– Ах, так значит вас тоже укачало?
– Напротив, – ответил я сухо. – Лучше бы укачало. Я не проспал в общем и пяти часов с тех пор, как я на судне. Эта проклятая крапивница!
Я показал ей покрытую волдырями руку. Она взглянула на нее, внезапно остановилась и, грациозно покачиваясь в такт качке, взяла ее обеими руками и принялась внимательно рассматривать.
– Боже мой! – воскликнула она и вдруг начала хохотать.
Я боролся между двумя чувствами. Ее смех был восхитителен для слуха – в нем было столько мелодичности, здоровья и чистосердечия. С другой стороны, меня приводило в отчаяние, что он вызван моим несчастьем. Вероятно, мое недоумение отразилось у меня на лице, потому что, когда она перестала смеяться и взглянула на меня с более серьезным видом, она снова залилась неудержимым смехом.
– Ах вы, бедное дитя! – проговорила она наконец. – И подумать только, сколько кремортартара я заставила вас уничтожить.
С ее стороны было несколько смело называть меня «бедным дитятей», и я решил использовать имевшиеся у меня данные, чтобы с точностью установить, на сколько лет она моложе меня. Она говорила мне, что ей было двенадцать лет, когда «Дикси» столкнулось с речным пароходом в бухте Сан-Франциско. Отлично, мне оставалось только узнать, когда это произошло, я на коне! Но пока что она хохотала надо мной и над моей крапивницей.
– Что вам нужно было, – заявила она с новым приступом смеха, – так это – наружное лечение.
– Пожалуйста, не говорите мне, что у меня корь или ветряная оспа, – запротестовал я.
– Нет, – она качала головой, заливаясь новым приступом хохота, – ведь вы страдаете от жестокого нападения…
Она остановилась и посмотрела мне прямо в глаза.
– Клопов! – закончила она. И затем – само воплощение серьезности и практичности – продолжала. – Но мы это уладим в одну минуту. Я переверну вверх дном кормовое помещение «Эльсиноры», хотя знаю, что ни в каюте отца, ни в моей их нет. И хотя это мое первое плавание с мистером Пайком, я знаю, что он слишком опытный, старый моряк, чтобы не держать в чистоте свою каюту. Ваши клопы (я оцепенел от страха: вдруг она скажет, что это я их принес с собой на судно), вероятно, переползли из носовой части. У них там всегда они есть.
– Ну, а теперь, мистер Патгёрст, я иду вниз заняться вашей каютой. Вы бы распорядились, чтобы Вада приготовил вам все, что нужно для бивака. Две-три ночи вам придется проспать в кают-компании или в рубке. И смотрите, чтобы Вада убрал из вашей каюты все серебряные и металлические изделия, которые могут потускнеть. Тут начнется всякого рода окуривание, отдирание деревянных частей и приколачивание их вновь. Доверьтесь мне. Я этих зловредных насекомых знаю хорошо и умею с ними обращаться.
Глава XIV
Какая чистка и ломка! В продолжение двух ночей – одной в капитанской рубке и одной – на диване в кают-компании – я прямо-таки упивался сном и сейчас словно одурел от его излишка. Берег кажется очень далеким. По странной игре воображения, у меня такое впечатление, словно недели или месяцы прошли с тех пор, как я покинул Балтимору в то морозное мартовское утро. Между тем это было двадцать восьмого марта, а сейчас – только первая неделя апреля.
Я был вполне прав в первой оценке мисс Уэст. Она – самая способная, практичная, умелая женщина, какую я когда-либо встречал. Что произошло между нею и мистером Пайком, я не знаю; но как бы то ни было, она не сомневалась, что в истории с клопами он не виноват. Каким-то странным образом насекомые наводнили только мои две каюты. Под руководством мисс Уэст скамьи, ящики, полки и всякие другие деревянные части вынесли прочь. Она задала плотнику работу на целый день и затем, после целой ночи окуривания, два матроса, вооруженные скипидаром и белилами, закончили чистку. Теперь плотник занят восстановлением моих кают. Потом наступит очередь окраски, и через два-три дня я надеюсь вновь переселиться в свое помещение.
Всех людей, протиравших мои каюты скипидаром, было четверо. Двух из них мисс Уэст вскоре отправила обратно как непригодных для этой работы. Первый из них, Стив Робертс, как он мне назвал себя, интересный малый. Я поболтал с ним немного, пока мисс Уэст не приказала ему убраться и не послала сказать мистеру Пайку, что ей нужен настоящий матрос.
Стив Робертс впервые видит море. Как он попал из западных скотопромышленных штатов в Нью-Йорк, он мне не рассказал, как не рассказал и того, каким образом нанялся на «Эльсинору». Но как бы то ни было – он здесь теперь не «моряк верхом на лошади», а «ковбой на море». Он низенького роста, но очень крепко сложен. Его плечи очень широки, мускулы выступают под рубахой. При этом у него тонкая талия и худое лицо со впалыми щеками. Впрочем, это не от болезни или слабого здоровья. Хотя он и новичок на море, Стив Робертс умен и сообразителен… да и хитер. У него манера смотреть прямо в глаза тому, с кем он разговаривает, с самым простодушным видом, а между тем в эти-то минуты я и ощущаю какую-то хитрость с его стороны и не могу избавиться от этого впечатления. Но, если бы что-то случилось, на этого человека можно рассчитывать. По своим манерам он напоминает ту троицу, которую так моментально невзлюбил мистер Пайк – Кида Твиста, Нози Мёрфи и Берта Райна. И я уже заметил, что в промежутках между вахтами Стив Робертс довольно тесно общается с этим трио.
Второй матрос, которого мисс Уэст отвергла после пятиминутного молчаливого наблюдения за его работой, был Муллиган Джекобс, человечек с искривленным позвоночником. Но прежде, чем она отправила его прочь, случилось нечто, в чем был замешан и я. Я находился в каюте, когда Муллиган Джекобс пришел работать, и я не мог не заметить пораженного, жадного взгляда, который он бросил на мои большие книжные полки. Он подходил к ним с таким видом, с каким вор подходил бы к тайным сокровищам; и как скупец ласкает взглядом золото, так Муллиган Джекобс любовался заголовками книг.
И что у него за глаза! Весь яд, вся горечь, которыми, по словам мистера Пайка, обладал этот человек, выражались в его глазах. Это были маленькие, бледно-голубые глаза, пронизанные пламенем. Его воспаленные веки еще больше усиливали жестокий и холодный огонь зрачков. Этот человек по природе своей был ненавистником, и я скоро узнал, что он ненавидел все на свете, кроме книг.
– Вы бы хотели почитать что-нибудь? – гостеприимно спросил я.
Вся ласковость, с какой он смотрел на книги, исчезла, когда он повернул голову, чтобы взглянуть на меня, и прежде чем он заговорил, я уже знал, что он ненавидит и меня.
– Ведь это возмутительно, не так ли? Вы, со здоровым телом, с бесчисленными слугами, которые таскают за вами такую тяжесть, как эти книги, и я, с искривленной спиной, которая вливает адское пламя в мои мозги!
