Сережа достал из кармана что-то завернутое в тряпочку. Только подумал я о фонарике, как он не спеша развернул тряпочку и протянул Василию Кузьмичу пачку махорки.
Тот принял подарок, скрутил козью ножку, насыпал в нее щепотку, щелкнул зажигалкой и задымил.
— Расскажи, где побывал.
— В Москве, на бульварах, огромные колбасы лежат, аэростатами называются.
— А еще что видел?
— Там дома все разрисованы. Я Москву пешком обошел, пять дней и пять ночей шел. На лестницах- чудесницах в метро ездил; одни спускаются, другие поднимаются. Я даже на лестнице знакомого встретил, которого в Сталинграде видел, только я вниз ехал, а он наверх. Там, в метро, не поймешь, когда ночь, когда день. Я на этих лестницах пять суток ездил, — рассказывал Сережа. — Милиционеры в метро все в юбках. Одна меня заметила и поманила конфеткой. А я и от нее убежал.
— И затепло вернулся, — перебил Сережу Василий Кузьмич.
Мы в тот день Василию Кузьмичу мешок картошки накопали и вместе с ним целый чугунок съели.
Вскоре еще одно событие потрясло весь городок, а у нас, детдомовцев, стало много, много новых друзей.
К нам с фронта прибыла гвардейская часть набраться сил перед новыми боями.
В городке сразу стало тесно. И на улицах и во дворах стояли машины, выкрашенные в зеленый цвет, обтянутые брезентом, и широкие сильные грузовики. Таких я раньше не видел.
Все мы разглядывали боевые награды гвардейцев, взбирались к ним на колени, чтобы потрогать ордена.
Гвардейцы стали шефами детдома. Они привезли нам целую машину с куклами и кухонной игрушечной посудой.
Оля завладела двумя куклами, похожими друг на друга, как две капли воды.
Нам же, мальчишкам, гвардейцы подарили футбольные мячи и полный набор инструментов для духового оркестра.
Барабан был один, а стать барабанщиком хотелось каждому.
Когда гвардейцы пришли к нам в гости, мы читали им стихи, а Земфира сплясала матросский танец.
Гвардии генерал также побывал в детдоме. В младшей группе его усадили на ковер. Он складывал дом из кубиков, в то время как малыши примеряли его генеральскую фуражку.
Гвардейские машины часто появлялись на нашем дворе, привозили дрова и уголь.
Мы всегда принимали участие в разгрузке этих машин, потому что нам всем хотелось скорей занять свое место в пустой машине. Мы могли подолгу отдыхать в ней, несмотря на то что она стояла на одном месте.
Когда же шофер позволял надавить на сигнал — даже смешно вспомнить, — как это нам тогда нравилось!
Шефы отремонтировали нам крышу и поставили на кухне новую плиту.
На улице мы не пропускали ни одного военного, становились навытяжку и первыми козыряли гвардейцам.
Глава двадцать четвертая
ГОЛУБОЙ ОБЕЛИСК
Валя заболела в хмурый, ненастный день. Хлестал дождь, завывал порывистый ветер. Я подумал о том, что ночью в такую погоду птицы разбиваются о телеграфные провода.
Выздоровела же Валя, когда снова вернулись ясные, но уже короткие и прохладные дни. Иней посеребрил бурую траву, морозец подсушил дорогу, и Валя снова пошла в школу.
Несколько дней походила и опять слегла, на этот раз надолго. Мы знали, что Валина болезнь называется ревматизмом и у нее болит сердце.
Когда я приходил ее проведать, лежала она на высокой подушке. Должно быть, Валя где-нибудь простыла. Ведь я-то лучше других знал, сколько мы намерзлись. И дьяконица заставляла ее воду таскать из колодца.
Валя очень интересовалась уроками и в кровати решала задачи и примеры.
Светлана твердо обещала ей сразу же, как она поправится, путевку в уже освобожденный Кисловодск или Мацесту, где люди пьют целебные воды, лечатся волшебными грязями.
Валя хотела скорей вылечиться.
— После укола мне легче, — говорила она.
Няня Дуся сердилась на Светлану, что девочку так часто колют. И я думал: «Неужели нельзя обойтись без каких-то уколов?»
Няня Дуся решила лечить Валю по-своему. Она растирала ее самодельным лекарством — муравьиным соком — и приговаривала:
— Ты, Валюша, не горюй, еще по деревьям будем с тобой лазить, орехи за пазуху собирать. Муравьи-то ведь не хуже докторов — разумная тварь, полезная.
И действительно, после няниного лекарства Вале стало лучше, и она говорила:
— На санках буду кататься…
В первые дни после своего возвращения Сережа сторонился Вали, но, после того как она перестала ходить в школу, захотел навестить ее.
Он пошел со мной, но очень смущался. А когда увидел Валю на подушке, заволновался и хотел уйти, но Валя спросила:
— Ты не сердишься на меня? Сережа замотал головой.
В комнату вошла Светлана Викторовна.
Сережа сразу же стал говорить, что наши ученые скоро обязательно изобретут такое лекарство, чтобы сердце никогда не болело, а легкие не уставали дышать.
— Но ведь для того, чтобы изобрести такое лекарство, надо много знать, много учиться, — сказала Светлана Викторовна.
— А мы будем много учиться и много знать, — ответил Сережа. — И такое лекарство дадим ей. — Сережа показал на Валю. Все мы тогда очень обрадовались будущему Сережиному лекарству.
Каждый раз, когда я ходил к Вале, Сережа увязывался со мной. А потом стал ходить в изолятор и без меня. Он расспрашивал Светлану Викторовну о разных болезнях; любил поболтать и пофантазировать. Валя с удовольствием его слушала и смеялась.
Когда мы были заняты в школе, к Вале приводили и Олю. Оля осторожно подходила к кровати, взбиралась на стул, поставленный у изголовья, и просила, чтобы Валя ей что-нибудь рассказывала. Валя быстро уставала. Вдруг смолкнет, опустит голову на высокую подушку и лежит не шевелясь.
Однажды нас не пустили к Вале.
Оля никак не могла примириться с этим:
— Она мне только одну сказку расскажет, коротенькую.
О том, что Вале плохо, мы видели по Светлане Викторовне. Она не шутила, как раньше, и не говорила, что все это «пустяки».
Я думал: ведь спасли же нас от тяжелых снарядов блиндажи в десять накатов. Жили мы под огнем, так неужели сейчас, когда здесь так тихо, нельзя прикрыть Валю от смерти!
Сережа узнал, что вместе с гвардейцами в нашем городе находятся и военные врачи; среди них славится один врач — гвардии майор. Артиллеристы говорили, что с таким врачом им воевать не страшно.
Мы увидели, что Вале понесли большую подушку. Слава сказал — она наполнена воздухом. Значит, Вале воздуха не хватает.
Мы говорили с Сережей вполголоса. Как всегда, улеглись спать. Молчали, но каждый думал свое. Сережа ткнул меня в бок:
— Хватит лежать. Надо действовать. Пойдем разыщем врача военного и приведем его к Вале, пусть он спасет ее. Ведь я слыхал, он уже многих от смерти спас. Наша Светлана на фронте не была, а он был и опять туда вернется. Ведь Вале сейчас очень плохо.
То же самое, но еще убедительней Сережа повторил няне Дусе.
Я был уверен, что она прикрикнет и прикажет сейчас же угомониться. Но няня Дуся даже похвалила Сережу за догадку. Мы быстро оделись и на цыпочках вышли из спальни.
Няня Дуся выпроводила нас, а на прощание приложила палец к губам.
Нас обдал холод. Отойдя несколько шагов от детдома, мы побежали. Люди в городке еще не спали. Где-то говорило радио. Из щелей в ставнях просачивался свет.
По всему было видно, что Сережа все обдумал заранее — оказывается, он уже знал, где живет гвардии майор.
Мы поскребли ноги об скребок, чуть потоптались в дверях и постучали. Нам долго не открывали.
Когда вошли в комнату, где жил гвардии майор, он играл на рояле. Он не рассердился на нас. Усадил на стулья и внимательно выслушал.
Говорил Сережа, а я только поддакивал, разглядывая руки хирурга: толстые, широкие, покрытые золотистыми волосиками. Гвардии майор не знал, что ответить Сереже на его настойчивые просьбы.
— Ведь я же только хирург, мальчики. Ваш доктор делает все, что надо. Зачем же я буду вмешиваться?
— Раз мы пришли за тобой, ты должен пойти с нами, — твердил Сережа.
— Но ведь уже ночь, зачем будить девочку?
— Ей очень плохо, — сказал Сережа. И хирург пошел с нами.
Помню, как он постучался в дверь изолятора и назвал Светлану Викторовну незнакомым мне тогда словом — коллега.
В приоткрытую дверь я увидел Валю.
Хирург попрощался с нами и по-военному строго приказал идти спать. А сам остался в изоляторе.
Няня Дуся встретила нас у самой двери. Она поцеловала меня в лоб, а Сережа увернулся.
— Ну вот, они теперь подумают вдвоем, и Валя скоро поедет в Кисловодск и будет писать нам письма, а мы ей будем отвечать, — говорил мне Сережа.
Он вовсе не собирался спать.
Я, когда вырасту, обязательно стану врачом; только я буду врачом сразу по всем болезням.
— Даже по уху и по горлу? — спросил его Слава. Он проснулся и прислушивался к нашему разговору.
— И по уху и по горлу, — ответил Сережа.
Ну вот, утром я тебя так стукну по уху, что ты закричишь во все горло, — рассердился Слава. — Не мешайте мне спать, врачи!
