католичеством
На первый взгляд, коронация была сформирована как своего рода симбиоз православной и католической обрядовости. Как уже упоминалось, церемонии предшествовал въезд в город, во время которого православный монарх проехал мимо соборов самых значимых католических орденов и принял святую воду у костела Св. Франциска[565], а российская императорская корона Анны Иоанновны, назначенная для церемонии, была освящена в католическом соборе. Отметим, что благословение регалий в костеле шокировало русских зрителей. Воспитатель наследника престола В. А. Жуковский назвал эту часть действа «неприличием освящения короны»[566]. В день коронации перед началом церемонии Николай I и Александра Федоровна молились в православной церкви Варшавского замка, а по завершении ритуала новые польские король и королева присутствовали на обедне в католическом соборе Св. Яна.
Вместе с тем при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что в рамках церемонии соотношение между православием и католичеством оказывалось резко смещено в сторону последнего. Как уже упоминалось, в зале Сената был устроен алтарь[567]. Ни один из известных нам источников не описывает и не изображает этот алтарь сколько-нибудь подробно. Очевидно, однако, что речь шла об открытом престоле, на котором, кроме креста, могли размещаться богослужебные книги и утварь. При этом стоит отметить, что этот престол не использовали для размещения регалий[568], а установленное на столе распятие, по всей видимости, было большим и очень заметным. Так, А. Х. Бенкендорф в одном из своих писем прямо указывал, что «посреди залы возвышался крест»[569]. Поскольку последний был установлен в центре коронационного пространства, то все действия императора, включая преклонение колен во время произнесения молитвы, оказывались прямо соотнесены с главным католическим символом. Стол с распятием не превращал, конечно, зал Сената в сакральное пространство для Николая и православных из состава его свиты. Но вместе с тем, особенно с учетом активной роли, которую играл в церемонии примас Царства Польского, появление такого элемента серьезно усиливало акцент на католической традиции, то есть создавало ситуацию, обратную той, какую представлял себе Николай, рассуждавший о светском характере действа.
Иерархи католической церкви стали активными участниками коронации на всех ее этапах – от въезда императорского кортежа в Варшаву до завершившего череду празднований народного гулянья в Уяздове[570]. Особенно заметен был примас Царства Польского – во время церемонии он подавал монарху регалии, а также произнес две молитвы, которые, как уже упоминалось, словно обрамляли молитву Николая. При этом вторая часть сказанного им, то есть то, что было произнесено уже после того, как монарх возложил на себя корону, может расцениваться равным образом как призыв и к богу, и к новому польскому королю: «Твое (Божье. – Прим. авт.) провидение и мудрость высочайшая да сопутствуют ему (Николаю I. – Прим. авт.) повсюду, дабы Он был справедливым к своим народам, блюстителем покоя для их блага и счастия! Да будет всегда победителем врагов своих, карателем злых, милосердым и благосклонным для добрых!.. Сохрани неколебимую верность между народами, скипетру его подвластными, да видят в Нем Отца, веселящегося о своих детях»[571]. Можно согласиться с М. Гетка-Кенигом, который указывает, что присутствие и активная роль примаса создавали у зрителей ощущение, что он хотя и не коронует Николая I, но ведет церемонию[572]. Вероятно, сыграло свою роль и то, что, читая молитву, коленопреклоненный монарх был обращен лицом к католическому алтарю (кресту). Некоторые современники пошли в своих оценках еще дальше, заявив о том, что примас короновал Николая. Так, А. Млоцкий писал в воспоминаниях о дне коронации: «Православный царь, самодержец Московии смирился перед примасом Королевства Польского почтенным Вороничем, давал присягу соблюдать конституцию, слушал его проповедь, прежде чем возложил на свою голову польскую корону»[573]. В воспоминаниях П. А. Колзакова, впрочем подвергшихся более поздней обработке, и вовсе утверждается, что «когда государь стал на свое место, то примас прочел молитву и провозгласил его королем польским»[574].
Следует отметить, что католические службы в честь коронации проходили далеко не только в Варшаве – по решению Административного совета благодарственные молебны совершались во множестве других костелов Царства Польского[575].
Судя по материалам Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий Министерства внутренних дел за апрель 1829 г., варшавской коронации также предшествовали массовые награждения католических священнослужителей[576]. Во время пребывания в Царстве император и король демонстрировал подчеркнутое уважение к католичеству и на несколько ином уровне. Находясь в поиске «достойного предшественника на польском престоле»[577], монарх обратил свое внимание на знаменитого Яна III Собеского – польского короля, известного войнами с Османской империей и победой над турками под Веной в 1683 г. Во время коронации, как уже упоминалось, Николай использовал меч, подаренный Собескому римским папой Иннокентием XI.
Православные коннотации в церемонии были сведены к минимуму. Император отказался от православного молебствия в честь коронации, так как считал его излишним[578] – его венчание на царство состоялось три года назад, и православным сюжетам здесь было не место. Действительно, православные священники в коронации задействованы не были. Мы не можем отрицать их присутствия, поскольку императорская чета несколько раз посещала православную церковь замка. Вместе с тем они совершенно не видны в официальных документах, печатных церемониалах императорского путешествия и коронования. Их не заметили газеты и журналы, опубликовавшие описания действа, причем не только польский «Варшавский курьер», но и российские «Отечественные записки» и «Северная пчела»[579]. Существенно, что в «слепой зоне» оказались не только православные священнослужители как некая цельная группа – не удается обнаружить и индивидуальных упоминаний кого-либо из них. Так, благочинный церквей Царства Польского протоиерей Феофил (Новицкий)[580] ни разу не появляется на страницах официальных описаний церемонии или в рассказах о состоявшихся в последующие дни празднествах. Между прочим, в литературе содержится указание, что во время коронационных торжеств протоиерей подавал прощение о необходимости строительства в Варшаве православного собора. Прошение, как принято думать, было утверждено Николаем I, но строительству помешало начало восстания[581]. Материалы подготовки к коронации не содержат никаких указаний ни на поданное прошение, ни на резолюцию императора.
Российские издания, писавшие о николаевской коронации в Варшаве, не стремились к цензурированию информации о конфессиональных особенностях ритуала. Так, «Отечественные записки» рассказали своим читателям о церемонии внесения регалий в костел Св. Яна и последовавшей за коронацией католической службе, на которой присутствовал император[582], а также разъяснили статус примаса, названного здесь «пастырем католического вероисповедания»[583]. Схожими были и реакции участников, отмечавших католиков и не видевших православных иерархов во время проведения церемонии[584].
Неверным будет и сопоставление двух упомянутых богослужений – в
