— Ну и силища… как у медведя! — она села на лавочку, потом вдруг улыбнулась — сквозь слезы. — А ты ничего так из себя…
— В смысле?
— Хорошо сложен… Я чуточку понаблюдала за тобой, когда ты разделся до пояса и принялся колоть дрова. Мышцы так и играют… хотя вот надел рубашку и вроде обычный парень… Ты что, спортом занимаешься?
— Да ничем я не занимаюсь. Так… живу, как все. Вот что, Дарья! Давай перенесем серьезные базары на потом! Сегодня я все равно не смогу тебе ничем помочь! Ни я, ни эти добрые люди, у которых мы сейчас гостим!
Надо выждать…
— Как долго?
— А ты что, куда нибудь спешишь? — он усмехнулся. — Или тебе опротивела моя физиономия?
Она неожиданно взяла его руку и поднесла к губам.
— Дима, пусть будет так, как ты сам решишь! Только не бросай меня, не гони. Я тебя очень прошу!
В шестом часу вечера на мобильный хозяина хутора прозвонила Галина Николаевна, сестра Татаринцева. И, соответственно, мама Дмитрия Краснова.
Федор Николаевич — сотовый висел у него на груди, закрепленный на кожаном ремешке — сразу насторожился, потому что у них имелась договоренность не звонить друг другу по пустякам, особенно — в свете нынешней ситуации с Дмитрием.
— Федя, у вас там все нормально? — послышался в трубке женский голос.
— Порядок в танковых войсках! А что?
— Я вот чего звоню… Примерно с час назад приходил наш участковый…
— Участковый? Врач или милиционер?
— Из милиции. Он сказал, что у них профилактика… что он обходит весь наш квартал…
— Ну так и пусть себе обходит! Работа у них такая. Тебе то что?
— Он спрашивал про Димку… — в трубке на несколько секунд повисла тишина. — Про то, чем он планирует заняться после армии… Где он сейчас… и можно ли с ним ему — участковому — переговорить!
— А зачем? Какое дело у него к Дмитрию? Он как то объяснил, зачем ему понадобился парень?
В трубке слышался легкий треск — хутор находится сравнительно недалеко от «вышки», но все равно случаются какие то помехи или перебои со связью. Продолжая разговор, Татаринцев вышел во двор — там сотовый берет лучше, чем в доме. Он увидел племяша, который и после обеда продолжил заниматься колкой дров — сейчас он носит охапками наколотые дрова и складывает в поленницу. И девушку тоже видел — она вызвалась помочь Тимофеевне по хозяйству и теперь бродит с поливочным шлангом среди гряд огорода…
Татаринцев повторил свой вопрос. Сестра сказала, что участковый объяснил свой интерес тем, что у него такая должность — интересоваться настроениями граждан и особенно приглядывать за молодыми людьми…
— Я ж говорю… работа у них такая! А ты ему что сказала про Дмитрия?
— Сказала, что на днях уехал к армейскому приятелю… куда то в Белгородскую область. И что он взрослый уже человек, а потому сам решит, чем ему заниматься после службы в армии.
— Ну вот — хорошо сказала! Так все и есть. Ну что… это все твои новости?
— Постой… чуть не забыла! Парень какой то звонил — по городскому! Игорь такой… я его плохо помню… Они вроде учились в одно время с Димой в нашей школе!
— И что?
— Хотел поговорить с Димкой. Я ему сказала, что о н — уехал! Так этот Игорь просил передать при случае, чтобы… сейчас дословно скажу… Передайте, говорит, вашему сыну, когда он появится или позвонит… чтобы не задерживался в городе и ехал в Москву! И что там его, мол, уже ждут какие то «знакомые», про которых он знает.
Глава 5
Тахир доложил Сайтиву старшему о тех данных, что удалось получить от «пленника».
Супрун, которого шантажировали возможной расправой над близкими ему людьми, расколот по самый копчик. Он выдал при допросе, что в акции участвовали московские и местные воронежские «скины». Москвичей он назвал лишь по их кличкам: некие Антизог, Топор и Паук. Возможно, заявил Супрун, этих ребят было и больше, но он не в курсе, кто еще из приезжих отметился в той акции, потому что они действовали двумя группами. Те трое, чьи прозвища он озвучил, принадлежат — вроде бы — к радикальному крылу московской организации НСО.
Из местных Супрун назвал двоих: Игоря Шулепина по прозвищу «Шульц» и своего школьного товарища Краснова, который не так давно вернулся из армии, где он служил контрактником.
Шулепин, надо сказать, был известен в молодежных кругах как активист НСО, как ярый националист. Он в одно время работал в интернет кафе, потом уезжал в Москву, недавно снова вернулся. Снимает «блок» в семейном общежитии. Информация о Шульце проверяется, его нынешнее местонахождение не известно.
Про Краснова удалось выяснить, что именно этот парень являлся инициатором драки на дискотеке в ДК Машиностроителей, в ходе которой пострадал водитель Тахира Сайтиева — Ваха. И что проживает он то у своей любовницы (адрес Супрун назвать затруднился), то у матери с отчимом…
На следующий день удалось выследить и свинтить одного из видных местных скинов.
Петр Поживин, 29 года, бывший боксер, мастер спорта.
Прозвище среди своих — Терминатор.
Сразу по завершении не слишком удачной спортивной карьеры Поживин в доле с неустановленными лицами приобрел полуподвальное помещение в одном из жилых домов на улице Менделеева (юго восточная окраина Воронежа). Нынешней весной там открылся зал для занятия фитнесом; по существу, это был клуб для «своих», где местные соратники могли не только позаниматься на тренажерах, но и проводить в случае необходимости собрания в узком кругу.
В половине шестого вечера Поживин — он находился в «клубе» с самого утра — запер двери и направился к своей припаркованной с торца здания подержанной «ауди 100».
Рядом с его машиной стоял темно синий микроавтобус, на который он не обратил внимания. Поживин открыл багажник, чтобы положить в него сумку с спортивным инвентарем, который он намеревался отвезти домой. Сзади послышался легкий шорох. Плечистый, крепкий мужчина опустил багажник, обернулся.
И в этот момент что то тяжелое обрушилось на его бритый череп…
Утром Тахир Сайтиев и его верный нукер Ваха отправились в уже знакомое место — в Каширский район, на отдаленную ферму.
Встречал их там, как и в прежний их приезд, кунак Саид, чей отец является старейшиной поселившихся здесь — и получивших земельные наделы по протекции Сайтиева старшего — переселенцев из Дагестана, выходцев из Хасавюртского района. Когда парни вышли из джипа, он широко улыбнулся.
— Салям алейкум, Тахир! Салям алейкум, Ваха!
— Ва алейкум ас салям! — Сайтиев приобнял кунака, хлопнув его ладонью по спине.
— Все ли у вас здесь спокойно?
— Да, все спокойно, чужих мы здесь не видели! Мой двоюродный брат все время на чеку! — Саид показал на расположившегося невдалеке парнишку, который не только присматривал за овцами и козами, но и выполнял здесь роль наблюдателя. — Если к ферме приблизятся посторонние, он мне сразу об этом сообщит.
— Супрун еще жив?
— Да. Всю ночь бредил… Думаю, до следующего утра не доживет.
— Понятно… А как там наш новый бритоголовый приятель?
Кунак оскалил зубы.
— Мы его тут славно угостили, Тахир! Пока что «бананами» потчуем! Но он и этим уже сыт по горло.
— Вы, часом, не «перекормили» его?
— Нет, что ты! Как ты и велел, когда звонил вчера, мы только излупили его! Но ничего ему не сломали, ничего пока что не отрезали…
— Очень хорошо, Саид! Я знал, что на тебя можно положиться.
Они проследовали в здание бывшей молочной фермы. Двое, Саид и еще один местный парень, пыхтя от натуги, извлекли из зиндана Петра Поживина (его перевезли сюда нынешней ночью).
Бывшему боксеру, выступавшему в полутяжелом весе, пока не сломал кисть правой руки, за свою спортивную карьеру не раз доводилось пропускать сокрушительные удары.
Бывали в его прошлом и нокауты, и нокдауны… как у всякого боксера. Но так плохо, как сегодня, он не выглядел еще никогда. Оба глаза заплыли, губы расквашены, лицо тоже опухшее, в кровоподтеках…
Славненько над ним поработали кунаки: такое впечатление, что этого бритоголового крепыша использовал вместо груши какой нибудь нынешний Майк Тайсон или Мохаммед Али…
Руки у Поживина были связаны за спиной.
Он стонал, скулил, матерился, харкал кровью.
Его отволокли в соседнюю комнатушку, лишенную какой либо мебели. Впрочем, Саид прихватил с собой деревянный табурет. Сначала он замахнулся на бритоголового, как будто собирался раскроить ему череп этим табуретом. Но потом все же поставил его на пол, возле стены, и при содействии Вахи усадил на него незадачливого экс боксера.
Как и в прошлый раз, Сайтиев снял пиджак и передал его Вахе. Неспешно закатал рукава. От Поживина несло мочой и блевотиной. Тахир, хотя и не был по жизни чистоплюем, все же не удержался и брезгливо поморщился.
