Мама тогда нас домой зазвала на торт, и я не переставал улыбаться, глядя на то, как Лялька прячет глаза и ежесекундно краснеет от смущения.
Братство тоже скоро привыкло к тому, что мы вместе. Кир, поначалу подъебывавший по поводу и без, скоро сдался. Ирка с Лаки внезапно воспылали к Ляльке любовью и, кажется, полноправно приняли её в свой круг. Жабе, как и Балалаю, было похуй. И если Жаба был с головой в своей любви, то Олег проспал всеобщие увлечения, потому что постоянно был под кайфом.
– Нахуй надо, – парировал он, когда Кир подъебнул его насчет онанизма. – Водить гулять, подарки покупать, верность, блядь, хранить. Не, не, нахуй. Я свою свободу так просто не отдам.
– Угу, – буркнула Лялька. – Ты её отдал наркоте.
– Это другое, – уклонился Балалай. – Не путай хуй с пальцем, Наташа.
– Забей на него, – усмехнулся я и, притянув Ляльку к себе, чмокнул в щечку.
– Я тоже, пожалуй, забью, – оживился Балалай, доставая бумажный сверток.
Правда, была у Наташки еще одна черта, которая меня немного смущала. Жуткая ревность. Она меня разве что к столбам не ревновала, да и то я сомневался насчет этого. Она могла запросто надуться на Лаки, когда та подходила ко мне слишком близко или целовала в щеку при встрече. Ревновала к знакомым девчатам, когда мы пересекались на тусовках. Даже к Киру ревновала. Поэтому я ей ничего не сказал, когда получил смс-ку от Леськи. Через день мы созвонились, когда я с Дим Димычем сидел в кафешке напротив универа и трескал пирожки с кофе. Димыч вышел покурить, и я, пользуясь моментом, набрал номер Леськи, как она и просила в смс.
– Привет! – услышав её радостный голос, я невольно улыбнулся.
– Привет, Лесь, – ответил я, стремясь побыстрее покончить с пирожком.
– Ты там ешь?
– Ага, – с трудом сглотнув, я кашлянул. – Уже поел.
– Точно?
– Точно. Как жизнь в Питере? Чего нового?
– Бьет ключом, – от Леськиного радостного голоса внутри все потеплело. Словно она звонила не из холодного Питера, а с какого-нибудь калифорнийского пляжа. – Вчера с друзьями на «HIM» ходили, прикинь? Я Вилле даже пятюню отбила.
– Круто. А к нам Кобзон приезжал, – рассмеялся я. – Балалая его охрана отпиздила, когда он пытался через черный ход на концерт попасть.
– Классика, – рассмеялась в ответ Леська, а потом её голос посерьезнел. – А я вот о тебе думала. Почему-то думала, что ты мой номер удалил. Ну, после тех посиделок у нас дома.
– Я ж не херка, блядь, – фыркнул я, снова заставив Леську рассмеяться. – Хули мне твой номер удалять? Дружить-то никто не запрещает.
– Ну, да. Дружить, – с акцентом на последнем слове ответила она. – А ты там как?
– Нормально. С Димычем зашли пирожками подкрепиться, – я посмотрел через стекло на улицу и улыбнулся. – Он вон тёлку клеит стоит.
– Тоже классика, – в голосе Леськи тоже послышалась улыбка.
– Ты когда в гости заявишься? – спросил я.
– Не знаю, пока. Может, летом, если подработку не найду. Но папка вроде обещал устроить в фирму к своему другу, – ответила она. – А что, соскучился?
– Еще как, – хмыкнул я. – Только теперь без поцелуйчиков.
– А что так? – игриво спросила Леська, причем я уловил разочарованные нотки в её вопросе.
– Мы с Наташкой встречаемся.
– С маленькой? Лялька, вроде, да?
– Ага, – кивнул я, забыв, что говорю по телефону.
– Забавная девчонка, – в голос Леськи снова вернулось веселье, солнце и тепло. – Это хорошо, что не загоняешься и живешь дальше, Миш.
– Ну а ты? – спросил я.
– А я чо, – хихикнула она. – Желающих вон полная парадная. Заебали уже, блядь, стены исписывать. Слушай, а у тебя там деньги на счету не кончатся? Ты ж в Питер звонишь. Давай я перезвоню.
– Да, похуй, – рассмеялся я. – Там уже минус. Потом оплачу со стипухи.
– Ладно, – ответила она. – А аськи у тебя нет? Или мыла, например?
– Мыло есть, но я редко почту проверяю. Только когда к Ирке заваливаемся. У неё ж комп.
– Так на мобилу аську установи. Денег жрет мало, и на связи будем, – загорелась Леська. – Я тебе ссылку пришлю. У тебя какая мобила?
– Сименс М55, – ответил я.
– Заебись. На него можно клиент поставить. А вообще, копи на комп, Мишка. Так веселее будет, – загадочно ответила она, вновь заставив меня улыбнуться. – Ладно, помчу на пары. Очень рада была тебя услышать.
– Я тоже, Лесь, – улыбнулся я. – Не теряйся.
– Ставь аську, и все будет на мази, – повторила Леська и смачно чмокнула в трубку. – Целую тебя в щеку, Мишка. Пока-пока.
– Пока, – я убрал телефон в карман и задумчиво посмотрел в окно. На улице девица записывала Дим Димычу свой телефон, а тот улыбался, как большой и добрый гном, променявший секиру на чувства.
Вечером мы с Лялькой сидели у нас во дворе и слушали, как поет под гитару Балалай, в кои-то веки в сознании. В старенькой покосившейся беседке мы сидели полукругом и слушали сильный и красивый голос Олега. Петь он по-настоящему умел, а уж если песня ему нравилась, то получался настоящий шедевр.
– Мне бы вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною,
Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя;
Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой;
В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны,
Ты краше весны, ты краше весны,
И пьянее лета… – пел Балалай. Его бархатный голос и переливы гитары заставляли замолчать даже Кира, который задумчиво сидел на занозистой скамейке и, поджав ноги, смотрел на небольшой костер, который мы развели на земле, обложив его кирпичами. Местная гопота, любившая доебываться до всех и каждого, проходила мимо, останавливаясь лишь на мгновенье, чтобы просто послушать песню. Ирка и Лаки, с улыбками, негромко подпевали Олегу, и песня становилась все красивее и красивее. Я не рисковал портить её своим голосом, поэтому просто слушал, обняв левой рукой Ляльку, а правой передавая пущенную по кругу бутылку с вином. Лялька тоже молчала, вслушиваясь в слова прекрасной песни «Мельницы». У каждого наверняка были свои мысли на этот счет, и каждый предпочел умолчать о них. Я же почему-то подумал о Леське, которая сейчас жила в «дальней стране, укрытой зимой», вспомнил о нашем с ней разговоре и, мотнув головой, убрал мысли подальше, после чего повернулся к Ляльке, обнял её крепче и поцеловал в макушку.
– Красивая песня, – тихо сказала она, когда Балалай закончил и, пользуясь моментом, подкручивал колки.
– И грустная, – добавила Лаки. Кир, кивнувший ей, вдруг ехидно улыбнулся. – Чего?
– Олежа, – Кир дождался, когда Балалай оторвется от гитары
