наши отношения еще не зашли слишком далеко. Я думаю, он из тех людей, которые поймут.
Вот только я не могу сказать Адриану часть правды, не раскрывая ему всю свою подноготную. Если я скажу ему, что никогда не училась в колледже, мне придется объяснить, как я жила последние несколько лет, а я к этому совершенно не готова – во всяком случае, сейчас, когда мы с ним так мило беседуем. Так что я просто меняю тему.
Мы доходим до Цветочного замка, но Адриан говорит, что проводит меня до дома, и я не возражаю. Он спрашивает меня, откуда я родом, и удивляется, узнав, что я выросла в Южной Филадельфии и из окна моей комнаты был виден бейсбольный стадион «Ситизенс-Банк-парк».
– А по твоему выговору так и не скажешь.
– Ты чё, Адриан, думаешь, нас так легко опознать по базару? – спрашиваю я, подражая языку выходцев из филадельфийских трущоб.
– Дело не в твоем языке. Дело в том, как ты себя ведешь. Ты такая позитивная. Не такая запаренная, как все остальные.
Ох, Адриан, думаю я про себя. Знал бы ты только.
– Твои родители до сих пор живут в Южной Филли?
– Только мама. Они с отцом разошлись, когда я была еще совсем маленькой, и он переехал в Хьюстон. Я его толком не знаю.
Это все чистая правда, так что, думаю, мой ответ звучит довольно убедительно, но тут Адриан спрашивает, есть ли у меня братья и сестры.
– Только сестра. Бет.
– Старшая или младшая?
– Младшая. Ей тринадцать.
– Она приходит поболеть за тебя на соревнованиях?
– Все время. Это три часа в одну сторону на машине, но, если соревнования не выездные, мама с сестрой всегда приезжают.
У меня пресекается голос. Не знаю, зачем я все это плету. Мне хочется быть с ним честной, хочется настоящих отношений, но вместо этого я нагромождаю одну ложь на другую.
И тем не менее, неторопливо шагая по этим залитым лунным светом улицам в обществе этого симпатичного, приветливого парня, так просто поверить в собственную выдумку. Мое взаправдашнее прошлое кажется чем-то невероятно далеким.
Когда мы наконец доходим до дома Максвеллов, уже совсем темно. Времени почти одиннадцать, все наверняка давно уже спят. Мы огибаем дом по дорожке, вымощенной каменными плитами, и там, за домом, оказывается еще темнее; лишь мерцающая голубая подсветка бассейна освещает нам путь.
Адриан прищуривается, вглядываясь в темнеющие на краю участка очертания деревьев в поисках моего домика.
– Где твой коттедж?
Я тоже не могу его разглядеть.
– Где-то там, среди деревьев. Я оставляла свет на крыльце включенным, но, видимо, лампочка перегорела.
– Гм. Это очень странно.
– Думаешь?
– После всех тех историй, которые ты мне рассказала? Даже и не знаю.
Мы идем через лужайку к коттеджу, и Адриан дожидается, пока я поднимусь на крыльцо. Я дергаю ручку двери; она заперта, и я принимаюсь рыться в сумочке в поисках ключей. Внезапно меня охватывает чувство благодарности к Каролине за то, что настояла, чтобы я носила с собой на связке ключей электрошокер.
– Ты не против, если я попрошу тебя подождать здесь, пока я быстренько гляну, что там внутри?
– Без проблем.
Я отпираю дверь и с крыльца нашариваю внутри на стене выключатель уличного фонаря. Он даже не думает загораться, зато в прихожей свет вспыхивает сразу же, и внутри все с виду выглядит точно так же, как было, когда я уходила. Ни в кухне, ни в ванной не видно ничего подозрительного. Я даже опускаюсь на четвереньки и быстро заглядываю под кровать.
– Все в порядке? – подает с улицы голос Адриан.
Я выхожу обратно на крыльцо.
– Все нормально. Нужно будет просто вкрутить новую лампочку.
Адриан обещает позвонить, когда узнает что-нибудь новое про Энни Барретт, и уходит. Стоя на крыльце, я провожаю его взглядом, пока он не заворачивает за угол большого дома и не скрывается из виду.
Я разворачиваюсь, чтобы зайти в дом, и задеваю ногой угловатый булыжник размером с теннисный мяч. Я опускаю взгляд и понимаю, что стою на бумаге. Это три листка с рваными краями, которые прижимает к доскам крыльца тот самый булыжник. Держась спиной к двери в дом, я наклоняюсь и поднимаю их.
Потом захожу внутрь, запираю дверь на ключ и сажусь на край кровати с рисунками в руке. Они очень напоминают те, которые Тед Максвелл у меня на глазах порвал на кусочки, – те самые три рисунка, про которые он пообещал мне, что я никогда больше их не увижу. Только нарисованы они другой рукой. Эти рисунки темнее и более тщательно проработаны. Они так плотно заштрихованы, что бумага даже покоробилась. Мужчина, копающий могилу. Женщина, которую тащат по лесу. И кто-то, смотрящий вверх со дна очень глубокой ямы.
12
Когда на следующее утро я подхожу к большому дому, Тедди уже поджидает меня у стеклянной двери в патио с небольшим блокнотиком и карандашом в руках.
– Доброе утро и добро пожаловать в мой ресторан, – говорит он. – Сколько вас человек?
– Всего один, месье.
– Сюда, пожалуйста.
На стульях вокруг кухонного стола восседают плюшевые зверюшки. Тедди подводит меня к свободному месту между Годзиллой и Голубым слоном, выдвигает стул и протягивает мне бумажную салфетку. Я слышу, как наверху лихорадочно мечется по своей комнате, собираясь на работу, Каролина. Судя по всему, она опять опаздывает.
Тедди терпеливо стоит рядом со мной с карандашом и блокнотом в руке, ожидая моего заказа.
– У нас нет меню, – сообщает он мне. – Можете заказывать что хотите.
– В таком случае я буду яичницу. С беконом, оладьями, спагетти и мороженым. – Тедди хохочет, и я решаю выжать из шутки все возможное. – А еще, пожалуйста, добавьте туда морковку, гамбургеры, такос и дыню.
Он складывается пополам от хохота. Этот малыш заставляет меня чувствовать себя выдающейся юмористкой.
– Как пожелаете! – говорит он и спешит к ящику с игрушками, чтобы положить на мою тарелку пластмассовую еду.
Тут звонит стационарный телефон, и Каролина кричит мне сверху:
– Пожалуйста, не бери трубку, мне сейчас некогда ни с кем разговаривать! Пусть оставят сообщение на автоответчике!
После трех звонков автоответчик включается и начинает записывать сообщение.
– Доброе утро! Это Диана Фаррелл из начальной школы Спрингбрука…
Это уже третье сообщение за неделю, и Каролина влетает в кухню, спеша ответить, пока на том конце провода не положили трубку.
– Здравствуйте, это Каролина.
Она бросает на меня раздраженный взгляд – ох уж эта школьная бюрократия! – и скрывается с телефоном в кабинете. Тедди между тем приносит мне тарелку, на которой навалена груда игрушечной еды: пластмассовая яичница, пластмассовые спагетти и несколько шариков пластмассового мороженого. Я качаю головой и делаю вид, что страшно возмущена.
– Я совершенно уверена, что заказывала бекон!
Тедди с хохотом бежит через всю комнату к ящику с игрушками и возвращается с полоской пластмассового бекона. Я пытаюсь краем уха подслушать Каролинин разговор,
