— Но..
— Замолчи, Грин.
В его словах нет злобы. Во всяком случае, они игривы, даже забавны, с небрежным появлением ямочек на его щеках.
— В другой раз ты...
— Замолчи блядь, Грин.
— Нет, пока...
Мои слова умирают, когда он хватает меня за затылок и вторгается в мой рот. И я не имею в виду простой поцелуй.
На этот раз он действительно пожирает меня. Словно он голоден, а я ужин.
Словно он на выброшенном береге острова, и я его спасение. Стон вырывается из меня, когда его тело прижимается к моему. Трение его твердой груди о мою грудь и бедра вызывает сильную дрожь. Мои соски напрягаются под одеждой. Меня охватывает дрожь, а руки трясутся, когда я впиваюсь пальцами в его спину — его сильную, скульптурную спину.
Как будто мои руки не верят в, происходящее. Как обычно реагируют люди, когда сбываются их самые сокровенные, самые мрачные фантазии?
Если бы я знала, я бы, наверное, что-нибудь с этим сделала. Но прямо сейчас я просто позволяю себе упасть в него, в свободное падение и все такое.
Жестко и быстро. Без какой-либо посадки в поле зрения.
— Черт, — рычит он рядом с моим ртом. — Почему ты на вкус лучше, чем в других снах?
— Ч-что?
— Ш-ш-ш, не разговаривай. Если ты это сделаешь, я проснусь. — его пальцы вцепляются в подол моей кофточки и стягивают ее через голову.
Моя грудь вздымается, когда его взгляд скользит по моему телу, растяжкам и не очень плоскому животу. Это совсем не похоже на фигуры моделей, к которым он привык. Я презираю сравнение себя с ними, но ничего не могу поделать.
Он моя лучшая фантазия, и больно стать его худшей.
— Раньше ты была красивее. — он проводит рукой по моему животу. — Я ненавижу фальшивую тебя, она не моя Грин.
А потом он целует меня в живот, по каждой растяжке, по каждому изгибу и части меня, на которую мне даже не нравится смотреть.
Его горячие губы оставляют за собой обжигающие следы, похожие на быстро разгорающийся огонь.
— Не меняйся. — поцелуй. — Не притворяйся. — поцелуй. — Будь собой. — поцелуй. — Будь моей прекрасной Грин.
Рыдание вырывается из моего горла с каждым его словом и дыханием на моей коже. Я прикрываю глаза, не желая, чтобы он увидел меня такой.
Какого черта он со мной делает?
— Посмотри на меня.
Приказ в его голосе заставляет меня медленно опустить руки.
Он вновь нависает надо мной, его руки исчезают у меня под спиной, расстёгивая лифчик.
Темно-синие глаза держат меня в заложниках, когда он говорит низким, выворачивающим наизнанку тоном.
— Всегда смотри на меня, а не в сторону, хорошо?
— Хорошо.
— Даже если я ненавижу тебя, и ты ненавидишь меня.
— Хорошо.
— Даже если мы проснемся от этого.
— Хорошо, — мой голос срывается в конце.
Одним рывком он снимает лифчик и позволяет ему упасть в сторону. Мои соски твердеют, превращаясь в крошечные бутоны, но не из-за воздуха. А из-за голодного выражения на его смертельно привлекательном лице.
Он даже не прикасается к ним, но почти, как если бы прикасался.
— Твои сиськи такие упругие и маленькие. — его сильные пальцы обхватывают мою грудь. — Такие идеальные в моей руке. Я знал.
Все еще обхватывая мою грудь, его большой и указательный пальцы хватают мой сосок и тянут. Я кричу, сердце сжимается в горле.
Он делает это снова, на этот раз крутя, а затем сильно щипая. Трение его повязки о мою кожу добавляет еще одно приятное ощущение, которое проносится прямо между ног, пропитывая бедра.
— Знаешь, как сильно я хотел это сделать? Как сильно я хотел тебя вот так и ненавидел себя за это? Как сильно это, блядь, убивало меня?
Пока он продолжает терзать мой сосок, его рот захватывает другой, покусывая.
Моя спина выгибается над кроватью от пытки. Это как будто меня левитируют. Мое тело больше не принадлежит мне, поскольку оно парит в воздухе без какой-либо посадки в обозримом будущем.
Его свободная рука опускается между нами и расстегивает пуговицы на моей джинсовой юбке. Я не думаю, когда нажимаю на нее.
— Прекрати, — рычит он мне в плоть. — Это мое шоу, мои правила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Черт бы его побрал. Мне даже не разрешено ничего сделать во время моего первого сексуального опыта. Но опять же, почему я удивляюсь, что Ксандер такой властный тип?
Во всяком случае, я могла бы втайне надеяться на это. Возможно, втайне я буду немного более мокрой от его слов.
Он одним безжалостным рывком стягивает с меня юбку и нижнее белье, отталкивается от меня и скользит вниз по телу.
От пустого воздуха моя грудь кажется покинутой, но выражение его глаз, когда он смотрит, как я лежу перед ним, того стоит.
Он тянется за спину и стягивает футболку через голову, обнажая свой рельефный пресс. Дело не в том, чтобы быть подтянутым или мускулистым, а в харизме, которую он добавляет к этому, в определенной беспечности, в том, чтобы быть таким смертоносным и аппетитным.
Ксандер — воплощение мужской красоты — высокий, светловолосый, крепкий, слегка загорелый.
Стоя на коленях в ногах кровати, он смотрит прямо на мою киску, и я инстинктивно сжимаю бедра.
— Не-а. — он качает головой, на его лице неодобрительный взгляд. — Раздвинь их пошире.
— Но я не могу.
— Да, ты можешь и хочешь.
— Но...
— Ты не хочешь?
Я прикусываю нижнюю губу.
— Ответь мне, Грин.
Я могу сделать больше, чем просто ответить ему, когда он так меня называет. Я могу полететь на Луну и высечь свое имя на звездах, как он однажды принес мне звезду, которую я, возможно, все еще прячу.
Это имя означает, что он все еще мой щит в этом мире, а я все еще его.
С этим именем я могу делать все, что угодно.
С этим именем я непобедима.
Медленно я раздвигаю ноги, отворачиваясь от него.
— Что я сказал насчет того, чтобы смотреть на меня?
Я переключаю свое внимание на него, и мое дыхание прерывается. Одобрение в его взгляде вызывает у меня желание замурлыкать, как какого-нибудь котенка.
Он вдыхает воздух.
— Ты промокла для меня насквозь. Я чувствую это.
Боже, он может просто не комментировать. Это поднимает температуру на ступеньку выше, и не думаю, что смогу с этим справиться.
— Твоя киска не должна быть мокрой для меня.
— Что?
— Этого не должно быть, и все же ты мокрая. Ты возбуждена, потому что я приказал тебе, Грин?
Да, я так думаю.
— Не отвечай, — ворчит он. — Не хочу, чтобы это было по-настоящему.
По-настоящему?
Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, он хватает меня за лодыжки и перекидывает их через свои широкие плечи, затем ныряет внутрь.
— Привет, грех.
Первое прикосновение его языка к моим складкам похоже на прямое орудие пытки, хорошее, умопомрачительное.
Он повторяет, словно пробует меня на вкус, смакует, запечатлевает в памяти.
Я корчусь на матрасе, руки вцепляются в простыню в смертельной хватке.
— Ты убьешь меня, Грин, и я готов к смерти.
Грохот его голоса в моей самой интимной части заставляет бредить.
Он вводит свой язык внутрь, и я уношусь прочь. Странное ощущение пронизывает меня с пугающей силой. Моя спина выгибается над кроватью от силы стимуляции, и я просто падаю.
Я кончаю так легко, так изящно и без всяких ограничений. Хотя я и раньше доводила себя до оргазма, ни один из них не был таким сильным или разрушительным.
Не думаю, что когда-нибудь буду чувствовать себя так же после этого. Как будто Ксандер проник внутрь меня и щелкнул по кнопке, и теперь пути назад нет.
Теперь, каждый раз, думая о сексе, я буду думать о том, как он боготворил мои шрамы, как целовал мои несовершенства и называл их прекрасными, и как приказал мне раздвинуть ноги, просто чтобы он мог поклоняться мне совершенно по-иному.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Это вызывает слезы на глазах. Мысль о том, что я буду думать о них, пока его здесь нет, превращает меня в эмоциональный беспорядок.
