Мы обошли кран. Бабушка показала нам раскуроченный пульт с выдернутыми проводами.
– Подъемник сломан. Наверное, застрял наверху. Я надеялась, что он работает. Ну ладно, – с угрозой в голосе сказала бабушка и пошла к автомобилю, бормоча по дороге, что подъемники – вещь ненадежная.
Она открыла багажник и достала что-то похожее на длинный вещевой мешок с веревкой. Подошла ко мне и приказала:
– Грузи сюда трубу.
Труба вошла хорошо, но тренога торчала из раструба.
Умело соорудив из веревки два захвата, бабушка Соль попросила помочь надеть эти захваты ей на плечи, как лямки рюкзака. Кортик возмутился:
– Мешок потащу я!
– Не смеши меня, – отмахнулась бабушка. – Ты хотя бы представляешь, сколько нужно проползти ступенек, и это – в темноте!
– Я не пущу тебя с такой тяжестью на кран!
– А вот это видел? – Она резко вздернула правую руку, напрягая бицепс.
Кортик пощупал его и продемонстрировал свой. Бабушка Соль огляделась в отчаянии.
– Пойми, я с пятнадцати лет в цирке! Я работала гимнасткой под куполом.
– Да хоть дрессировщицей крокодилов! Я все равно не понимаю, почему ты должна тащить наверх эту трубу! Ее потащу я!
– Объясняю – почему. Потому что после двадцати метров лестницы ты выдохнешься, и у тебя будет только один вариант – сбросить тяжесть вниз и попробовать спуститься самому.
– А ты не выдохнешься? – возмутился Кортик.
– А я неделю назад ныряла с нехилым аквалангом на глубину пятьдесят метров! Ладно, успокойся. – Бабушка перевела дух и сменила тон. – Значит, Атила сможет жить в башенном кране, только если у него будет эта труба, так?
– Так! – крикнул я. – Я сам ее затащу в этом мешке, помогите мне его надеть.
– Атила, это не для твоего горба, – умерил мой энтузиазм Кортик.
– Хорошо, – кивнула бабушка Соль. – Давай соревноваться. Кто больше раз отожмется от земли, тот и полезет с трубой на кран.
– Бабушка!.. – улыбнулся Кортик.
– Хватит жалобных интонаций в голосе! У меня есть имя. Ассоль. Можешь употреблять любые производные. Есть еще одна проблема, о которой вы не подозреваете. Кабина наверху может быть заперта. Ну, что скажете? – Она жестом фокусника достала откуда-то странную загнутую железку. – Только не говори, чтобы я и отмычку тебе передала, ты все равно не умеешь ею пользоваться!
– Ладно, я могу спокойно отжаться сто двадцать раз, а ты сколько? – прищурился Кортик.
– Некорректно вопрос поставлен, – заявила бабушка, натягивая замшевые перчатки. – Что значит – сколько? За какое время? За час? За полчаса? На одной руке? На обеих? Моя дневная норма – двести. Но это так, для поддержания тонуса. А когда я работала в цирке…
– Пусть она лезет! – не выдержал я. – Кортик, отдай ей трубу, пусть она лезет!
– Что значит – она? – Бабушка для своего возраста имела отменный слух. – Ты полезешь со мной. Ты думаешь, я потащу это изделие для собственного удовольствия? Нет, дорогой Атила, только из-за тебя!
– Мне от вас плохо! – Кортик схватился за виски. – Я ничего не понимаю.
– Послушай, – прошептал я Кортику в самое ухо, – согласись с нею, пусть лезет. Она надеется нас разлучить, неужели не понимаешь? Дай ей надежду хотя бы на эту ночь. И честное слово, ты ведь точно свалишься. Здесь почти пятьдесят метров высоты. Давай оценим реальные ресурсы. Я провисел треть жизни на кольцах над унитазом, твоя бабушка – циркачка. Постой спокойно внизу и подожди. Езжай в эту кондитерскую. Завтра встретимся.
Я глубоко вдохнул, расставил руки в стороны и закричал:
– «Подступай к глазам, разлуки жижа! Сердце мне сентиментальностью расквась!»
– Лезь уже! – подтолкнула меня в спину Соль.
Я полез, продолжая декламировать:
– «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!»[3]
– Хорошо! – громко сказал Кортик. – Я подожду.
Он сидел под краном и сильно замерз. Когда Соль спустилась, то не сразу села в машину, а стащила перчатки и попробовала закурить. Ее руки дрожали.
– Ты умеешь водить? – спросила она.
– Я? – Кортик оживился. – У меня нет прав, но Павел Игнатьевич…
– Ты умеешь водить машину? – повысила голос Соль.
– Умею.
– Ну вот, о правах никто не спрашивает. Садись за руль. Я скажу, куда ехать.
Они остановились у двухэтажного особняка с надписью… Эта неоновая надпись – красная на ярко-желтом фоне – расплывается, не могу разглядеть… «Сладкие»… Что-то сладкое.
Только утром я направил подзорную трубу, прочитал мерцающую надпись и обалдел. «Сладкие губки»!
– На первом этаже у нас основной кондитерский цех, небольшая кофейня и выставочный зал. – Соль махнула рукой, утаскивая Кортика по лестнице вверх. – Здесь живу я с девочками, они – в левом крыле, а нам с тобой сюда…
В полутемном коридоре пахнет приторным счастьем и духами.
– Это будет твоя комната, проходи, сейчас включу свет. Ну? Здорово?
Кортик осмотрелся, потом неуверенно потрогал свисающий над большой кроватью полог. Комната больше напоминала устланную бархатом коробочку с драгоценностями, и пахло в ней соответственно – сладкой жизнью. Кресла – вычурные, на стенах – гобелены, на полу – толстый ковер, на невысоких столиках – выставка обнаженных статуэток в рискованных позах. В углу, рядом с торшером в восточном стиле – бахрома, висячие мерцающие камни – жиреет фикус. И два диванчика – не диванчики, а вытянутые в длину кресла, чтобы удобно было устроить ноги.
– Садись. Сейчас девочек приведу знакомиться.
Соль вышла. Кортику показалось, что «девочки» стояли на изготовку под дверью – они вошли тут же. От неожиданности Кортик вскочил.
На «девочках» были только босоножки на высоких каблуках и фартучки с рюшками. Завязывалась эта «рабочая одежда» на шее – к груди спускался ворох прозрачных кружев – и на талии, низ живота прикрывал кокетливый полукруг с изящным накладным кармашком в виде сердечка. На блондинке был черный фартук, на брюнетке – белый. Полная грудь блондинки с презрением ко всяким там рюшечкам вызывающе торчала большей своей частью наружу. У брюнетки из всей почти неразвитой груди виден был только левый темный сосочек, заинтересованно выглядывающий из кружев.
– Какой хорошенький! – всплеснула руками блондинка.
– Да уж, мальчик что надо вырос, – низким голосом заявила брюнетка.
Бабушка Соль предложила познакомиться. Блондинку нужно называть Ваниль, а стремительная грубоватая брюнетка – Эйса.
– Это мой внук, Икар. Увезла его из психушки, – коротко представила Кортика бабушка.
Эйса подошла к Икару, взяла его за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза.
– Работы будет много, но материал не очень запущенный, – оценила она.
– Руками не трогать, – спокойно отреагировала бабушка Соль.
– А как же тогда… – растерялась Ваниль.
– Только в лечебных целях. Еще научите его носить фартук и делать вид, что он мастер в изготовлении крюшона и суфле.
– Фартук? – похолодел Икар.
– Кстати, где Касабланка? – спросила Ассоль.
– Шоколадный пудинг с ромом и цукатами, – отрапортовала Ваниль. – Заказ на десять вечера.
– Где?
– Французское посольство на Якиманке.
– Это, если не ошибаюсь, сумбурный теремок в русском стиле? Почему не ты?
– Они заказали шоколад. Я в шоколаде – пас.
– А что тут странного: французы – черное? – флегматично заметила Эйса. – Вчера негры заказали сливочное крем-брюле, а финны – мою карамель с мороженым и фейерверком.
– Хорошо. – Ассоль повернулась к Кортику. – Касабланка будет позже. Вот и вся моя рабочая бригада. Девочки – лучшие кондитеры в городе. Не обращай внимания на униформу – это не их выбор.
– Но я… – начал объяснять Кортик свою полнейшую непричастность к готовке еды. Ассоль кивнула:
– Да, знаю. У нас не больше недели на твою подготовку.
– На подготовку чего? – шепотом спросил Кортик.
– Чего… – задумалась бабушка. – Конечно, мастера из тебя не сделать, будем учить притворяться, что ты – мастер.
– И как мы его назовем? – спросила Ваниль.
– Миндаль, – предложила Эйса.
– Король Миндаль, – уточнила бубушка.
Той ночью адвокат пытался отговорить жену отдавать Икара в руки бабушки Соль.
– Знаешь, куда они поехали из больницы? На заброшенную строительную площадку!
– Зачем? – удивилась жена.
– Чтобы залезть на огромный башенный кран! – простонал адвокат.
– Зачем?..
– Твоя мать втащила на этот кран подзорную трубу!
– Где она взяла подзорную трубу?
– Ну какая разница?! Забрала из загородного дома! С чердака.
Жена адвоката ужасно удивилась:
– У мамы на чердаке была подзорная труба?.. Я не знала.
– Не было у твоей мамы подзорной трубы! Это я ее там установил, чтобы мальчики смотрели на звезды.
– Ты? – Теперь она удивилась ужасно-преужасно.
– Что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Ты совсем меня не понимаешь. Попробую объяснить еще раз. Твоя мать из больницы отвезла Икара с подзорной трубой на строительную площадку и затащила ее в кабину башенного крана. Разве можно такой женщине доверять нашего сына?
