Я не поняла полностью, что он сказал, но уловила суть и грустно кивнула. В «Мире Пиццы» мы прошлись вдоль столиков и расспросили официантку. Нет, светленького мальчика она не видела. Эрик стал заметно серьезнее.
— Я вот думаю, зачем он это сделал?
— Чтобы потрепать мне нервы, наверное, — предположила я.
— И откуда такая неприязнь?
— Не знаю.
Наконец в темном подвальном помещении игрового клуба мы нашли его. Оглушенный огромными наушниками, Деструктор даже не пошевелился, когда Эрик позвал его.
— Не прикидывайся, что ты меня не заметил. Поднимайся и идем.
— Сначала я разгромлю «Пантеру», — упрямо возразил Деструктор.
Терпение Эрика лопнуло, и, перегнувшись через Деструктора, он быстро нажал несколько клавиш. Танк Деструктора громыхнул и превратился в облако огня и дыма.
— Game over. Сворачивай в трей свои обижульки и шустро топай домой.
Волоча за собой недовольно гримасничающего Деструктора, Эрик с каменным лицом расплатился и поднялся на улицу.
— Привидение заставило меня сделать это, — захныкал Деструктор.
— Может, я и похож на идиота, но не суди меня по интерфейсу. Ты поступил отвратительно! С какой стати ты решил, что можешь издеваться над Соней? Я в ярости, слышишь? Не надейся, что тебе все легко прокатит. Месяц никаких карманных денег! И никакого «Мортал Комбата»! — Эрик перечислял наказания, но в его голосе слышалась неуверенность, как будто делать это ему приходилось нечасто.
— А ты… ты оставил меня с этой… silly woman[1]!
— Зато ты был хорош, умник.
— She is a dork[2]! — закричал Деструктор, показывая на меня пальцем.
В этот момент я меньше, чем когда либо, жалела, что не знаю английского.
— Если ты используешь язык, который она не понимает, это никак не отменяет того факта, что ты хамишь.
— Stupid hoe[3]! — в запале выдал Деструктор, и Эрик тоже начал кричать:
— Это еще что?! Больше никакого рэпа! Он тебя хорошему не учит! Завтра же берешь свой плеер, читалку, телефон, нетбук, ноутбук, 3DS, iPad и PSP и трешь отовсюду эту гадость! И учти: внешний жесткий диск я тоже проверю!
— Я не хочу, чтобы ты ходил к этой… этой… — Деструктор окончательно запутался, пытаясь подобрать для меня подходящую характеристику и при этом не вызвать очередную вспышку отцовского гнева.
— А при чем тут я? — вопросил Эрик. — Чего я такого делаю? Это ты довел человека до истерики. На следующей неделе будешь читать…
— Чтением не наказывают, — машинально вставила я. Вынужденная быть свидетельницей этой некрасивой сцены, я чувствовала, как у меня горят щеки.
— Еще как наказывают! Это единственная причина, по которой у него по литературе «5». Вот пусть теперь прочтет словарь синонимов от корки до корки!
— Я хочу, чтобы мама вернулась, — сказал Деструктор и вдруг громко, совсем по-детски, заревел.
Все это время отчаянно жестикулирующие, руки Эрика вдруг повисли вдоль тела.
— Мама работает. Она не может вернуться.
— Я читал, что моделью работают недолго! Скоро она закончит карьеру и приедет к нам! — в голосе Деструктора звучала такая отчаянная надежда, что я вся сжалась от боли.
Эрик тоже как будто съежился.
— Ты не должен встречаться с этой! — Деструктор выразительно мотнул головой в мою сторону. — Подожди маму!
Эрик опустился на колени, чтобы его лицо оказалось вровень с лицом Деструктора, и обнял его.
— Все гораздо сложнее, и…
— Нет, все просто, — заплакал Деструктор.
Я была здесь лишняя. Отойдя и украдкой наблюдая за отцом и сыном, я отчего-то ощутила такое одиночество, точно я была капитаном погибшей ракеты, дрейфующим в открытом космосе без надежды вернуться на родную планету. Деструктор, затихая, опустился лицом на плечо Эрика, и тот что-то прошептал ему, похлопывая по спине. У меня мелькнула мысль, что, если бы я родила ребенка в пятнадцать лет, сейчас он был бы уже вполне взрослый. У меня был бы друг или подруга, близкий человек, собеседник, надежда на будущее. Я бы не спала по выходным до двух часов дня, потому что никому не нужно, чтобы я проснулась, и не заводила бы беседы с плюшевым смешариком, тайно надеясь, что он мне ответит. И не покупала бы в магазине яблоко, две сосиски и половинку черного хлеба, мучимая параноидальным ощущением, что все вокруг понимают, что я одна, и про себя насмехаются надо мной без тени сочувствия. Может, я бы даже перестала носить рваные колготки, перекручивая их так, чтобы cпрятать в туфлях бегущие от пальцев стрелки, и зашила бы наконец эту ужасную дырку в подмышке моего домашнего свитера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
До дома мы дошли в полном молчании. Однажды мимо нас прогрохотал пустой, припозднившийся в депо трамвай. Деструктор держал Эрика за руку.
В первом часу ночи в мою дверь тихо поскреблись.
— Входи.
Я сидела на кухне в розовом халате и с блестящим жирным кремом на лице, но после сегодняшнего мне уже не могло стать перед Эриком еще неудобнее.
— Он уснул, — вид у Эрика был совершенно убитый.
— Чаю?
Эрик кивнул, усаживаясь напротив меня. Поставив перед ним чашку, я сказала:
— Прости меня.
Он замотал головой.
— Нет, это ты меня прости. Представить не мог, что он вытворит такое. Но, похоже, я вообще его не очень хорошо понимаю, если за все это время не заметил, что он скучает по матери. Хотя… за последние два года он ни разу не вспоминал о ней вслух.
Я принесла журнал.
— Это она?
Эрик едва глянул.
— Да, это Жанна. Она довольно известна сейчас.
— Как ты умудрился с ней познакомиться?
— В школе, когда мы с мамой переехали в этот город. Жанна была моей одноклассницей.
— Наверное, она была самая красивая у вас в классе.
— Нет, самая высокая, а балдели все от малютки, в которой было едва ли полтора метра, — усмехнулся Эрик. — Вскоре мы с Жанной начали гулять вместе. Так, ничего серьезного. Она могла говорить только о косметике и шмотках и как она станет звездой, а я только о компьютерах. Так и болтали одновременно, никто никого не слушал. А потом внезапно заткнулись и заделали Деструктора. Вот свезло, так свезло. Один выстрел, и сразу в яблочко.
Родился Деструктор, памперсы, пеленки, бутылочки, всякие такие дела. Мы с Жанной поженились, хотя это было зря. Я был глупым подростком. Мне казалось, я знаю все, но у меня было не так много жизненного опыта. Но я старался, правда. Я бросил школу в десятом классе и начал работать фрилансером. Это было удобно, потому что я был все время дома и мог заниматься ребенком.
Два года мы с Жанной то ссорились, то мирились. Потом она сказала, что едет в Москву, исполнять свою мечту, пока ее время не ушло. Я сказал: вперед, исполняй. И она уехала. Потом приезжала несколько раз, последний — года три назад.
— Ты так спокойно отпустил ее? — поразилась я, глядя на Эрика широко раскрытыми глазами.
— Она хотела уехать — и уехала, — Эрик пожал плечами. — Как моя мама говорит: никого не держи, ни за кем не бегай. Твои люди всегда будут рядом.
— Но бросить маленького ребенка… потакая своим эгоистичным желаниям…
— У нее были другие приоритеты.
— И что? — возмутилась я. — Это ее не оправдывает. Она совершила омерзительный, бессердечный поступок. Она хотя бы присылает тебе денег на его воспитание?
— Она всегда была ужасная мотовка. Ей самой периодически требуется материальная помощь.
— Чудовищно. Это ваш общий сын, а она, фактически, сбросила его на тебя.
— Ну и что? Я люблю Деструктора, — Эрик смотрел на меня ясными синими глазами, не ведающими зла. — У нас все равно бы ничего не получилось. Если бы мы остались вместе, мы развелись бы даже раньше, чем четыре года назад.
— Это была ее инициатива?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, ей сказали, что раннее замужество повредит ее карьере.
— И ребенок тоже.
— И ребенок. Все же я не понимаю. Я вырос без отца и ни на минуту не чувствовал себя ущемленным. Что происходит с Деструктором? У него есть я. У него есть лучшая бабушка в мире. Может, я делаю что-то не так?
