Геолог чувствовал себя глубоко униженным, лицо его пылало от удара, на глазах от обиды и гнева выступили слезы.
Широкоплечий притянул к себе брезентовую сумку геолога, порылся в ней, выбрал образцы, отливавшие желтым блеском, и снова спросил:
— Это все золото?
Геолог отрицательно покачал головой.
— Ты что, клад нашел?
Этот вопрос очень его удивил: вот уже второй раз за последние два дня ему говорят о каком-то кладе.
— Ты расскажи, расскажи о кладе, — с подкупающей мягкостью предложил остролицый.
Они терпеливо ждали его ответа, но молчание их не предвещало ничего хорошего. Тишину ночи нарушало лишь шипение сырых веток да удары копыт мула, который пасся неподалеку, пофыркивая и время от времени стуча копытами о землю, чтобы отогнать комаров. На свет костра слеталась мошкара, дым отгонял ее, а неосторожные насекомые, налетавшие со стороны, где не было дыма, попадали в пламя и тут же сгорали.
— Будешь говорить? — спросил широкоплечий, и в голосе его была такая настойчивость, что геолог не выдержал.
— Что говорить? Что вы от меня хотите? Зачем меня мучаете? Кто вам дал на это право?
Он позабыл, что здесь, не действуют никакие человеческие законы, что право здесь на стороне сильного, что отношения между людьми в этой глуши решают сила мускулов, сообразительность и ловкость.
Похитители опять не обратили внимания на его слова.
— Где клад?
— Никакого клада я не знаю. Я геолог.
— Смотри, парень, пожалеешь, — мягко заметил остролицый. — Целый день мы шли за тобой и видели, как ты стучишь по скалам, чтобы открыть знаки. За этим кладом и другие ходили, да ты, видать, человек ученый, по книге ищешь, где про клад написано Скажи лучше по-хорошему.
Геолог смотрел на них с изумлением.
— В последний раз спрашиваю тебя, будешь ты говорить или нет? — решительно произнес широкоплечий.
Геолог стиснул зубы. Что можно ответить на такой дурацкий вопрос? А объясняться с людьми, о которых он ничего не знает и которые не хотят слышать ни о чем, кроме клада, ему казалось бессмысленным. Уж лучше молчать. Он и так сердился на себя за то, что сказал им, кто он такой.
Но и те больше не задавали ему вопросов.
Широкоплечий схватил его за шиворот и больно ударил по лицу. Из носа хлынула кровь, перед глазами поплыли огненные круги. Он бы упал, если бы широкоплечий не удержал его. Геолог хотел закричать, но тут на него обрушился второй удар. Верхняя губа тут же вздулась. Широкоплечий стал хлестать его по лицу.
— Говори, а то он убьет тебя! — донесся до геолога между двумя пощечинами, от которых в ушах стоял звон, голос остролицего.
Юноша почувствовал на губах струйку теплой крови. Колени его дрожали. В помутненном сознании проносились обрывки мыслей.
— Я геолог, геолог, — твердил он, не понимая, что говорит.
Удары сыпались один за другим, сильные, и безжалостные.
Обозленный вчерашней неудачей в доме Ибрагима, Незиф решил полностью себя вознаградить. Он думал, что стоит заставить заговорить этого упрямого парня, и в руках у него окажется ключ к зарытому в земле сокровищу. Незиф пришел за золотом издалека, и все, что заставляло его мысль работать в этом направлении, разжигало его воображение, возбуждало алчность. У Ибрагима он думал только о золоте. Случайно подслушанное там слово «клад» еще больше укрепило в нем решение не возвращаться назад с пустыми руками.
Целый день он выслеживал геолога и его проводника, и взору его мерещился клад. Он не мог себе представить, как, в сущности, выглядит клад, так как никогда в жизни не видел ничего подобного, но воображение рисовало ему, как он раскапывает землю, поднимает тяжелые каменные плиты и нащупывает под ними рукой тяжелые мешки, в которых позванивают золотые монеты… А этот негодяй не хочет открыть знаки, по которым он искал клад. Но Незиф узнает, силой вырвет у него тайну!
— Говори! — дико прохрипел он.
Он не ожидал такого сопротивления. Он думал, что стоит припугнуть парня несколькими ударами, и тот расскажет все, а чем знает. Его распухшее лицо, помутневшие от боли глаза выражали страх и нежелание сдаваться. С каждым ударом страх исчезал и росло упорство. В конце концов, широкоплечий швырнул геолога на землю и обратился к остролицему:
— Дров давай, побольше дров!
Остролицый вскочил, словно его кто-то кольнул шилом, забегал, торопливо застучал топором и скоро принес, целую охапку сучьев.
— Еще! — приказал Незиф, бросая всю охапку в огонь.
Поднялось буйное пламя. Круг света расширился, захватив высокие стволы гигантских елей, раскидистые ветви которых не давали ему проникнуть выше. У соседних кустов ясно обрисовался темный силуэт мула. Тепло ласкало избитое, измученное тело геолога.
Зловеще потрескивал в ночной тиши огонь. Сидевшие у костра бандиты молчали. Широкоплечий подкладывал в костер сучья. Когда они сгорели, он поднялся и прутиком отгреб угли в сторону. Земля, где пылал огонь, побелела. Редкая трава, росшая на этом месте, выгорела до корней.
— Разуй его, — приказал он остролицему.
Тот присел и принялся развязывать шнурки. Но они так затвердели, что корявые пальцы остролицего не могли с ними справиться. Высунув язык и пыхтя, он с трудом расшнуровал один ботинок и стянул его с ноги. Запахло потом и высохшей тиной. Шерстяной носок скомкался, в него набился грязный песок. Подошел Незиф и выругался:
— Эх ты, шнурки не можешь развязать! — Взмахнул ножом, разрезал шнурки другого ботинка и отрывисто отдал новое распоряжение: — Снимай носки!
Остролицый стянул с ног геолога носки и отшвырнул их в сторону. Распаренные ступни обдало прохладой, и юноше стало немного легче. Он непонимающе смотрел на своих мучителей.
— Вставай! — приказал ему Незиф, помог подняться и подтолкнул к костру.
Геолог, все еще не понимая, что от него хотят, нерешительно шагнул и остановился.
— Шагай, шагай! — грубо прикрикнул широкоплечий, и геолог в ту же секунду очутился на выжженном кругу земли, с которого только что убрали угли. В первое мгновение он ощутил приятное тепло, но оно очень скоро перешло в нестерпимое жжение. Он хотел было выскочить из страшного круга, однако широкоплечий тут же толкнул его назад. Ноги жгло, и геолог начал подпрыгивать.
«И это выдержу. Не так уж страшно», — подумал он, но немного погодя понял, что ошибся. Горячая земля излучала равномерное тепло, не очень сильное, чтобы сразу обжечь ступни, но и не настолько слабое, чтобы его можно было выносить, не поднимая ног. Он начал подпрыгивать на месте. Вся кровь прилила к ногам. Голова бессильно повисла, рот пересох. От лежавшей рядом кучи раскаленных углей, в которые широкоплечий подбросил несколько веток, полыхало зноем, и это усиливало его страдания. Постепенно от ступней жар пополз вверх, охватил все тело. Геолог покрылся потом. По его лицу и шее стекали тонкие ручейки, но он не мог даже вытереться, так как руки у него были связаны за спиной. Жгло ссадины, в которые попадал соленый пот. Он то и дело облизывался, и от этого распухшая верхняя губа болела еще сильнее. Скоро он начал задыхаться. Ему хотелось встать неподвижно и терпеть, несмотря ни на что. Но каждый раз, стоило ему хоть ненадолго остановиться, ступни начинало так жечь, что он снова принимался подпрыгивать. Его мучители стояли в двух шагах от круга, готовые толкнуть его обратно в это адское пекло, как только он попытается выскочить из него. Он начал рассчитывать каждое движение, экономить силы, распределять их равномернее, чтобы выдержать как можно дольше. Потная одежда прилипла к телу. Голова кружилась. Он чувствовал, что на ступнях образовались пузыри, но продолжал прыгать.
