свиток и мазнул кистью по бумаге, но что именно – никому, кроме них, знать нельзя. Эти записи они передадут на Небеса, так и не раскрыв смертным тайну написанного.
Пока госпожа У разрывалась между подготовкой церемонии и ублажением желаний четверых стариков, глава клана, явившийся не так давно домой, надолго погряз в политических спорах. Он прибыл ночью в сопровождении двух генералов. Слуги только и успели, что разглядеть три величавые, в пять-шесть чи ростом, фигуры, которые тут же удалились в главный дом. Поговаривают, что за сорок лун ни один из них так и не покинул четырех стен, а вот служащие столицы туда частенько наведывались.
Как оказалось, все дело было в границах Севера, где сходились территории других народов – восточный и юго-западный. И было там все неспокойно. Не успев позабыть, сколько погибло в войне за раздел Поднебесной, люди начали вновь ссориться и враждовать. Откинув в сторону рассудительность и зачатки здравомыслия, они были готовы наброситься с кулаками друг на друга, лишь бы доказать самим себе, чей именно будущий покровитель удостоится вознесения.
Потому достопочтенные правители трех территорий были невероятно обеспокоены начинающимися беспорядками. Вдобавок владыка Севера, приехав в родное поместье, не давал себе даже часа хорошего, крепкого сна: он и его генералы решали, как до конца церемонии Посвящения избранных будущих богов сдержать назревающие общественные волнения, которые разгорались из-за затянувшегося начала празднества. Того и гляди соседние народы, заручившись поддержкой главенствующих домов, обвинят его клан во всех смертных грехах на этом фоне.
За почти сорвавшуюся церемонию переживала и госпожа. Слуги впервые увидели ее такой растерянной: один и тот же наряд, неуложенные, растрепанные волосы, болезненно белое лицо. Если кто-то из поместья и решался подойти к застрявшей в делах и, заикаясь, пытался о чем-то спросить, она впадала в настоящую истерию. Проверить, как там сын, отказывающийся надевать церемониальные одеяния, ей уже и в голову не приходило.
У Чан же все эти дни провел в блаженном неведении, скрываясь от лишних встреч с занятой госпожой. Так сказать, подложил подушку под голову, не беспокоясь[37]. Оттягивая момент до последнего и представляя, как женщина будет синеть от злости, когда увидит его состриженные пряди, он не покидал территории своего домика и занимался с наставником. Тут для них словно образовался свой личный мирок умиротворения, размеренность которого не могли нарушить даже мечущиеся туда-сюда слуги. У Чан как раз закончил, стоя на террасе, повторять учтивые поклоны, что будет даровать правящим господам других территорий и старейшинам-летописцам, когда его врасплох застал вопрос учителя:
– Если бы вознесенному было дозволено стать каким-то конкретным богом, ты бы кем стал?
Воспитанник в недоумении повернулся к нему и с осторожностью уточнил:
– С чего вдруг учитель задается такими вопросами?
– Не знаю, просто…
Юнец, не дав наставнику договорить, неучтиво его перебил:
– Конечно никем!
– Что? – Го Бохай даже не успел приподнять бровь, как все внутри него застыло. – Почему?
У Чан шагнул на ступень ниже и присел.
– Я никому этого не говорил, даже вам, но я никогда не хотел стать тем, кому все время будут молиться и кого будут просить о помощи. Вот вы бы, учитель, молились такому, как я? Пф…
– Конечно, что за глупости!
У Чан оперся на деревянные половицы крыльца, и на его лице отразилось то, о чем он подумал: «А я бы не стал».
– Если это порадует вас, я бы стал богом войны… – наследник на мгновение замолк, а после добавил: – Мне все равно не сойти с уготованного пути, и, понимая это, я бы сделал такой выбор.
– Тогда почему именно богом войны? – Го Бохай присел рядом. – Ведь в этом случае на тебя будет сыпаться больше молитв, чем, к примеру, на бога ветров.
– Знаю, – непринужденно улыбаясь, ответил У Чан, – но объяснить это не могу. Мне кажется, богу войны куда проще, чем повелителю ветров. Второму приходится помогать торговцам в доставке их грузов в сохранности, спасать земли от засухи, разгонять облака и приносить людям удачу с потоком воздуха. Для всего этого требуется много концентрации и умение просчитывать все наперед. Думаю, это утомительно… Но все же выбор остается не за мной, так ведь? Так какой смысл об этом рассуждать, когда все решается уже непосредственно на Небесах?
Го Бохай взглянул на мост, ведущий к его домику.
– Тут я дать правильный ответ не могу. Я ведь… не бог, чтобы знать такое.
Юный господин положил руки перед собой и начал нервно перебирать пальцами. Почти сразу он тихо пробурчал:
– Этот избранный не годится в боги, ему не хватает усидчивости, внимательности, он…
– Упрямый? – продолжил за него наставник.
У Чан поднял глаза на рядом сидящего и от того, как мягко тот произнес это, не смог сдержать улыбки. Казалось, что эта самая черта характера и нравится Го Бохаю в нем, и от этого на душе юного господина стало тепло. Хоть кому-то он своим существованием не портит жизнь…
Уголки губ мужчины в ответ приподнялись, и, заметив это, У Чан вновь отвернулся.
– Даже зная, каким ты бываешь своенравным, я бы все равно молился тебе. Из-за своего упрямства ты идешь до конца, а твое доброе сердце не допустит несправедливости, уверен – северный бог У станет на одну ступень с лучшими служащими на Небесах. Так почему бы мне не выбрать бога, что приложит больше усилий, дабы добиться своего, пусть и с долей упрямства? Зачем мне другой, что будет с мягким и податливым характером?
Го Бохай, дразня, ущипнул воспитанника за покрасневшую щеку, чтобы тот не думал невесть что о себе, и в то же мгновение их диалог прервали. Из-за угла выбежала личная служанка наставника – Минь-Минь, – в один момент разрушив стены их мирка. Девушка, чуть ли не рыдая, начала вопить:
– Господин Го! Господин Го! На нашу гору… на нашу гору поднялись особые гости! А мы… мы никак не можем найти госпожу!
* * *
Прибывшие начали подниматься к поместью клана У, не предупредив никого из местных заранее. По лестнице в сотню ступеней зашагали десятки пар ног господ в сопровождении слуг. И почти каждый из приезжих, стоило ему лишь коснуться верхней ступени, менялся в лице: по-видимому, никто из них не был готов к такому крутому подъему и уж тем более к осознанию того, что их никто тут не ждет.
Взвод из недовольных людей явил собой грозную тучу, готовую метать разряды в кого придется. Недолго думая, кто-то из них остановил мимо проходящего рабочего и приказал:
– Скажите невежественным хозяевам горы Хэншань, что к ним явились избранные Небесами, и они вот-вот уйдут, если их сейчас же не примут!
Восьмерка будущих богов! Принять их пришлось наставнику. По просьбе встревоженной Минь-Минь он явился с наследником в приемный зал вместо госпожи, где сразу же почувствовал на себе раздраженные взгляды. Не все из прибывших господ были столь капризны и избалованны, чтобы оскорбиться местным гостеприимством. Некоторые из них просто разместились за столиками и, не подавая вида, всячески старались избавиться от усталости после долгой дороги, размахивая веерами. Кому все же хватало сил ходить из угла в угол по просторному залу, пребывали вне себя от гнева – под их колкие пристальные взгляды наставник и зашел внутрь.
Слуги избранных вдруг начали говорить друг за другом.
– Поприветствуйте моего господина, Бань Лоу! Будущий бог с Севера, что станет сильнейшим покровителем Поднебесной! – воскликнул мужчина за спиной представленного.
Сидевший за крайним столиком справа, ближе к выходу, гордо сложил руки на груди и, довольствуясь минутой славы, приподнял голову.
Го Бохай, У Чан и другие присутствующие почтительно кивнули. Сразу после этого заговорил другой мужчина:
– Поприветствуйте уважаемого молодого господина Цюань Миншэна! Выбранный народом и Небесами будущий северный бог!
Юноша, расположившийся рядом с первым, кивнул сидевшим перед ним и громко положил руки на стол, будто намекая, что все должны оказать ему должное внимание, как и предыдущему.
Тишину нарушили слова следующей слуги:
– Поприветствуйте мою наследную госпожу из сердца Востока, Луань Ай, самую добрую и любящую из будущих богов.
Девушка, сидевшая за третьим столиком рядом с Цюань Миншэном, торопливо встала, дабы выдать почтительный поклон зрителям. Как только
