Я приказала себе не думать об этом. Я же не мама Эрика какая-нибудь. Кстати, надо бы заглянуть к нему, посмеяться вместе над всеми этими глупостями.
Но Эрика в квартире не оказалось. Вместо него я увидела Алю в блестящем ультракоротком платье, стоящую возле плиты и помешивающую подозрительное варево. Сегодня волосы у нее были иссиня-черными, как у Белоснежки.
— А где Эрик? — я так растерялась, что даже не поздоровалась.
— Ушел вместе с Деструктором за сгущенным молоком.
— Что вы готовите?
Мама Эрика резко развернулась на пятках и посмотрела назад.
— Там никого нет, — резюмировала она после тридцатисекундного молчания.
— Да, — недоумевая, согласилась я.
— Тогда зачем ты с ней разговариваешь?
Из осторожности я отступила в коридор, прежде чем спросить:
— С кем — с ней? Я разговаривала с вами.
— С этой унылой особой преклонного возраста. А я просто Аля. Со мной не нужно формальностей.
— Обращение на «вы» всего лишь проявление вежливости.
— Вежливость — это барьеры, которые люди ставят, чтобы держать дистанцию, — она заглянула в потрепанный журнал с рецептами. — Посолить, поперчить, добавить специи. Какие именно специи? В шкафу столько разных пакетиков. Придется брать наудачу.
— А я всегда считала, что вежливость — это то, что позволяет людям не передраться.
— Лучше бы подрались, — отмахнулась Аля. — Выпустить пар полезно. Знаешь, как говорят — добрая ссора лучше худого мира.
— Наоборот. «Худой мир лучше доброй ссоры».
— Да что ты, тогда же совсем какая-то бессмыслица получается! Так, две пачки творога… — пробормотала Аля. — Я видела в холодильнике одну. Думаю, этого будет достаточно, — Аля зашвырнула творог в кипящее варево, не задумываясь о неуместности данного ингредиента в компании овощей и мяса.
Я впала в прострацию. В этой женщине было что-то такое, отчего я постоянно подвисала («Как Windows 95», — сказал бы Эрик). Нелепая и внутри, и снаружи, она успешно создавала вокруг себя иррациональную атмосферу, даже стоя на крошечной кухоньке заурядной хрущевки. Под красное платье она надела фиолетовые леггинсы, а когда я опустила взгляд ниже, к ее босым ступням, то увидела кошачьи головы, нарисованные на ногтях ее больших пальцев. Внезапно я почувствовала сильную распирающую боль в голове. Мой характер можно было назвать кротким, и я редко позволяла себе чувство антипатии к кому-то, но эта женщина мне не нравилась. Слишком яркая… слишком самоуверенная…. слишком несуразная. В ней всего было слишком. Да еще эта история с отцом Эрика… Не то чтобы я совсем дошла до ручки, как некоторые авторши, героини которых до тридцати лет блюдут невинность, пока не встретят героев, способных подобрать ключ к их сердцам и не только, однако если бы я по молодости вытворяла нечто подобное, сыну я предпочла бы об этом не рассказывать.
Вероятно, мама Эрика тоже что-то обо мне думала, потому что вдруг выдала, посыпая жаркое ванилью:
— Ты слишком стараешься. Что там следом? Шоколад…
— Стараюсь? — не поняла я.
— Ну да. Поэтому у тебя все наперекосяк, — Аля нащупала шоколадный батончик в своей маленькой серебристой сумочке, небрежно брошенной на пол возле холодильника. — Это как танцевать с мыслью, что все на тебя смотрят, что юбка слишком узкая, а ноги слишком толстые, что до зарплаты еще далеко, зато твой парень уйдет от тебя уже завтра. Обязательно споткнешься. Попробуй жить не планируя. Не пытаясь всем нравиться и всегда соответствовать. Не стремясь решить все проблемы разом. Забудь о завтрашнем дне. Он будет потом. Просто будь такой, какой тебе хочется.
Кажется, сегодня я уже решила, что не нуждаюсь в психологической консультации. Тем более от женщины, которая мажет веки зеленым, надевая красное платье, и крошит в сковородку «Милки Вэй». Хуже настоящих психологов только парикмахерши, мнящие себя психологами.
— Знаете… знаешь, Аля, я уверена, многие люди, сейчас живущие на улице, рассуждали подобным образом. Они тоже не пытались соответствовать и делали что хотели. Хотели пить, и пили. Не хотели идти на работу, и не шли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты рассердилась?
— Нет.
— Вот опять. Лучше скажи: «Ты меня бесишь».
— Я не просила вас давать мне советы! Я не стремилась к общению с вами и не понимаю, почему вы на меня наскакиваете! Я не понимаю, с чего вообще вы решили, что умны или опытны достаточно, что рассуждать о том, как мне проживать мою жизнь, или как мне себя вести, или о чем мне думать! Вы даже тени для век подобрать не в состоянии!
— Не отвлекайся на тени для век. Всегда смотри прямо в глаза.
Сковородка зашипела, и мы одновременно перевели на нее взгляды.
— Осталось только добавить сгущенное молоко.
— Бред какой-то. Вы точно делаете все правильно?
— Как написано в рецепте.
Я заглянула в журнал.
— Да тут страницы слиплись! И получилось, что на одной стороне листа рецепт овощного рагу с мясом, а на обороте продолжение рецепта творожной запеканки!
Аля пожала плечами и подцепила вилкой кусочек со сковородки. Вытянула трубочкой ярко накрашенные губы, подула, попробовала.
— Тем не менее вкусно. Останешься на ужин?
«Ты издеваешься?» — подумала я, но вслух сказала:
— Спасибо, я сыта…
…по горло. Я удалилась с максимальным спокойствием и только в темном коридоре споткнулась о ее туфли.
М-да. Если эта дамочка и дальше будет тут околачиваться, мне придется свести общение с соседом к минимуму. Повезло Эрику, что у него сын. А то резвая бабуля постоянно таскала бы у внучки юбчонки.
Я разулась, переоделась в домашнее и устало присела на диван. Проклятый Симорон не давал мне покоя.
Одной из симоронских техник, о которых я узнала сегодня, была техника «Прыжка в другой мир». Ты громко озвучиваешь, что именно хотела бы исправить в своей жизни, и совершаешь прыжок в «новый мир», где твоя проблема будет решена. В примерах, приведенных удачливыми симоронцами, все они почему-то сигали с унитаза. Я не знала, имеет ли унитаз в симороне сакральное значение, но считала, что это довольно рискованно — поскользнувшись, легко сломать себе что-нибудь или же раскокать сам унитаз, что способно вызвать вопросы, особенно, если ты живешь на съемной квартире и пользуешься, соответственно, съемным унитазом. Наверное, особенно обидно, проорав: «Хочу быть богатой!», обнаружить, что у тебя нет денег ни на врача, ни на сантехника…
Нет-нет, умные девочки так не поступают. Они прыгают с удобного дивана на мягкий коврик.
Я встала на край дивана и немедленно ощутила на себе воображаемый осуждающий взгляд. Да кому какое дело, что я делаю у себя дома? Лишь бы я не делала этого на улице и не пугала лошадей. В конце концов, многие люди ведут себя странно, когда они одни. Женщины все время взвешиваются — до туалета, после туалета, после булочки, через два часа после булочки, без юбки, без майки, голышом. Мужчины отливают в банку из-под пива, так как боятся, отойдя от телевизора, пропустить гол. На фоне этих странных людей, которых я сейчас придумала, сама я смотрелась еще относительно нормальной.
Я задумалась, от какой проблемы я хотела бы быть избавлена, переместившись в новый беспроблемный мир, и ответа не пришлось искать дольше одной сотой секунды.
— Пусть Ирина исчезнет! — выкрикнула я. Одумавшись, добавила: — Из «Синерджи», — и прыгнула.
Прыгнула я хорошо, далеко, даже слишком, и впечаталась коленом в компьютерный стол. Катаясь по полу и поскуливая, я утешала себя тем, что хотя бы унитаз остался цел. Через пятнадцать минут я встала и похромала искать утешения в холодильнике, проклиная симорон и собственную глупость. К утру на коленке разлился здоровенный синяк, и мне пришлось идти на работу в брюках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В офисе витала странная благодушная атмосфера, удивившая меня не менее, чем если бы я обнаружила, что сотрудники компании развели костер в корзине для бумаг и поджаривают на нем зефирюшки.
— Доброе утро, — Аня очаровательно улыбнулась, вызывая у меня желание обернуться и посмотреть, кому это она.
