Я в таком беспорядке. Сейчас не время плакать.
— Эй.
Он поднимается, ползя, и делая то, что я никогда не думала, что Ксандер когда-нибудь сделает снова.
Он обнимает меня, его рука лежит на моей пояснице, в то время как наши тела сливаются воедино.
Его большой палец проводит по моей коже, вытирая слезы.
— Ты не должна плакать.
— И ты не должен быть лучше, чем фантазия.
— Так и есть, да? — он показывает мне свои ямочки на щеках.
— Не будь таким высокомерным.
— Высокомерие мое второе имя, Грин. Ты забыла?
— Как я могла?
Я возвращаю ему улыбку, все еще не в силах поверить в то, что он вновь называет меня Грин. Что он обнимает меня, вытирает мои слезы.
Если это сон, пожалуйста, закончись сейчас. Не мучай больше.
В ответ на мою молитву Ксандер трется своим носом о мой, совсем, как в детстве.
— Может, мне следует сгореть.
— Сгореть?
— Да. — его глаза закрываются. — Потому что ты стоишь того, чтобы за тебя сгорели.
И с этим его дыхание выравнивается. Я кладу голову ему на плечо и изо всех сил сопротивляюсь сну.
Я просто собираюсь наблюдать за ним всю ночь.
Может, тогда сон не закончится.
Может, тогда мы окажемся в ловушке этого момента вечного блаженства, где нет ни тумана, ни внешнего мира.
Или это то, что я планирую.
Но в ту секунду, когда он рассеянно гладит меня по волосам, я проваливаюсь в самый глубокий сон, который у меня был за последние годы.
Глава 17
Ксандер
Бывают моменты, когда вы знаете, что что-то не так, но все равно делаете это.
Моменты, когда ты останавливаешься и думаешь: Нет, я не должен этого делать, но все равно продолжаешь.
Так происходит в моем подсознании. В моём эротическом, порнофестивальном подсознании.
Отныне мои сны должны соответствовать этому состоянию. Мягкие руки обхватывают выпуклость на моих джинсах, и я издаю стон.
Когда я открываю глаза, она рядом. Сон все еще здесь, прямо передо мной.
Она тоже полностью обнажена, ее грудь и эти дерзкие соски так и просятся в рот. Кимберли стоит на коленях между моих ног, как хорошая маленькая девочка, ее лицо красное, зеленые волосы в беспорядке.
И все же она выглядит, как богиня секса.
Лучшее, что когда-либо существовало.
Она возится с моим поясом, стягивая мои джинсы и боксеры вниз. Ее прикосновение неуверенное, даже невинное.
Точно так же, как я представлял себе свою Грин.
Мой член оживает от ее неопытных ласк. Он твёрдый, с того момента, как я попробовал на вкус ее киску, и требует погрузиться в нее и получить свою очередь.
Но я могу причинить так много вреда, даже во сне.
Ты уже это сделал. Дьявольский голос Коула звучит у меня в голове. С таким же успехом можно было бы пойти до конца.
Заткнись, демон.
— Что ты делаешь, Грин?
Мой голос хриплый от возбуждения.
Ее зубы покусывают нижнюю губу, ту полную, которую я хочу попробовать. Когда ее глаза встречаются с моими, они наполняются редким блеском, тем, который появлялся у нее, когда мы ездили в новые места, рисковали, а потом громко смеялись, добираясь до места.
Ее ее любопытная натура сияет, ее настоящая, ненастоящая.
— Я тоже хочу, чтобы тебе было хорошо. — ее хриплый голос, как афродизиак для моего изголодавшегося члена.
— Как заставить меня почувствовать себя хорошо?
Я все еще лежу на спине, но внимание не отвлекается от нее. Я хочу запечатлеть ее в своем сознании, чтобы, когда я проснусь, эти воспоминания не исчезли.
Возможно, проснувшись, ее вкус тоже останется на моих губах, и я вспомню, как она извивалась у меня во рту и кончала мне на язык.
Это другое, чем порно. Там они издают неглубокие, фальшивые звуки. Тихие всхлипы и вздохи моего сна были пыткой для члена.
— Я не знаю.
Она обхватывает руками основание моего члена, и я издаю глубокий горловой стон.
— Ты никогда не делала этого раньше?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она один раз качает головой. Я ухмыляюсь, зная, что мой сон скажет то, что я хочу услышать больше всего.
— Почему нет?
Она приподнимает плечо.
— Обещай, что не сочтешь меня странной.
— Ты не странная, ты слегка странная.
— Обещай, — настаивает она.
— Отлично. Обещаю.
Она прикусывает уголок губы.
— Я думала, это будет противно.
— Что насчет сейчас?
— Это совсем другое. — ее щеки краснеют. — Я хочу этого.
— Потому что это я?
Она один раз кивает, проводя пальцами вверх и вниз по моей длине.
Рычание, которое вырывается из моего горла, это рычание животного. Я не должен получать от этого удовольствие, но это самое сильное, что меня заводило за всю мою жизнь.
— Скажи это вслух, Грин.
— Потому что это ты, Ксан.
Ее глаза остаются на мне, когда она опускает голову и берет меня в свой горячий маленький рот.
Она мягкая, слишком мягкая, когда облизывает меня своим крошечным язычком маленькими поглаживаниями.
Я испытываю искушение позволить ей двигаться в таком темпе вечно, просто чтобы увидеть, как ее голова качается вверх и вниз, чтобы она оставалась такой до конца времен.
Хотя у моего члена другие идеи. Это достаточно мучительно.
Я наклоняюсь и зарываюсь пальцами в ее зеленые пряди. Она стонет, как лучшая эротическая фантазия.
— Ты убиваешь меня, Грин.
Ее ответ в виде движений ускоряется, но недостаточно быстро или недостаточно жестко.
— Посмотри на меня, — говорю я ей.
Она делает это, ее глаза такие огромные, что я почти вижу в них свое отражение.
— Я возьму все под контроль, и это может причинить боль.
Не знаю, почему я говорю ей это, но даже если она сон, она все равно моя Грин, в я всегда рассказываю своей Грин все.
Она медленно кивает, но ее губы дрожат вокруг моего члена.
Обхватив ее голову обеими руками, я игнорирую боль в забинтованной ладони и толкаю бедра так, оказываясь глубоко в задней части ее горла, как я всегда мечтал. Словно я всегда хотел этого, но у меня никогда не было возможности.
Кимберли не сводит с меня глаз, даже когда мои движения становятся дикими и жестокими. Она широко открывает рот и вбирает меня в себя так глубоко, как только может. Во всяком случае, этот любопытный блеск в ее глазах загорается сильнее, когда я сильнее в нее вонзаюсь.
Чем больше я трахаю ее рот, тем больше ее возбуждение наполняет воздух, ее соски твердеют, превращаясь в камешки.
Она возбуждена.
Так, так. Коул был прав. Самые, казалось бы, невинные самые дикие.
— Тебе нравится, когда я трахаю твой рот, Грин? — я хмыкаю.
Она отчаянно кивает, ее руки сжимают мои бедра, ногти впиваются в мою кожу, будто она что-то держит.
— Не позволяй никому другому трахать твой рот, — говорю я, как жалкая задница, забывая о том, что это не имеет значения. — Не позволяй им прикасаться к тебе, целовать тебя или видеть тебя голой. — она хмурит брови. — Если бы ты была моей, никто, блядь, не приблизился бы к тебе в радиусе двух метров.
Быть может, это мои слова или этот похотливый, любопытный взгляд в ее глазах, но я кончаю так сильно, что удивлен силой своего освобождения.
Моя спина и яйца напрягаются, когда я со стоном выливаюсь в ее горло. Сперма стекает с уголка ее рта на подбородок.
Я выхожу.
— Не глотай.
Она смотрит на меня со смущением в глазах, но подчиняется. Я протягиваю руку и хватаю ее за подбородок, открываю ей рот и смотрю на свое семя на ее губах и языке.
Помечено и заявлено.
Хотя бы на этот момент я хочу верить, что она моя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я закрываю ей рот.
— Проглоти все до последней капли.
Она глотает, ее горло работает в такт движению. А потом она делает что-то, что меня до чертиков удивляет.
