несу все к столу. Тедди тянется за крекером, и я замечаю, что все ладони и пальцы у него в черных разводах.
– Пойди-ка помой руки, – предлагаю я. – Они у тебя все в карандаше.
Он без единого слова бежит к раковине и моет руки с мылом. Потом возвращается к столу и принимается поедать крекеры.
– Будешь играть в лего?
Следующие несколько дней проходят без потрясений. Мы с Тедди играем в лего и кукольный театр, лепим из пластилина и делаем поделки, раскрашиваем раскраски и строим всякую всячину из конструктора, а также ежедневно ходим в супермаркет. Тедди обожает пробовать непривычную и экзотическую еду. Иногда мы идем в Вегманс и покупаем там хикаму или кумкват – только ради того, чтобы узнать, каковы они на вкус.
Тедди – один из самых любознательных детей из всех, кого я знаю. Он засыпает меня самыми немыслимыми вопросами. А откуда берутся облака? А кто изобрел одежду? А как устроена улитка? Я вынуждена постоянно хвататься за телефон и лезть в Википедию. Однажды, когда мы с ним плещемся в бассейне, Тедди указывает на мою грудь и спрашивает, что это за два пупырышка торчат у меня сквозь купальник. Я небрежным тоном отвечаю, что они часть моего тела, а торчат потому, что твердеют от холодной воды.
– У тебя они тоже есть, – сообщаю я ему.
Он хохочет.
– А вот и нету!
– Еще как есть! Они у всех есть.
Позднее, ополаскиваясь в уличной кабинке под душем, я слышу, как Тедди стучит в деревянную дверцу.
– Мэллори?
– Что?
– А ты можешь увидеть свои девочковые части тела?
– В каком смысле?
– Если ты посмотришь вниз? Ты можешь их увидеть?
– Это сложно объяснить, Тедди. Не совсем.
Повисает долгая пауза.
– Тогда откуда ты знаешь, что они у тебя есть?
Я очень рада, что нас разделяет дверь и он не видит, как я смеюсь.
– Я просто это знаю. Они совершенно точно у меня есть.
Вечером я вскользь упоминаю об этом происшествии Каролине, и вместо того, чтобы посмеяться, она выглядит встревоженной. На следующий день она возвращается с работы с огромной стопкой книг вроде «Это абсолютно нормально!» и «Откуда я взялся?». Они куда более откровенные, чем те, что были у меня в моем детстве. В них приведены подробные определения, что такое анальный секс, куннилингус и небинарная гендерная идентичность. С цветными картинками и прочим. Я осторожно замечаю, что, на мой взгляд, для пятилетки это все же немного чересчур, но Каролина со мной не соглашается. Она говорит, что это основы человеческой биологии и что она хочет, чтобы Тедди узнал факты в раннем возрасте, пока его не дезинформировали друзья.
– Я все понимаю, но куннилингус? Ему же пять лет.
Каролина косится на крестик у меня на шее, как будто дело исключительно в нем.
– Когда он в следующий раз начнет задавать вопросы, просто отправь его ко мне. Я хочу сама на них ответить.
Я пытаюсь убедить ее, что в состоянии ответить на вопросы Тедди, но она недвусмысленно дает мне понять, что разговор окончен, и, открыв шкафчик, принимается греметь посудой. Впервые за долгое время она не приглашает меня остаться и поужинать с ними.
Двухчасовые тихие часы становятся делом все более и более обычным, и я понятия не имею, чем Тедди занимается все это время. Иногда я прокрадываюсь к нему под дверь и слышу, как он разговаривает сам с собой – до меня доносятся странные невразумительные обрывки фраз. А иной раз он точит карандаши или вырывает страницы из альбома. Очевидно, он по-прежнему рисует, но каким-то образом ухитряется прятать свои работы от меня и родителей.
Поэтому в пятницу днем я решаю устроить небольшой обыск. Я дожидаюсь, когда Тедди пойдет в туалет по-большому, поскольку знаю, что у меня будет добрых десять или даже пятнадцать минут (он долго сидит на горшке, листая книжки с картинками). Как только я слышу, что он запирает дверь на защелку, я спешу по лестнице на второй этаж.
У Тедди светлая, залитая солнцем комната, в которой постоянно присутствует легкий запах мочи. Два больших окна выходят на задний двор, и Каролина велела мне весь день держать их открытыми, даже когда включена система центрального кондиционирования; думаю, это позволяет уменьшить запах. Стены жизнерадостного небесно-голубого цвета украшены постерами с динозаврами, акулами и персонажами «Лего фильма». Обстановка состоит из кровати, невысокого книжного стеллажа и комода, так что, можно надеяться, поиски не займут много времени. Впрочем, я кое-что знаю о том, как правильно прятать вещи. На первом году употребления оксикодона я еще жила дома и хранила запасы таблеток и прочих принадлежностей у себя в комнате, рассовав их по таким местам, куда моя мать никогда в жизни не додумалась бы заглянуть.
Я отгибаю ковер, вынимаю с полок одну за другой все книжки, вытаскиваю ящики комода и заглядываю в дырки. Я трясу занавески и забираюсь на кровать, чтобы внимательно осмотреть полог. Я перерываю гору мягких игрушек, большой кучей сваленных в углу спальни, – тут и розовый дельфин, и облезлый серый ослик, и еще какие-то разноцветные плюшевые зверюшки. Я заглядываю под простыню и под наматрасник и даже поднимаю весь матрас целиком, поставив на ребро, чтобы можно было увидеть, что делается на полу под кроватью.
– Мэллори? – кричит из-за двери туалета на первом этаже Тедди. – Можешь принести мне туалетную бумагу?
– Секундочку!
Я еще не закончила. Осталось посмотреть в шкафу. Я перебираю восхитительные одежки, которые нам с Каролиной так ни разу и не удалось убедить Тедди надеть: хорошенькие рубашечки, миниатюрные слаксы и дизайнерские голубые джинсы, крохотные ремешки из натуральной кожи. Потом замечаю на верхней полке три коробки с настольными играми: «Клуэдо», «Мышеловка» и «Сорри!» – и с облегчением выдыхаю, уверенная, что наконец нашла тайник Тедди. Но потом я открываю коробки и, вытряхнув картонные поля, не обнаруживаю ничего, кроме игральных фишек и карт. Рисунков там нет.
– Мэллори! Ты меня слышишь?
Я убираю игры обратно в шкаф, закрываю дверцу и обвожу комнату взглядом, чтобы убедиться, что она приблизительно в том же состоянии, в каком была до моего вторжения.
Потом хватаю в прачечной рулон туалетной бумаги и спешу на первый этаж.
– Вот тебе твоя бумага, – говорю я Тедди через дверь туалета.
Он слегка приоткрывает ее, ровно настолько, чтобы я могла просунуть в щелку рулон.
– Где ты была? – спрашивает он.
– Наводила порядок.
– Ну ладно.
Он закрывает дверь, и я слышу, как щелкает язычок замка.
Все выходные я провожу в убеждении, что у меня разыгралась паранойя. У меня нет никаких доказательств того, что Тедди до сих пор рисует свои картинки. Шуршание за дверью его комнаты может быть чем угодно. Темные разводы у него на руках могут быть следами земли от наших садоводческих экспериментов
