про изысканного снежно-молочного зебу.
Понадобилось время, чтобы впереди, слева по дороге, выросло массивное приземистое здание.
Его когда-то огородили сетчатым забором, как садик или школу, и ворота были закрыты на висячий замок, но сам забор успел упасть местами, и в одну из дыр выбивался наружу заросший куст бузины.
Радио, уже задрёмывая, тихо напевало: «Расколдуй меня… Расколдуй меня…»19
— Интересно, что там, — Лана остановила лягуха у ворот.
Алиса с сомнением глядела через сетку на серый массив. Окна там не горели.
— Хотите пойти туда?
Лана шагнула из машины.
— Там может быть кто-то. Или что-то полезное, — она бросила это в пустоту, как бросают монету в уверенности, что теперь повезёт и расхлябанный манипулятор достанет наконец что-нибудь ценное.
Они позвали Нелли с собой, но та даже не отмахнулась — просто сделала вид, что тут никого больше нет, кроме неё и её овчара.
— Ладно, — вполголоса смирилась Лана. — Пусть последит за машиной.
— Пусть лучше машина последит за ней, — возразила Агнешка. — Что-то мне кажется, так будет лучше.
Оставив их сторожить друг друга, все втроём прошли за ограду, осторожно поднырнув под бузинными ветками.
— Лис, — уже на той стороне вспомнила Лана. — Как со временем?
Та растерялась сначала, но вспомнила про часы и вскинула руку посмотреть.
— Аа… Семь тридцать пять. Нормально?
— Да, уложимся, мы ненадолго. Ты только следи за ними.
Алиса часто закивала.
У здания уже не росло ничего, земля вокруг была навсегда вытоптана. Вблизи стало можно рассмотреть и облупившиеся стены, и вход под козырьком крутого крыльца.
— Какое-то оно заброшенное, — с сомнением проговорила Агнешка. Алиса вздрогнула, будто от холода.
— Не обязательно, — Лана подошла достаточно близко, чтоб прочитать синюю табличку у двери. — Это почтовое отделение. Я, правда, не вижу адреса. Может, внутри где-то будет?
Дверь оказалась тяжёлая, с огромной металлической скобой вместо ручки. Весь косяк заскрипел, завизжал и закачался, когда они открывали. Сквозь скрип звякнул нежный колокольчик, а затем звякнул снова, но кратко — от нежданных этих шевелений упал и разбился.
Алиса принюхалась — пугливо, точно боялась, что учует что-то — и чихнула.
— Угу, — откликнулась Агнешка. — И правда, заброшка.
Выключатель нашарился недалеко от дверей. Окошки стояли нетронутые — и сами окошки, и столы за ними, громоздкие и тёмные, умудрённые пылью. У самого входа на невысоком бюро меж двух кресел сгребли в охапку позапрошлогодние листья — с клёнов, с лип, с каштанов. Из-под них выглядывали пожухлые листики бланков и несколько почти пустых ручек, а выше, на стене, кто-то красиво нарисовал Нелли в виде карточной дамы бубен. Низ лица она прикрывала веером, а за плечом её виднелась ничего не выражающая маска.
— Надо было зазвать её сюда, — заметила Агнешка, рассматривая рисунок.
Лана недовольно поморщилась на это, но ничего не сказала. Её привлекли столы — столы, ящики и всё, что в них. Скрипнув неплотно прикрытой загородкой на петлях, она скользнула за стойку.
— Есть что-нибудь? — поинтересовалась Агнешка.
— Воду зачем-то оставили — Лана кончиками пальцев подняла небольшую мутную бутылку с открытым горлышком.
— Для цветов, наверно.
Но на окне давно не стояло цветов. Из одного только горшка, опираясь на оконную впадину, ползла какая-то кракозябра, но вряд ли ей была нужна вода. Лана вернула бутылку на место, брезгливо вытерла пальцы о брюки.
Ящики столов пустовали. В них не было даже ненужного — разве что оставшаяся кнопка или сушёный таракан.
— А что ты ищешь? — спросила Агнешка.
— Не знаю. Может, тут где-нибудь завалялся шнур от телефона. Мне бы всё-таки хотелось включить его.
— Говорят, они иногда начинают работать от удара. Или можно нагреть аккумулятор зажигалкой.
— Ну. Мерси. Я лучше подожду. Может, найдётся способ более многоразовый, — она отперла ящик с маленьким ключом в скважине, и оттуда выпорхнул гимн Франции или начало битловской песни. Точно они не узнали — Лана тут же захлопнула ящик обратно.
— Дряньство, — пробормотала она. — Что оно тут делает.
— Да ладно, — протянула Агнешка. — Чем тебе не нравится марсельеза?
— Ничем, — Лана подняла голову, посмотрела в сторону двери. — Лис? Ну как, есть что?
Алиса, присев на корточки, раскладывала бланки поверх высохших листьев, будто хотела сыграть в пасьянс, но все они были пусты и одинаковы. Она вздрогнула от оклика, покачала головой.
Лана взглянула в другую сторону.
— Там таксофон вроде, — кивнула она Агнешке и наклонилась порыться в тумбе под столешницей.
— Он без трубки.
— А ящик для писем?
— Где?
— Где-нибудь. Ты там рядом, посмотри.
— Тут нету ящика для писем. Ни у входа, ни здесь — нигде нет. Нет телефонов, нет адресов, нет никаких полезных штук, — здесь вообще ничего нет для нас, Лан, в этом здании, оно просто тут стоит.
— Па-дам, — Лана торжествующе подняла небольшой чёрный цилиндр. — Лис, дай мне, пожалуйста, бланк. Любой пойдёт.
— А что это? — Алиса протянула ей пожелтевшую бумажку.
— Печать. Хочу проверить.
Лана аккуратно выжала, придавив бланк, потом отложила цилиндр в сторону и поднесла бумагу к глазам.
— Ну как? — встревоженно спросила Алиса, будто это она была ответственной за результат.
— Ну… неплохо, — пробормотала Лана. — Неплохо. Но, если честно, белиберда.
— Покажи? — Агнешка протянула руку. Лана вскинула взгляд:
— Белиберда же, говорю, — она спрятала бумажку к себе. Чуть поджав губы, вышла из-за стойки. — Вы же не хотите рассказывать, что было в том отделе в универсаме. Вот и я не хочу.
Из зала вёл ещё коридор — тоже пустой, а ещё тёмный и какой-то весь отсыревший. Им, вероятно, не пользовались так давно, что даже не меняли штукатурку, а из лампочек горела только одна, и одна моргала где-то в конце. По низу ещё осталось немного мутно-зелёной краски, верх же облупился и кусками лежал на полу.
— Даже крыс нет, — подытожила Агнешка.
— Зачем тебе крысы? — спросила Алиса.
— Они иногда бывают жутко милые.
— Подарить тебе крысу, когда мы выберемся? — спросила Лана. — Из дикой панельки дикого пасюка?
— Подари, — помолчав, Агнешка кивнула.
Красивая девочка висела на прочных нитях внутри каркаса пианино, поставленного набок. У неё было красивое платье под парчу и плюш и две косички из густой красивой чёрной пряжи, а лента на шее — видимо, сначала это был бант — развязалась и свисала вниз, а на ней красиво вышили…
— Сто лет, как я учила немецкий, — пробормотала Агнешка, пытаясь рассмотреть буквы почти без света. — Ну, допустим, тут написано что-то типа «Держи меня, жизнь, держи» — без понятия, о чём это.
Глаза для повиснувшей, вероятно, забрали у кого-то другого, с существованием куда более полнокровным и захватывающим, но тут они поблёскивали тускло и в никуда. Она была очень
