Изумленный дознаватель повернулся к Путилину:
— Вот так! Мы их тренируем, обучаем, зомбируем, наконец, а результатами воспользуется Виктор Андреевич!
Путилин пожал плечами. Все правильно – каждый за себя.
— Где список особых команд? Сколько человек ты уже испортил? – Нейман со злости нарушил тактику допроса. Латунов завертел головой, лицо обретает прежнюю суровость.
— Что случилось? Где я?
Нейман схватил за шею связанного верзилу, пальцами стараясь пережать сонную артерию.
— Где список кодовых слов? – Змеей зашипел доктор.
— В моей комнате, в книге «Заветы Ильича».
— Читатель сраный! – интеллигент бился в конвульсиях в душе Неймана. – Сколько из‑за тебя людей погибло! Как ты больных вербовал?
Путилин с интересом смотрел на привычную для себя стадию допроса в исполнении непрофессионала.
— Трахов передавал мне героин, — хрипел Латунов, — так и вербовал.
— Сволочь! Поэтому последние эксперименты заканчивались неудачей!
— Путилин, следи за ним! – Пальцы оставили на шее Латунова багровые отпечатки, доктор встал, глаза блестят сухой оболочкой.
— Я обыщу его комнату, ты пообщайся, может, скажет еще чего.
Доктор, доктор. Да он еще и не сказал ничего толком.
— Ну, и что дальше? – Прохрипел одноглазый предатель.
— Что, что, а то ты не знаешь. – Путилин двинул засов за доктором, сел на стул.
— Как тебя угораздило? – Участие в голосе Владимира вполне могло быть искренним.
— Также как всех остальных. Ранение, операция, боль адская, наркотик.
— Нейман сказал, подлечил тебя, с иглы снял.
— Что он понимает, интеллигент вонючий! Из него на живую осколки вытаскивали, когда палка в зубах вместо морфина? У него в глазнице грязными пальцами ковырялись?
— Мы все умрем, Путилин! А знаешь, что это – не чувствовать боли, умирать, при этом уничтожая все вокруг! Ты видишь, как враг корчится в муках, его пули вырывают куски твоего мяса, а лишь покачиваешься от попаданий. Тебя ничто не может остановить! В эти мгновенья ты – бог!
— Ты больной, Латунов! Сейчас как себя чувствуешь? Голова, сердце бо–бо? Ломать не начало еще? Такое бесстрашие в жопу себе засунь!
Латунов обвис на веревках, глаз уже не сверлил собеседника.
— В одном ты прав – мы все умрем. Рано или поздно. Только я умереть человеком хочу, а не зомби и не животным.
— Путилин, подлечится мне надо. Помоги.
— Ломает? Чем же я тебе помогу? Аспирин будешь?
— У меня в ремне доза вшита. Развяжи, вмажусь, что надо расскажу. Теперь уже все равно.
— Конечно, расскажешь. Через два часа соловьем запоешь.
— Не факт.
Не факт, то что правду скажет. А узнать надо быстро и многое: сколько бойцов перезомбированы, их дозы, кто и как передает героин от Трахова, один ли он здесь такой диверсант.
Путилин прошел в смежную комнату. На сейфе лежат вещи, изъятые при досмотре одежды Латунова, рация, фонарик, пистолет. Кобура осталась на поясе. На дверце железного шкафа висит знаменитый «гестаповский» плащ доктора. Секунду подумав, Путилин надел плащ. Коротковат, в плечах жмет, зато теплее. Все лучше, чем в подштанниках допрашивать. Ложка, зажигалка, двухкубовый шприц поместились в левый карман, пистолет — в правый.
Латунов поднял голову. Перед глазом черный плащ, из которого торчал Путилин в нательном белье.
— Теперь я точно все расскажу. – Хмыкнул верзила.
— Конечно, расскажешь! – Путилин поднял стул, положил на него наркоманский инструментарий. Из другого кармана достал ПМ.
— Я тебя развяжу. Только без глупостей, я тут нервный с вами стал. – Путилин картинным движением сверху вниз передернул затвор. Отвязал пленника, держа пистолет наготове, приказал:
— Нагнись!
Путилин открыл одну сторону наручников, сделал шаг назад. Бывший медбрат и начальник охраны особого отделения, звеня железным браслетом на правой руке, развязал веревки на ногах. Верзила встал во весь рост, не обращая внимания на конвоира, снял ремень. Зубами надорвал шов, с участившимся дыханием вынул пакетик размером с леденец.
— Большая доза у тебя?
— Не особо. 2 грамма.
— Ну, да: «не особо». Пионерская доза совсем. – Съязвил Путилин.
Латунов высыпал все содержание «конфеты» в ложку, аккуратно налил воды из чайника.
— Не многовато будет?
— В самый раз. На сегодня. – Наркоман уже грел ложку над пламенем зажигалки. На дне ложки образовались пузырьки, серый порошок растворился в кипящей воде.
Латунов пристроил ложку на столе. Не заморачиваясь с фильтром, наполнил шприц теплым раствором. На щелчок курка усмехнулся. «Черный плащ» как будто и не целится в голову. Латунов сел на стул, закинул ногу на ногу. Изогнувшись, просунул между ног предплечье. Набухшие вены примагнитили иглу. Кровь понесла в мозг блаженство смерти.
— Давай, Владимир, исповедуюсь, что ли.
Из динамика у двери раздался возбужденный голос Неймана:
— Путилин, открой, это я!
Нейман ворвался, едва не споткнувшись о могучее тело.
— Что с ним, почему развязан? – С удивлением обернулся к Путилину. – Зачем плащ мой надел?
— Для солидности. – Путилин закрыл дверь.
— Рассказал Василий все. За эвтаназию.
Помутневший глаз смотрит на двухкубовый шпиц, пена изо рта еще пузырится на полу.
— Что делать теперь? — Не успокаивался Нейман. — Его комнату я обыскал, список кодовых слов нашел, больше ничего.
— Значит, самое главное у нас есть. Дальнейший план я уже продумал.
— Тогда плащ мой сними, пожалуйста!
21 октября утро
Лопасти вертолета молотят влажный утренний воздух. Ми-8 со звездой Народно–освободительной армией Китая приземлился в трех километрах от лагеря. Ровная площадка фундамента очередного долгостроя находится недалеко от дороги. Стукнула дверь, из брюха геликоптера посыпался взвод автоматчиков. Непривычная компоновка штурмовых винтовок смягчала грозный вид спецназовцев. Рослые парни бегом окружили вертолет, узкие глаза через прицел всматриваются в окрестности.
В приоткрытое окно Мерседеса доносится свист лопастей. Сверкунов на своей шкуре убедился в действенности буллпап 95. Пуля калибра 5,45 позволила два месяца заигрывать с медсестрами в госпитале. В правом легком рассасывался рубец, курить врачи запретили: «Курение убивает».
— Вот зачем они маски нацепили, Сергей Александрович? — В голосе водителя звучала нотка волнения. — Можно подумать, их опознавать кто будет!
— Дисциплинирует. – Сверкунов выщелкнул окурок, без обращения проговорил в рацию:
— Мы выдвигаемся.
Снайперы с момента высадки в оптику наблюдали бойцов великой армии.
Мерседес на скорости повернул в полуметре от ближайшего военного, остановился напротив двери вертолета. Глаза спецназовцев смотрели не моргая. Первый помощник Ермакова вышел, фуражка плотно села на бритую голову. Воздушные волны мерно холодили щеки. Сверкунов скосил глаза на охрану важных гостей, шевельнул челюстью, крылья носа хищно раздулись. Двухметровый гигант на секунду закрыл глаза. Ладони сжались, на кулаках набухли вены. Как будто вчера поднял взвод в атаку, отвлекая огонь от колонны с ранеными.
В этот момент из вертолета вышли трое. Двое мужчин и девушка. Нашивки на камуфляже огромного китайца указывали на возможность получения генеральского звания, сохраняя спортивную форму. Мужчина постарше чуть пригнулся, придерживая шляпу. Полы кожаного плаща открывали дорогой костюм. Серая ткань отливает серебром. Китаянка плохо вписывалась в состав официальной делегации. Такой место на выставке престижных автомобилей, клиентов завлекать. Высокая, чуть широкоплечая, аккуратная коса черных волос. Девушка модельным шагом шла чуть сбоку и сзади. Джинсы обтягивали длинные стройные ноги. Приталенная куртка подчеркивала высокую грудь. «Переводчица», догадался Сверкунов. Кулаки разжались, мускулы на лице смягчились.
Капли дождя наискось скользили по кузову Мерседеса. Черный полированный металл придавал сходство с хищной глубоководной рыбой. Резким броском за 4 передачи автомобиль покрыл расстояние до шлюза. Не снижая скорости, водитель точно попал в узкий коридор. Огневые точки, охранные сооружения в целях дезинформации скрыты заранее. Китайский военный фотографировал глазами окружающую обстановку. Дипломат спокойно смотрел вперед, пальцы полировали ручку портфеля. На лице китаянки загадочная улыбка, глаза невинно опущены, острые колени повернуты к двери.
Атмосферу в салоне сложно назвать дружественной. Водитель, Сверкунов и зарубежные гости без разговоров проделали путь до резиденции начальника лагеря.
Волжанин выглядел безжизненным. По приказу генерала на время визита пешие и автомобильные передвижения были запрещены. Мерседес остановился на парковочной площадке у входа в здание. Дождь почти прекратился, черное зеркало асфальта исказили скаты колес, затем подошвы военных ботинок, тонких дипломатических туфель, остроносых сапожек переводчицы. Сверкунов подал руку китаянке, в благодарность получил заинтересованный взгляд. Тонкие пальцы нежным шелком легли в ковш капитана. Китайский генерал вышел с другой стороны. Взгляд узких глаз кинжалом пролетел над крышей. Ревнует? В ответ Сергей улыбнулся. Под наблюдением видеокамер делегация двинулась за Сверкуновым.
