– Это мог бы быть неплохой класс, если бы не Харибдов, Кайотов и Осокин. Их безумие переходит всякие границы – (кажется, учительница английского в очередной раз высказала очевидное). – Я уже не веду у них, но наслышалась всякого.
– Ага, они. И ещё четыре мушкетёра, которые ведут себя, как свора щенков, – добавила Фаина. – У меня урока не проходит, чтобы кому-нибудь не прищемили палец или не истыкали ручкой рукав на рубашке. В самом деле, как дети малые, а в каждом по центнеру веса. Кстати по поводу Кайотова. Кто-нибудь видел у него пистолет?
– Что! Пистолет!
Учительская загудела.
– Это воздушка! – перекрикивая шум, заявила Элеонора Павловна. – Пистолет не настоящий. Стреляет от сжатого воздуха стальными пульками.
– Но он же металлический, от настоящего не отличишь, – задыхаясь от возмущения, произнесла Фаина. – Потом, если кому-нибудь в глаз…
– Повредит ещё как, – сказала шёпотом Элеонора Павловна. – Может даже птицу сбить в полёте. У меня муж такой игрушкой баловался, по банкам стрелял. Он меня научил маленько в оружии разбираться. Но я как увидела пистолет у Кайотова, мне аж плохо стало! Он и так-то одной своей дуростью убить может. Короче говоря, я отобрать не смогла, потому что он его запрятал и убежал. Но потом встретила в коридоре, отчихвостила и потребовала честного слова, чтобы он в школу никогда больше подобное не приносил. Он меня боится, девочки! Клялся, божился! Я отцу всё равно позвонила, от греха. Ну, не об этом речь…
Все помолчали. Никому не хотелось начинать разговор о новости, которая сегодня расползлась по школе, как нефтяное пятно по воде. Одно дело говорить об учениках, о наболевшем. А другое – обсуждать действия коллеги, с которым проработали много лет.
Но раз уж был упомянут девятый «Б», раз назвали Осокина, обратного пути не было.
– Конечно, от Артёма Осокина жди последней гадости, но зачем Штыгин решил воспользоваться фотоаппаратом на телефоне? – осторожно начала Элеонора.
– Одинокий человек. Разведённый. Может иметь, хм-м-м, странности… – загадочным голосом произнесла учительница английского и сразу замолчала.
Присутствующие напряглись. Стало тихо. Слышно было, как далеко, на той стороне школы, в коридоре Монгол опускает швабру в ведро с водой и свистит. В каком-то классе по доске царапал мел.
– Бог с вами, Зинаида Алексеевна, не говорите такого больше, прошу вас! – Элеонора Павловна распрямилась на диване и нервно расправила складки на юбке. – Нам ли обсуждать, у кого какие странности? Рассказываете первое, что придумали дети.
– Детям родители верят больше, чем учителям, – раздался угрюмый голос учительницы математики. – Доказанный факт.
– Граждане! Ау! Я даже не рассматриваю такую возможность. Я только хотела сказать, что Штыгин…
– Что Штыгин?
В дверь торопливой походкой вошла Маргарита Генриховна. Она окинула всех взглядом: «Здравствуйте, коллеги!» – и принялась искать что-то на круглом столе, отчего расшатанная столешница отчаянно заскрипела.
«Она уже всё знает», – поняла Элеонора, глядя на крючковатый нос, затуманенные глаза и обвисшие щёки завуча. Маргарита Генриховна суетилась, только что не кудахтала.
Следом за ней в учительскую зашёл Озеров. Он едва кивнул собравшимся. На его лице читалось страдание. С другими лицами из кабинета Маргариты Генриховны не выходят.
«Обработка началась», – сочувственно подумала Фаина.
– Вот эта распечатка! – завуч выудила из кипы документов нарезанные бумажки. – Она поможет вам, Кирилл Петрович, ориентироваться во всех районных семинарах.
– Давайте сначала закончим с отчётом, – взмолился молодой человек. – Вы хотите рассказать мне обо всём сразу.
Маргарита Генриховна с очень плохим артистизмом изобразила крайнюю степень удивления.
– Да вы что? Это очень важно! Удивительно, что вас вообще допустили к занятиям без прохождения семинаров! Так что там Штыгин, коллеги?
– Этот стол нуждается в крепкой мужской руке, – попыталась сменить тему Богачёва. – Кирилл, закрутишь болты, дружочек?
– Сразу же, как устраню последствия потопа, – пообещал Озеров.
Элеонора незаметно показала ему глазами на завуча и изобразила жестом, что ему пора застрелиться. Кирилл Петрович согласно кивнул.
– Отец Осокина уже извещён об этом случае в раздевалке. Сделать это раньше мальчика мы не успели, – проговорила Маргарита Генриховна, не отрываясь от бумажек на столе и как бы невзначай включаясь в разговор.
– Если этот грубиян, его папаша, ещё раз явится в школу, его следует забрать в полицию, —пропела Анна Сергеевна Богачёва, потрясая седой шевелюрой и игриво глядя из-под толстых линз.
– Так что Штыгин?
– Если посмотреть на это с другой стороны, – вставила неожиданно Раиса Львовна, – зачем он оставил детей во время урока? Это запрещено.
– Да, это нехорошо, – подтвердил кто-то из присутствующих. Кто-то из тех, кто любил говорить об очевидном.
– Как же он мог не оставить, если Осокин спрятался в раздевалке, – вставила Маргарита Генриховна, одновременно подсовывая документы секретарю и продолжая вслух. – Светлана Семёновна, вы что мне посчитали в анкете? Количество детей не совпадает… Что у вас в школе было по математике?
– Пять. Считал компьютер, а не я.
– Тридцать четыре и ещё десять. Ах да, кажется, это я ошиблась.
– Кстати говоря, сынок Романа Андреевича тоже делает что хочет, – пожаловалась учительница математики. – На важную контрольную не явился. Видимо, гуляет где-нибудь. А отец об этом даже не знает.
– Вот как? Андрей опять прогуливает? – удивилась Маргарита Генриховна, но на её лице Кирилл как будто прочитал удовольствие от этой новости. – Я поговорю с Романом Андреевичем. Он сегодня как раз будет у меня.
– Смотрите, чтобы он его не поколотил. Старшеклассникам лучше не попадаться ему под руку.
Раиса Львовна глухо засмеялась, думая, что её шутка снимет напряжение. К ней присоединилась англичанка, которая, кажется, не поняла до конца иронии, но успела осознать, что смеяться можно. Маргарита Генриховна была слишком увлечена работой, но чтобы не прослыть невоспитанной перед старой знакомой, коротко улыбнулась. Остальные не поддержали внезапного веселья.
Озеров был сильно занят сегодня, но даже до него дошли какие-то глупые шутки относительно учителя физкультуры. Он сразу принял это за подростковую месть и потому не обратил особого внимания. Но потом по сарафанному радио до него доходили всё новые подробности. Спрашивать никого было не нужно: голоса слышались из коридоров, из буфета, со стороны подоконников. Версий было слишком много, чтобы хоть одна из них казалась правдоподобной. Но впервые услышав, будто Штыгин фотографировал подростка в раздевалке, Озеров почувствовал ложь. Он успел немного узнать Штыгина и доверял своему чутью: «Этот человек не мог сделать такого никогда, а если и сделал, тому есть разумные объяснения». Кирилл сразу ощутил тяжесть последствий этой некрасивой истории, наверное, потому, что в такой ситуации мог оказаться и сам.
Уже час он проторчал у завуча и не успевал сделать ничего из запланированного на сегодня. Праздные разговоры о случае в раздевалке вызвали у него чувство брезгливости.
– И всё-таки это странно, – продолжала, как ни в чём не бывало, Раиса Львовна, отрываясь от тетрадей. – Зачем было фотографировать Осокина? Это, ну, хм-м-м… какое-то извращение.
Озеров не выдержал и, резко повернувшись, вмешался в разговор:
– О чём вы говорите? Как можно сомневаться…
– Сомневаться? Откуда мне знать, какие у кого задвижки, молодой человек? Зачем он фотографировал ученика без штанов?
– Я знаком с Романом Андреевичем, вы торопитесь с выводами… – Озеров ужаснулся, как по-детски это прозвучало. Знаком. Три дня.
– Знакомы? Ох! Неизвестно, что роится порой у людей в голове.
– Послушайте. Существует презумпция невиновности. Пока вина не доказана… – начал Озеров, задыхаясь, как с ним всегда бывало, когда он слишком волновался в споре; но тут его поддержал твёрдый высокий голос Анны Богачёвой:
– Осокин известный провокатор. Тут нечего обсуждать.
Снова настала тишина. Но не оттого, что кто-то прислушался к её голосу, а потому, что каждый погрузился в своё дело.
– Подождите меня в кабинете, Кирилл Петрович, – елейным тоном произнесла Маргарита Генриховна. Кажется, она не уловила сути разговора, но от неё не могло ускользнуть ощущение надвигающейся грозы. – Я сейчас принесу анкетки, которые нужно срочно выдать родителям.
Озеров направился к выходу и услышал гнусавый монотонный голос Раисы Львовны:
– У меня Осокин сидит себе спокойно и никого не трогает. Играет в планшет. И я его не трогаю.
Старческий напевный ответил:
– Что тут скажешь? Штыгин хотя бы попробовал его чему-то научить.
