Процедура получения новости депутатами сейма, которым надлежало прибыть в Варшаву за несколько дней до церемонии, предполагала подписание соответствующего уведомления. Это установление было аккуратно выполнено и великим князем Константином Павловичем, который в качестве депутата от Праги собственноручно подписал аналогичный документ[498]. Стремление Константина продемонстрировать свою сопричастность депутатской корпорации, указать на то, что он является «одним из», не может не поражать, особенно если вспомнить стратегии выстраивания образа власти Романовых в самой России, где речь в значительной мере шла о систематическом подчеркивании «инаковости» по отношению к подданным[499].
За три дня до церемонии конные группы, состоявшие из герольдов в одеждах, сшитых на средневековый манер[500], разъезжали по Варшаве и зачитывали объявление о будущей коронации[501]. В нем, помимо основной информации, содержался призыв молиться «за Короля и Королеву, чтобы Господь Всемогущий одарил милостью и благословлением царствование Его Величества… сохранялись мир и спокойствие, во славу Его Святого Имени и ради неувядаемого процветания Королевства»[502]. По городу распространяли печатные молитвы, а в день, предшествующий коронации, во всех костелах Царства Польского прошли вечерние службы с пением Te Deum[503]. Неудивительно поэтому, что число поляков, привлеченных зрелищем и собравшихся в Варшаве, в том числе из соседних областей, было значительным[504].
Отдельно следует сказать о присутствии на коронации европейских дипломатов. Министерство иностранных дел Российской империи не сразу определилось с тем, необходимо ли приглашать последних на коронацию. П. Г. Дивов, служивший в тот момент управляющим Министерством иностранных дел, зафиксировал в своем дневнике разговор с вице-канцлером, состоявшийся менее чем за месяц до церемонии. Не без некоторой иронии дипломат сообщает, что пытался выяснить, «следует ли выдавать паспорты посланникам, ежели им придет фантазия ехать в Варшаву»[505]. В итоге вопрос был решен положительно.
Интерес к церемонии проявили представители Австрии и Германии. С поздравлениями в Варшаву прибыли австрийские, прусские, баварские, саксонские и вюртембергские дипломаты[506]. Очевидно, с точки зрения дипломатии мероприятие было отнесено к категории относительно локальных, связанных главным образом с кругом стран – участниц разделов Польши.
Информация о церемонии разошлась достаточно широко. Сохранилось, например, поэтическое обращение к Николаю по случаю коронации, написанное и изданное во Франции[507]. При этом автор текста, назвавшийся депутатом Франции, представил нарратив, отличный от актуального в Варшаве. Он прославлял приверженность императора Николая, как и его предшественников – Екатерины II и Александра I, закону, а поляков изображал склоняющимися перед властью монарха и преподносящими ему корону[508]. Коронация описывалась как символ надежды, как действо, свершающееся по заветам «нашего ангела» Александра, как обещание будущего, которое вызывает радость Европы и улыбку Франции[509].
К моменту въезда николаевского кортежа в город место проведения коронации было полностью готово. В наши дни зал Сената (Сенатская палата), одно из главных помещений восстановленного после Второй мировой войны Варшавского замка, – это большой двусветный зал, оформленный в золотых и красных тонах. Теперешний декор зала может стать прекрасным источником по истории памяти современной Польши. Оформление палаты, в торце которой стоит трон и витрина с экземпляром Конституции 1791 г., а на стенах размещены гербы Польши, Литвы и территорий, маркированных как исторически польские (вкл. Смоленск), отсылает к событиям, произошедшим или возникшим в национальном воображении задолго до того, как Николай I возложил здесь на себя корону Царства Польского.
Император, конечно, увидел это пространство совершенно иным. Согласно «Церемониалу коронации», в зале у торцевой стены было установлено тронное место – высокий помост в девять ступеней, на котором разместили два кресла для Николая и Александры, а также стол для регалий[510]. Помост был с трех сторон окружен позолоченной балюстрадой. Над ним укрепили балдахин темно-красного цвета с позументом, бахромой с кистями, а в верхней части – вензелем Николая I и страусиными перьями. По одну сторону от трона было устроено другое возвышение (в семь ступеней) для государственных регалий, по другую (в три ступени) – помост для министров и Административного совета[511]. Переводя с языка семиотики на язык деклараций, опорой императорской власти в Польше назначалась администрация Царства Польского, место представителей которой оказывалось зримым и признанным.
В зале находились и устроенные в виде амфитеатра трибуны для зрителей, а на балконах были отведены места для дам. Обитая бархатом и золотой бахромой, внешняя сторона трибун и балконов была украшена расположенными на одинаковом расстоянии друг от друга щитами с гербом Царства Польского и вензелем Николая I в виде буквы «М», обозначавшей полонизированное имя императора «Миколай»[512]. Это хорошо видно на картине неизвестного художника «Коронация Александры», на которой изображены два длинных ряда зрителей – чиновников и военных – и, в параллель им, ряды нарядно одетых дам, сидящих на балконе. Интересно, что в александровское царствование балконы занимались зрителями, допускавшимися на заседания сейма. Современник так описывает все происходящее здесь в то время: «На заседания палат пускалась публика, и большинство ее составляла женская аристократия. Всякая оппозиционная выходка вызывала громкие знаки одобрения, и чем резче была эта выходка… тем громче дамы кричали браво, тем усерднее махали платками»[513].
Хотя церемония была задумана как светская, абсолютизировать значение этой установки не следует. Отметим, что все предшествующие церемонии, связанные с позиционированием власти российских монархов в Польше (например, объявление о создании Царства Польского или символические похороны Александра I), разворачивались в рамках католического дискурса. Для каждого из подобных мероприятий ключевым эпизодом предсказуемо оказывалось действо в католическом соборе. Так, провозглашение Царства Польского 8 (20) июня 1815 г., сопровождавшееся многочисленными празднествами, было выстроено вокруг чтения в варшавском соборе Св. Яна александровского манифеста, акта «короля Саксонского увольняющего от присяги жителей Герцогства Варшавского» и принесения здесь же присяги на верность российскому императору[514]. Равным образом кульминацией упоминавшихся грандиозных символических похорон Александра I стала католическая служба. Неудивительно поэтому, что для проведения коронации в пространстве зала Сената расположили «алтарь», или «престол», как называли его русские источники, на котором было установлено распятие[515].
Символичным было и использование в оформлении зала традиционного польского малинового цвета. Именно так материалы коронации описывают тон бархата, выбранного для декора балдахинов над императорским помостом и украшения мест для зрителей. Горностаевые мантии Николая и Александры были малиновыми[516]. Судя по каталогу Национального музея в Варшаве, коронационное платье Александры Федоровны также было красным[517].
Помимо помещений замка, подготовленных для коронации[518], особое церемониальное оформление получила площадь у замка и улица, прилегающая к собору Св. Яна: здесь были расставлены деревянные галереи для зрителей, рассчитанные на 3 тыс. человек[519].
