Штыгин знал, что это тяжёлый класс, один из самых неуправляемых в школе. За один час они без преувеличения могли отобрать у учителя несколько месяцев жизни. Они могли довести до отчаяния, взять у человека все его душевные и физические силы, не заметить этого и уйти с убеждением, что они никому ничего не должны, но все должны даром отдавать им своё время.
Учитель физкультуры свистнул.
– Где третий?
Харибдов усмехнулся. Кайотов отвёл глаза.
– Я спрашиваю: где Артём Осокин?
Харибдов, Кайотов, Осокин – демоны всегда появляются вместе.
Роман Андреевич резко развернулся и направился к раздевалке. Тревога мучила его, потому что третий демон однажды выпрыгнул в окно, чтобы сбежать с уроков. Третий демон связывал ниткой ноги голубям и стрелял в кошек из воздушного ружья. В прошлом году он поджёг локоны у одноклассницы и в туалетах специально мочился в ведро уборщицы. О третьем демоне говорили на каждом углу школы и через слово упоминали в учительской. Сколько пожилых женщин он довёл до ярости и бессилия, сколько молодых краснели и смущались из-за него, сколько взрослых людей в исступлении глядели на его беззакония, сколько тайно плакали из-за него по вечерам и мучились бессонницей.
Штыгин вошёл в небольшой коридор и почувствовал тошнотворный запах алкогольного энергетического напитка.
«Мерзавцы…» Он толкнул дверь.
– Нет-нет, не входите, я переодеваюсь!
Роман Андреевич успел увидеть его худое лицо с вылупленными глазами, и ему показалось, что это лицо беса, так как один глаз у Осокина косил, а тонкие губы всегда слабо улыбались. Учитель встал к двери спиной и не вошёл, но успел также заметить и то, что тот был одет и что он быстро спрятал банку с напитком.
«Врёт, гадёныш!»
Роману Андреевичу вдруг стало больно за всех тех, кто не мог нормально работать, за всех, кто не мог учиться и развиваться из-за одного избалованного, слетевшего с катушек подростка. Почему столько разумных людей должны были, опустив руки, ждать, когда насытится этот нетопырь, наиграется, развлечётся?
Он вспомнил малый педсовет и отца Артёма Осокина, огромного толстого мужчину, орущего на учителей и завучей и требующего доказательств преступлений своего сына.
– Теперь будут тебе доказательства! – Штыгин легко толкнул дверь и достал телефон со встроенным фотоаппаратом.
Но хитрый демон опередил его. Он уже надёжно спрятался за дверцей в туалете и крепко вцепился в алюминиевую банку.
– Осокин, не устраивай цирк. Я знаю, что вы с дружками пили пред занятиями. Не выйдешь в зал, я запечатлею твои приключения!
Демон затрепетал, и глаза его забегали. Учитель физкультуры – единственный, кто не давал ему расслабиться на занятиях, единственный, кто держит слово и доводит дело до конца. Демон закашлялся, а потом странный неудержимый смех разобрал его.
Не стоит загонять малую крысу в угол, не стоит отмахиваться рукой от змеи.
В полутьме губы подростка дрогнули кривой улыбкой, и жестокий план созрел в голове. Для надёжности он расстегнул штаны, и они спустились до колен.
– Артём, ты слышал меня? Выходи.
Демон прижался к двери и что было мочи заорал визгливым тенором:
– Помогите! Ко мне пристают!
Штыгин, бледный, отшатнулся от дверей раздевалки.
– Перестань…
– На помощь! Раздевают! Домогаются!
Роман Андреевич свирепо толкнул дверь, ведущую в зал, и вышел вон. Он остановился и замер. На мгновение его правая рука повисла так же безжизненно, как и левая.
Девятый «Б» хохотал: кто-то согнувшись пополам, кто-то присев на лавку.
Смуглый демон торжествовал, его глаз засиял ещё ярче. Он взял выше локтя девушку с прямыми русыми волосами и привлёк к себе. Она, как ватная, легко подчинилась ему.
Штыгин видел её побледневшее лицо, полные страха голубые глаза.
Она была единственной, кто не смеялся, кто представил вдруг весь ужас последствий случившегося – об этой истории сегодня же станет известно всем.
Демоны
На следующий день они вошли в туалет на третьем этаже. Кайотов плюнул и попал на водопроводный кран. На стене на кафеле маркером было написано: «Типичный комиксолюб».
– Слышь, Осока, ты типичный комиксолюб.
– Да ты задрал говорить это каждый раз! – послышался из-за перегородки высокий голос. Осокин говорил быстро, с какой-то небрежностью, проглатывая часть звуков.
Из кабинок послышалось дружное журчание. В одной кабинке звон был самым громким.
– Артём, ты опять в ведро мочишься, что ли? – спросил Харибдов.
– Я снайпер.
– Пацаны! Слышьте! – подал голос Кайотов, у него и сейчас был такой голос, как будто он продолжал что-то жевать. – Меня батя брал недавно на охоту. Он мне даст, по ходу, скоро пистолет-воздушку пострелять. Там пули стальные.
В ответ послышался приглушённый смех. Скрипнула дверь.
– Отвали! Не тряси меня! – завизжал Осокин.
– Давай-давай, снайпер. Покажи ведро. Кай, смотри, тут хватит, чтобы пол помыть.
Трое забились в одну кабинку и склонились над ведром.
– А если уборщица и впрямь этим помоет?
– Тогда вам придётся по этому ходить, – послышался детский голосок.
Они выглянули из кабинки и увидели у подоконника, на фоне окна, мальчишку в белой рубашке.
– Мелкий, тебя кто спрашивал?
Мальчик повернулся и улыбнулся так странно, что Харибдов даже решил не давать ему пока подзатыльник. У мальчика были зелёные лучистые глаза, как морская вода.
– Спросите меня, что вас ждёт в ближайшем будущем.
– Он дурачок, что ли? – спросил Харибдов, и парни заржали, как жеребцы. – Парень, ты что ли новенький? Я тебя раньше не видел…
В проём протиснулся Осокин. Он был ниже своих приятелей и самый щуплый из них. Поправив пальцами футболку с надписью «New York» (в футболках по гимназии ходить было нельзя), он поглядел на мальчика. Из-за косящего глаза и нервной слабой улыбки худое лицо Осокина казалось одновременно беспомощным, виноватым и безумным. И оставалось загадкой, как такое лицо могло выражать всё это вместе.
– Подожди-подожди, – Артём похлопал говорящего Харибдова по твёрдому животу, губы его растянулись в улыбке и тут же сжались, лицо стало притворно серьёзным, он проговорил, намеренно делая голос гнусавым и растягивая гласные. – Скажи-ка, мальчик, что меня ждёт в будущем?
Но мальчик совсем не понял сарказма. Он только перестал улыбаться и проговорил медленно, хмурясь по-взрослому:
– Я вижу огненный след на твоей щеке. Вижу, как ты отжимаешься от пола и стоишь в строю.
– Физкультурник мстит, что ли?
– Нет, он – тут. Ты – там. Он – в спортивной форме и хочет её носить. Ты в военной – и не хочешь. Жалко твои пальцы. Пальцы, которые могли бы дарить музыку. А ещё жалко птицу.
– Какую птицу, парень? Ты дурошлёп? – Артём сплюнул на пол.
– Ха! Осока. Тебя загребут, короче. Малой, а мне предскажи! – просит Кайотов.
– Уйдёшь отсюда первым. Вижу, как тебя бьют по лицу, часто бьют, уж прости.
– Это я тебя сейчас по лицу!
– Не злись, тебя это спасёт. Тебя бьют – ты бьёшь. Снова тебя. Выбивают дурь, выбивают глупость. Нелёгкий путь.
– А мне! Со мной что? – лицо Харибдова делается ребяческим, он вовлекается в игру.
– Ты здесь. Они там. Но не радуйся: ты здесь только потому, что их увели, а тебя оставили. Тебе скучно будет одному. Тебе стыдно будет.
Под сокрушительный гогот он прошёл мимо них и вышел из туалета.
Спустя десять минут девятиклассники уже играли самодельным мячиком в футбол, отобрав его у кого-то из младших. Они забыли про странного мальчика и про то, что он им говорил.
Землеройка
– Хе-хе! Здрасьте!
Люба резко вылезла из-за края кафедры прямо перед учительским столом и осклабилась.
Их новый классный руководитель внушал ей доверие. Впрочем, как и большинство взрослых. Остальные должны были его заслужить.
Это был их первый классный час с начала года. Никто из учеников, кроме тех, что недавно подрались, ещё не был знаком с ним. Люба была первой. Она уже выскакивала из-за угла, задавала ему нелепые вопросы и корчила рожи, а он всё время отшучивался. Но теперь его лицо было слишком серьёзным, и Кирилл Петрович тихо сказал:
– Садись. Начинаем.
Про нового классного говорили разное: одни – что теперь будет много выездов, другие считали, что молодого учителя легко будет уговорить, чтобы отпустил их пораньше с уроков, кто-то утверждал, что им не нужен классный, и так хорошо. К последним принадлежали Урбанский и Афанасьев. Первый поспорил с мальчишками, что он на ближайшем уроке биологии выведет его из себя, а второй с пеной у рта доказывал, что их новый учитель предатель, такой же, как и остальные училки.
«Ты просто злишься на то, что тебя поймали за хвост! – выпалила девочка, забыв, что она прячется за шкафом и подслушивает. – Нечего было подговаривать всех против новенького!»
