчас.
Больно, черт возьми. Больно мне, Юль!
— Аллё, дядь Коль! Это Юля. А Янка не с вами? Никак не могу до нее дозвониться… — звучит звонкий голос жены, а меня отпускает с каждым ее словом.
Не ему… Давлюсь воздухом, принимая с благодарностью эту передышку.
— Ага… поняла. Ну слава Богу, а то у меня тут… Нет, нет. Всё нормально. Отдыхайте.
Разъединившись, жена идет ко мне.
Под подошвами ее кроссовок хрустят осколки, некогда бывшие посудой.
— Яны здесь не было… когда это всё произошло, — устало обводит рукой пространство.
Отлепляюсь от гарнитура и шагаю к ней.
— Что с Борисом?
Глаза жены подозрительно блестят, когда она закрывает лицо ладонями и шепчет: «Нигде нет. Нигде…»
Черт!
В один шаг преодолеваю разделяющее нас расстояние и развожу ее руки. Слезы текут по щекам, губы дрожат…
— Юль, Юля… — ловлю ее расфокусированный взгляд своим. — Юль, смотри на меня! Мы его найдем, слышишь? Всё будет хорошо. Ты ему звонила?
— Куда звонила? Ты о чем вообще, Мир? Ее нигде нет! Я звала! — захлёбываясь рыданиями, жена льнет ко мне. — Вдруг она убежала? Или они ее… Господи, кошка-то кому могла помешать?!
Кошка? Юля продолжает причитать, а я стою, громом пораженный.
— Юль? Как зовут твою кошку? — догадка ослепляет. Я дебил?
— Боряяяя, — подвывает она.
— То есть, у тебя нет мужика по имени Борис? И все это время с тобой жила кошка? — Я в ахуе.
Прервав рыдания, жена лупит меня ладошкой по груди.
— Ты совсем идиот, Соболев? Какой еще нахрен мужик? Мне тебя за глаза! — С каждым ударом Юля вколачивает в меня главную мысль.
У нее никого нет! А я дебил!
19.2
— У кого хватило ума назвать кошку мужским именем Борис? — Легонько встряхнув притихшую жену, интересуюсь. Кажется, я уже знаю ответ.
— Это Янка придумала. И вообще, нормальное имя! — выворачивается из рук и обиженно указывает куда-то за мое плечо. — Они еще и Толика грохнули.
Оборачиваюсь, чтобы увидеть под окном кучу земли, черепков и зеленых листьев.
— И Толик, я так полагаю…
— … фикус, — заканчивает за меня Юля. А потом морщит свой красивый заплаканный носик. — Фу, ты весь сырой.
— Вода мокрая, — лаконично отзываюсь, гадая, сколько еще в квартире жены «мужиков». — А твою подушку случайно не Серканом Болатом зовут?
Юля бросает на меня уничижительный взгляд.
— Очень смешно, Соболев. Пойдем… — манит меня за собой.
В спальне подушечный взрыв. Матрас вспорот, пружины угрожающе торчат из его недр. Кругом перья, разбросанные личные вещи, фоторамки щерятся стеклянными зубами. Юля скрывается в гардеробной, а я прихожу к закономерным выводам.
В квартиру проникли посторонние, прекрасно зная, что никого нет. Устроили погром…
— Юль, — зову жену, — что-то пропало?
Она появляется через минуту, держа в руках черную рубашку. Что за прикол?
— Не добрались до этой полки. Надевай, — бросает мне. — Ну не ходить же мокрым…
Продолжаю молча давить на нее взглядом. Юля, сложив руки на груди, закатывает глаза.
— Соболев, ты когда таким ревнивцем стал? Это твоя рубашка. Я… в общем, я одолжила ее у тебя, — заметно тушуется, — на время. Для фотосессии… И теперь возвращаю.
Под бормотание жены о том, что «Светка-то ведь оказалась права» и каком-то интернетном «притяжении», натягиваю на себя рубашку. Ткань подозрительно трещит на плечах.
— Когда ты успел так отъесться? — Юля шутливо пихает меня в живот, инстинктивно напрягаю мышцы. А жена, залипнув на прессе, задумчиво поглаживает кончиками пальцев кожу, вызывая не только мурашки, но и ответ в штанах.
